— Пойдет.
— Нет, теперь пароль заново надо вводить…
Проходит еще две минуты. Он стучит по клавишам и щелкает мышью, я сижу, скрючившись, где-то под его локтем. Я сижу слишком близко. Я давно не была так близко от незнакомого мужчины. Я чувствую его запах. Это чужой, незнакомый запах, запах чужого пота, сигарет, запах этого подвала. Сперва это неприятно, но проходит совсем немного времени, и ты понимаешь, что уже привыкла — еще немного, и ты перестанешь обращать внимание на этот запах. Ты уже сжилась и претерпелась.
— Вот ваш ящик, пишите письмо.
— Спасибо, писать мне не нужно, мне только адрес.
— И все? Вам не нужен интернет?
— Не нужен. То есть пока не нужен. Сколько я вам должна?
— Нисколько. Адрес запишите себе, и пароль, а то потом не вспомните.
— Спасибо.
Я записываю адрес в телефонную книжку и неловко вылезаю из-под его руки — достаю мобильный телефон и, подглядывая в бумажку, пишу эсэмэску Светке.
— Вам получать сейчас, что ли, надо будет?
— Да, может быть. Спасибо вам огромное.
— Не за что. Если хотите — подождите, пока дойдет, потом проверите.
Я медлю с ответом — медлю, потому что стесняюсь сказать «да». Я уже поняла, что хочу сказать «да» и остаться.
— Кофе хотите?
— Да.
Ну вот, я сказала свое сакраментальное «да». Назад пути нет.
— Пойдемте.
Мы опять идем по коридору, заходим в комнату, я сажусь, он включает чайник, садится и начинает раскачиваться на стуле.
— Кофе растворимый, мне все равно, но вас на всякий случай предупреждаю.
— Спасибо.
— Со «спасибо» все ясно. Случилось у вас что-то?
— Почему вы так думаете?
— Да уж больно вы трепещете. Я сперва решил, что на сайт знакомств письмо отправляете. Так?
— Нет. А что, неужели на это похоже?
— Похоже. Вы похожи на женщину, которая изменяет мужу. Впрочем, это меня не касается, это ваши дела.
— У меня подруга уехала в командировку и там задержалась. Я волнуюсь за нее. Она обещала написать, что там произошло. То есть ничего серьезного… но просто надо узнать, что и как, и когда она собирается возвращаться.
Это все почти правда.
— Ясно. А вы что, никогда интернетом не пользовались в жизни? Как это вы умудрились?
— Да нет, было пару раз. У вас как раз в клубе — я его как-то случайно нашла, и теперь сюда пришла, благо хоть дорогу знаю.
— Хорошо живете, если вам интернет не нужен.
— Уже нужен, как видите. Кстати, вы не знаете, интернет — его можно подключить к ноутбуку?
— Все можно. Модем нужен — и пожалуйста. У вас дома евророзетка, телефонная?
— Не знаю.
— Ну, там уже не розетка, там сбоку втыкаются такие плоские наконечники.
— Кажется, да.
— Тогда все просто — покупаете модем, в любую мастерскую — вам его подключат, а дома вы в розетку сами воткнете. Или без мастерской — муж небось сам подключить сможет.
— Я не замужем.
Он смотрит куда-то в сторону, но в складках у губ, вот там, внизу — там появляется какая-то неуловимая презрительная ирония. Он меня презирает. Он думает, что я лгу.
— То есть я уже не замужем. Я разведена.
— Ясно.
Третий раз он произносит это свое «ясно» и, кажется, больше вопросов не будет. Его это не интересует. Он идет наливать кофе, и я вижу, вижу по этой спине — может быть, я преувеличиваю насчет спины, но я уверена — что и правда не интересует. Да кто я такая, в конце концов, чтобы его это интересовало? И он не слишком похож на бабушек на лавочке, готовых обсуждать чужую личную жизнь.
Кстати, у нашего подъезда тоже есть такие бабушки — повезло в кавычках, сейчас ведь они не так уж часто уже встречаются. И мне еще придется выдержать это подъездное обсуждение. Пока они думают, что Сережа уехал в командировку. Меня уже спросили об этом вчера — я промолчала, притворилась, что тороплюсь. Интересно другое — меня сейчас гораздо больше волнует, что думает обо мне этот незнакомый человек, чем тот факт, что я впервые сказала, что я в разводе, признала это, прежде всего для себя — вот что интересно.
— Вот сахар. Вы действительно Марина?
— Действительно.
Это опять почти правда, я почти не лгу. Если всю жизнь я была Машей, будучи по паспорту Марианной — то почему бы мне сейчас не быть и Мариной, ведь это почти одно и то же, почти. Марина — значит «морская». Мария — «госпожа», а по другим сведениям — «горькая». Госпожой я уже побыла. Горько мне было. Я все взяла от этого имени. Попробуем теперь по-другому.
И мы пробуем. Два часа мы говорим обо всем. О чем угодно. О кино, о музыке, о литературе, о компьютерах, о политике. Я знаю, на что это было похоже. В фильме «Вне поля зрения» Джордж Клуни и Дженифер Лопез вот так же разговаривают, лежа в темноте, в багажнике, со связанными руками — о кино. Обсуждают старые фильмы, которые оказались общими — хотя пять минут назад они не подозревали о существовании друг друга. Я ни разу, за все годы жизни с Сережей так долго не говорила обо всем. И уже не важно, в чем мы совпали, а в чем нет. Последнее, что мы обсуждаем — фильм «Вам и не снилось» и пломбир в вафельном стаканчике — тот, прежний. Он оказался на три года младше меня.
На часах уже десять — он выходит в зал и довольно долго разгоняет последних игроков. Я проверяю телефон — Светка прислала мне эсэмэску, говорит, что пьяна и напишет мне завтра. Надо думать, что делать сейчас.
— Ну что, почту проверять будешь?
— Нет, она завтра напишет. Завтра вы работаете?
— Работаю. Давай, может, на «ты»?
— Давай. А как тебя зовут?
— Иван.
— Ваня?
— Нет, просто Иван. Я так привык.
— Хорошо, раз привык… Ну, я тогда завтра приду, к вечеру, наверное. У вас по двенадцать часов смена?
— Двое через двое. Я сегодня здесь ночую.
— Где здесь?
— Прямо тут, на полу. Спальник есть, мы им все пользуемся, если переночевать надо.
— Ты живешь далеко?
— Нет, близко как раз. У меня там комната в коммуналке — но я ее сегодня другу на ночь отдал.
— В смысле — отдал?
— В смысле он с девушкой. Им приткнуться негде. А я все равно работаю. Эти ушли — теперь можно ночь спокойно работать, а утром покемарить, пока никого нет.
— А что ты будешь делать?
— Книжку перевожу про траву — денег хочу, чтоб летом можно было дернуть куда-нибудь.
— Про какую траву?
— Наркотики. Легальная книжка, общедоступная — вроде издатель на нее нашелся. Друзья перевод подкинули. А ты вообще чем занимаешься, домохозяйка?
— Я ничем не занималась. А сейчас как раз работу ищу. Мне бы редактором. Или хотя бы корректором.
— Это гроши. И надо отсиживать.
— Пусть отсиживать. Я не против.
— А я против. Всю жизнь делаю так, чтобы нигде не отсиживать.
— А здесь?
— Здесь не жалко. Времени много, делать тут ничего не надо, в галстуке ходить не надо, начальства нет. Это наш клуб.
— Ты что, владелец?
— Не владелец, но почти. У меня его друзья когда-то открыли. Денег, правда, считай что нет — но зато все свои и до дому два шага. Инета сколько влезет, оборудование хорошее. Надоело — в любой момент можешь свалить, только предупреди, хоть за день — нагуляешься, потом вернешься. Я эту работу на черный день держу — когда нет другой и когда не гуляю.
— А как ты гуляешь?
— Еду куда-нибудь стопом. В том году всю Европу простопил.
— Европу?!
— Покупаешь «шенген» и дуешь. Денег много не надо.
— А почему ты в коммуналке живешь?
— Потому что есть коммуналка. Мне хватает.
— А деньги?
— Что деньги?
— Ну, деньги тебя же интересуют?
— Деньги сами по себе не нужны. Я вообще без денег могу жить. И живу, собственно. Деньги нужны на что-то — на проект, замутить что-нибудь. Ну, тогда надо искать тех, у кого есть деньги — и брать.
— Как — брать?
— Ну не грабить, конечно — зачем грабить? Язык подвешен, мозги есть — значит, те, у кого их меньше, дадут тебе денег. У нас пока еще мало дают — вернее, дают, но не те, кто дает на Западе. Приятель один у меня денег получил на поездку за ржавыми тазами — ездил, собирал, устроил выставку — деньги немцы дали. Но и у нас тоже можно найти, искать только надо.
— И ты ищешь?
— Искал и находил. Но лень обычно. Вот сейчас покантуюсь тут — потом что-нибудь выдумаю, когда надоест. Ты куда?
— Пойду.
— Тебя что, дома ждут?
— Нет. Меня никто не ждет.
— Так зачем идти? Оставайся.
— Тебе же работать надо.
— Работа не волк. И ты мне не мешаешь. Оставайся, можешь спать в спальнике, я все равно за компом буду. Ты же не хочешь уходить, я вижу.
— Не хочу.
— Ну и не уходи. Тебя же не гонит никто. Есть хочешь?
Это уже был совершеннейший бред. Но ведь раз в жизни — раз в жизни можно и бред.
— Если есть хочешь, надо сходить за жратвой. Можно в магазин, можно в «Мак». Ты что пьешь?
— Все пью.
— Ну, можем взять что-нибудь, если хочешь.
— А ты хочешь?
— Мне все равно. Бывает завод — хочу напиться, хочу накуриться… А сейчас можно по всякому.
— Тогда пойдем в магазин.
— Пойдем.
Он надевает куртку, я поднимаюсь — в дверях мы сталкиваемся, он берет меня за голову, поворачивает к себе и целует — сильно и быстро. Потом мы отрываемся друг от друга и идем рядом — совсем немного, до конца коридора. Там мы оседаем на пол и начинается неизбежный обряд расстегивания крючков и пуговиц. Мы почти не целуемся, мы часто дышим, мы торопимся добраться до тела. Добравшись, мы сталкиваемся — каждый сантиметр нашей поверхности стремится соединиться с другим сантиметром.
Мы складываемся с костяным стуком, как две доски — каждый раз, когда освобождается грудь, рука, нога. Складываемся — и вновь отталкиваемся. И вот, когда мы уже полураздеты, когда пальто, куртка, сапоги, брюки, ботинки, все это уже валяется рядом, и в спину мне впивается какой-то предмет, лежащий на полу — мы начинаем движение друг к другу. Это движение длится вечно, действительно вечно, все так, как пишут, как рассказывают — времени нет. Времени не существует, пространства не существует — но когда все заканчивается, осознаешь, что все было очень быстро, что мы лежим на полу в коридоре и ч