ря ни на что.
— Машка, ты что, думаешь, я тебе от руки писать буду? Я ручку уже не помню когда держала. Я тебе что сказать хочу, тетеря — заведи электронный адрес! Сколько лет уже говорю, все без толку. Консерваторша. Ну хоть сейчас, ради меня — ну заведи! Будем переписываться — кто знает, действительно, насколько я здесь застряну? Попроси Сергея, пусть он тебе модем поставит в конце концов на твой ноутбук — живешь как в каменном веке. Ну заведи!
— Хорошо, заведу.
— Господи, что это с тобой? Даже не верится, что ты согласилась. Всего-то и нужно было для этого в Германию уехать. Знала бы, давно бы уехала! Заведи только, не откладывай, и адрес мне эсэмэской пришли — я тебе тут же напишу! Когда заведешь?
— Сегодня.
Непонятно, почему я сказала «сегодня» — дело-то в общем к вечеру, никакого модема у меня нет и не будет, но — сказала.
— У тебя модем появился?
— Нет, я в интернет-салоне заведу.
— Модем поставь!
— Потом поставлю. А пока в интернет-салоне.
— Ну ты даешь! Я не помню, когда ты так была легка на подъем! Правда сейчас пойдешь?
— Правда. Сейчас пойду. Чего ради тебя не сделаешь.
Есть такой интересный эффект — нам когда-то кажется даже говорили о нем на занятиях по психологии, что-то там мелькало на эту тему — когда человек разговаривает по телефону, собеседник его не видит, но он все равно стремится к тому, чтобы его мимика соответствовала словам — улыбается, делает скорбное лицо, как будто боится, что собеседник поглядывает из телефонной трубки и в любой момент может обвинить его в неискренности. Наверное, мимика все-таки передается — может быть, она отправляет дополнительные импульсы в мозг или как там это называется, и все это влияет на интонацию…
В общем, хочешь врать по телефону — ври вдохновенно, не халтурь. И, чтобы Светка не дай бог не уловила в моем голосе эту самую пресловутую «ноту отчаяния», потому что отчаяние в тот момент переполняло меня, как не переполняло ни в один из дней, прошедших с пресловутого понедельника, чтобы она этого не заметила, я попыталась улыбнуться — буквально раздвигая губы пальцами.
— Чего ради тебя не сделаешь. Сейчас и поеду. Возьми свой мобильный, пришлю эсэмэску.
— Пароль только не забудь, растяпа! А то все прахом пойдет.
— Не забуду пароль, иди спокойно развлекайся в свой кабак. А потом пиши — я завтра прочитаю. Ну или послезавтра, когда напишешь.
— Потрясающе, какая ты стала мобильная!
Кабак — это Светкино слово. Она так говорит, и за ней я тоже повторяю — хотя сама, домашняя девочка, никогда по собственной инициативе так не скажу. Значит там, на другом конце света, она сейчас пойдет в кабак с этим мужиком, «средним бизнесменом» — а я поеду в интернет-салон. Я уже пообещала. И это лучше, чем сидеть дома. Можно сказать, что я тоже пойду в кабак. Новая жизнь начинается.
ИНТЕРНЕТ-КАФЕ
Я даже раздеваться не стала — развернулась и пошла. По дороге к метро решила, что в Камергерский или в какое-то подобное место, туда, где свет, сталь, пластик и дорогой кофе, я не поеду. А поеду я туда, где уже была однажды — в компьютерный клуб рядом с Третьяковкой. Это во всех отношениях проще. А потом — потом, на последние деньги, может быть, тоже куда-нибудь в кабак. Там посмотрим.
Народу было много — субботний вечер, школы завтра не будет, все отдыхают. Что ж я, дура, все со школьниками — мне теперь взрослых мужчин надо искать. Ладно, сейчас все сделаем — и пойдем отсюда. Плюс тут один — курить запрещено, дети все-таки. Ни одного взрослого! В углу, правда, сидят какие-то малосимпатичные юноши кучкой — но они, к счастью, заняты своим делом, в экран смотрят — и хорошо, иначе могло бы стать страшно. А мне надо искать мальчика за стойкой, потому что за стойкой сейчас нет никого.
И вот я иду куда-то в глубину — там, за стойкой, дверь, за дверью коридорчик, за коридорчиком — маленькая комната с желтыми грязными стенами. Там ободранный коричневый стол, списанные школьные стулья с тяжелыми железными ножками, постер на стене — кто-то отвратительный, в черной коже, с заклепками и огромными зубами — и чайник кипит. Тут все старое и даже чайник старый — «советский электрический». Тут я нахожу своего мальчика — мальчика за стойкой. «Мальчик» что-то читает, не обращая внимания на надрывающийся чайник, на столе перед ним кружка с кофе, банка из-под йогурта с окурками и круглая коробочка с треугольными плавлеными сырками. Сидит он спиной ко мне, и лица его я не вижу.
— Простите, я хотела бы купить полчаса интернета.
Он отрывается от книги, поворачивается, смотрит сквозь меня, встает, выключает чайник, выливает старый кофе в раковину за дверью, которую я раньше не заметила, берет с полки банку, насыпает кофе, кладет сахар, наливает кипяток и с книжкой в одной руке и с кружкой в другой молча идет в зал. Я иду за ним. Он останавливается на пороге, долго что-то изучает, потом ставит кружку оборачивается ко мне.
— Свободных машин нет.
Я тупо смотрю на несколько пустых мест.
— А как же вот эти?
— А эти не работают. Ничем не могу помочь.
— А скоро будут свободные места? Может быть, кто-то сейчас заканчивает?
— Нет, тут у нас все надолго. В интернете сейчас никого, все играют — это до конца рабочего дня.
— А во сколько вы заканчиваете?
— В десять.
А сейчас восемь.
— Скажите, а у вас рядом тут есть еще где-нибудь интернет-салон?
— Вроде нет. На Ордынке был, но там сейчас ремонт.
— А больше нигде?
— На «Новокузнецкой» есть. Ну и в центре. В Камергерском есть, на «Охотном ряду».
При упоминании о Камергерском у меня, что называется, сводит скулы. Не хочу я туда. Я собралась с духом, чтобы сюда прийти — и нырять в иную воду сил нет, для этого пришлось бы собираться с духом заново. Нет, если я сейчас уйду — никакого интернета, никакого ящика, никакого письма, по крайней мере сегодня. Если я сейчас уйду, то я должна буду искать тот самый кабак, о котором я думала по дороге. А до кабака я пока не дозрела. И, как недавно в церкви, я вдруг без особой надежды на успех иду на приступ.
— Простите, мне очень нужно почту… Я в этом не разбираюсь, к сожалению, и не знаю, где эти салоны — вот ваш знаю, так получилось. Поздно уже, я боюсь, что ничего не найду, а пока буду искать, там закроются тоже все. Может, все-таки найдется машина? Я подожду.
— Нет, девушка. Я же не могу людей сгонять — они уже заплатили.
— А на вашем нельзя?
— Так на своем я сам сижу, он не для клиентов!
— Но вы же сейчас читаете…
Это такая наглость — я никогда бы в жизни не подумала, что способна на такую чудовищную наглость.
— Вы серьезно?
— Очень серьезно. Тем более что мне все равно придется у вас помощи попросить. Понимаете, мне срочно нужно завести почту. А я не знаю, как это делается. У меня вся надежда на вас, правда.
— Ясно. И на каком сайте вы хотите почту?
— Я не знаю.
— Есть «yandex», есть «rambler», есть «mail.ru».
— А на каком лучше?
— На «mail» лучше не надо, его слишком часто глючит, и спама много.
— Глючит?
— Ну, ошибки он выдает.
— Тогда как вы сказали?..
— Давайте на «ramblere» вам заведу.
Он садится за стол и начинает щелкать мышкой.
— Вот вам «rambler», заводите. Справитесь?
— Нет. Боюсь, что нет.
А ведь ты хотела стать самостоятельной! Хотела? Ну так какого же черта ты сейчас опять просишься «на ручки», требуешь помощи от совершенно незнакомого человека? Он не обязан тебе помогать, никто не обязан. Давай сама.
— Ник говорите.
И ник я, разумеется, заранее не придумала. Оставила на потом. Если на фамилию — непонятно на какую, я же собралась разводиться. Имя, которое я не люблю. Кошка собака, цветок. Гиппопотам! Нет, слишком длинно, надо короче. Кошка, кошка, гуляет сама по себе, «Королевская аналостанка»… Нет, «аналостанка» тоже длинно. Что мы там собирались смотреть в последний раз? Одри Тоту? «Женщина для мужчины — если бы не выпендривалась». Пусть будет Одри Тоту, длинно.
— Одри Тоту, «audreyetautou», одним словом.
— Набирайте тогда сами, я не знаю, как это пишется. И потом это наверняка уже занято.
— Тогда пусть будет просто «odri», как по-русски, только латинскими буквами.
— Так?
— Так.
— Пароль вводите. Нет, садитесь, вводите пароль, мне ваш пароль не нужен.
— А что такое секретный вопрос?
— Вводите любой вопрос, «как зовут мою собаку», вводите ответ — это на случаи, если вы пароль забудете.
У меня нет собаки, нет пароля, нет секретного вопроса. Но я уже пишу быстро, потому что мне неловко, он стоит рядом, и ему явно все это не нравится. Как сказала бы моя мама — «ты перешла всякие границы». Пароль — «yurij», так звали папу, секретный вопрос — черт, черт, секретный вопрос!
— Ну, ваш любимый цвет, цвет глаз, девичья фамилия бабушки, любимая страна, что-нибудь!
Я пишу «любимая страна — Франция», хотя это не моя любимая страна. Надеюсь, пароль я не забуду.
— Ну, теперь дальше, там просто.
— Нет, можно дальше вы? Я это буду еще час делать.
Просто у меня все уже плывет перед глазами от напряжения. Он нагнулся и пишет стоя, я продолжаю сидеть.
— Электронный адрес для связи? Есть другой адрес?
— Нет.
— Имя, фамилия.
— А что, надо? Я думала, там только ник.
— Можно любое имя, главное, чтобы было. Хоть мужское.
— Марианна…
— Мари… что? Марина?
— Марина.
— И фамилию — ну, пусть вы у нас будете Иванова, если не хотите свою фамилию писать. Иванова, устраивает?
— Устраивает. — Пол женский, возраст — семнадцать лет, в интернете первый раз, образование высшее, пишем…
— Высшее.
— Сфера деятельности — пусть будут финансы, социальный статус…
— Домохозяйка.
— Домохозяйка в сфере финансов, ясно. Все, девушка, я все заполнил, это абсолютно никому не нужно, все эти данные, их все пишут с потолка. Будете Марина Иванова, не понравится — переправите потом на Анджелину Джоли. Так, занят уже этот ник. Будете менять? Ладно, если не хотите менять, можно, например, поставить внизу две черточки, вот так — «_odri_». Пойдет?