— Мне все равно. Мстить я не хочу.
Тут я вспоминаю про роман, и думаю, что в общем-то я уже отомстила — я все рассказала, не здесь, так там.
— Мне все равно, что ты будешь делать. Хочешь — можешь сказать ему, хочешь — еще кому-то. Кассет у меня нет. Женщину эту трогать нельзя. Сажать Сергея в тюрьму — ты же говоришь, что это подсудно — у меня нет ни малейшего желания. Он меня просил молчать — я не молчу, но мне вот этого, того, что я сказала тебе, достаточно. Прости, что перевалила все на тебя. Ты сам спросил.
Мы встаем и идем к метро. Говорить нам сейчас больше не о чем.
— Ты где сейчас живешь?
— Там же. Он оставил мне квартиру. По крайней мере до развода я живу там, если он не захочет что-то изменить…
Борис изумленно на меня смотрит.
— Нет, нет, не в этом смысле. Насчет квартиры. В этом смысле ничего уже изменить нельзя. Я к нему не вернусь.
— Квартиру он тебе оставит, — резко обрубает Борис.
— Да я сама теперь уже не знаю, хочу ли этого. С тех пор как поняла, на какие деньги она куплена.
— А на что ты живешь, деньги, кстати, у тебя есть? Ты работаешь?
— Сейчас — да.
— А где?
— В издательстве. Ну, то есть я там не работаю — я роман для них пишу.
— Так у тебя же нет наверняка денег?!
— Сейчас уже есть, не волнуйся. Мне очень повезло, я заключила хороший контракт, договор на книгу. Мне, наверное, вообще повезло, что все это выяснилось и я разошлась с Сергеем. Я с ним видела одну сторону жизни, сейчас — другую, и я не жалею.
— А я даже не знал, что ты пишешь романы. Получается?
— Не знаю пока. Напишу этот — а там дальше видно будет. Надеюсь, что не пропаду.
— Маша, я тебе позвоню завтра, обязательно.
— Ты не переживай. Это все бывает, со мной все будет в порядке, а у тебя свадьба. Я не хочу тебе все портить.
— Да что уж… Я виноват перед тобой.
— Ты-то в чем виноват?
— Во всем. Друг, называется. Маша, прости. Я правда позвоню завтра.
— Не за что мне тебя прощать, ты меня прости.
И я отправляюсь домой — готовить свою изощренную месть, которая будет издана тиражом в несколько десятков тысяч экземпляров. А ведь я не собиралась мстить, я просто хотела выжить. Вот и Сергей, наверное, ничего такого не хотел — он просто хотел выжить. Вот и погуляли. С первым апреля.
СЦЕНА
Борис позвонил на следующий день вечером и стальным голосом сказал, чтобы я обязательно приходила к нему на свадьбу. И что Сергея там не будет. Я обещала.
А чуть позже позвонил Василий Игоревич и самым деловым тоном осведомился, как обстоят дела с романом. Потому что прошло уже довольно много времени — и я, конечно, могу располагать собой, но хотелось бы знать, по крайней мере, что у меня есть план действий. Сказал, что все немного волнуются, потому что прошел месяц после подписания договора, а никакой уверенности, что работа идет, нет. Еще раз предложил свою помощь, синопсисы, редакторов, даже «литературных негров», если надо. Я ответила, что работа идет, что я пишу и что осталось уже всего несколько глав.
Он не поверил. Не верил, что начинающий автор может работать так быстро. А мне кажется, что именно начинающий так быстро и может работать — тем более в том случае, если для него написание этого текста — вопрос выживания. Не финансового, а чисто психологического — написать и забыть. Когда я поставлю точку, я окончательно избавлюсь от этой истории.
— Но можно хоть посмотреть? Я понимаю, что «дуракам полработы не показывают» — но я все-таки не совсем дурак, Анна Юрьевна. Я потрясен вашей решительностью, вы очень ответственно подошли к делу, и я понимаю, что вы опасаетесь давления — но я обещаю даже не пытаться влиять на вас в плане каких-то изменений, пока вы не закончите работу. Просто дайте посмотреть, хотя бы часть. Я понимаю, что потом многое может измениться, но все-таки.
— Вряд ли что-то изменится. Через неделю, максимум через две я отдам вам весь текст. Он будет небольшой по объему, но плотный.
— И прекрасно. Но, простите, не могу удержаться — любопытство разбирает. Я очень нетерпеливый человек, если вы заметили.
— Нет, не заметила. Мне казалось, что как раз довольно терпеливый.
— Это только с вами. В случае с вами я стараюсь сдерживать свое нетерпение.
Это был очередной намек, кажется? Но сейчас мне не до него.
— К работе это не относится. Очень прошу вас, ну дайте хотя бы кусок любого объема, чтобы хотя бы отчасти представить себе сюжет и стиль, стиль, главное.
Я решила, что хуже уже не будет, тем более что в противном случае мне начнет названивать Людмила и придется обсуждать все с ней, а это совершенно лишнее сейчас — и согласилась отправить ему текст по электронной почте. Отправила и стала работать — как машина, как механизм — быстрей, быстрей, к концу. Я писала иногда уже по две главы за день.
Назавтра он позвонил снова — и попросил разрешения приехать.
— Не сейчас, Василий Игоревич, мне некогда. Я не хочу останавливаться. Я хочу закончить.
— Я понимаю. Я прекрасно понимаю вас. Очень хорошо понимаю. Поэтому никуда не зову и не хочу даром тратить ваше время — я мог бы пригласить вас куда-нибудь, но только в том случае, если вы сами хотите отвлечься и развеяться.
— Нет, не хочу ничего сейчас, простите.
— Охотно прощаю. Потому и напрашиваюсь в гости — ненадолго. Чем вам ехать ко мне, терять время, или идти куда-то… Я просто хотел сказать вам несколько слов, но не по телефону. Позвольте мне заехать к вам после работы, на полчаса.
— У меня не убрано.
— Это не страшно. Я вообще никуда не буду смотреть, только на вас, обещаю. И совсем ненадолго. Если дадите чаю на кухне, буду благодарен. И сразу же уеду. Поверьте, я буду последним идиотом, если стану вам мешать — вы же на меня работаете.
В общем, вечером у меня намечались гости — и надо было отрываться от компьютера, убираться и одеваться.
Но от компьютера оторвалась я в результате уже после семи, и, наскоро пропылесосив пол и запихав в шкаф вещи, побежала в ванную. Через пять минут выскочила, в халате и с мокрой головой — одеваться, сушиться, краситься… Выскочила полуголая — а в коридоре стоит Сергей. Стоит и на меня смотрит.
Очень долго мы так стояли, молча. Я заворачивалась в халат все глубже и глубже — а потом наконец очнулась и пошла на кухню.
— Ты бы хоть поздоровалась.
— Здравствуй. А как ты вошел?
— Ну, у меня же есть ключ.
— Ты мне его отдал.
— Подумаешь, был еще один.
Я села в углу, у окна — больше ничего придумать не могла, хотя, если он настроен решительно, это самое плохое место — отсюда не выбраться. Это только когда смотришь детектив, думаешь — что же ты дурак, забился в щель, там же ловушка. В жизни думать некогда, все сами идут в ловушки.
Он стоял в дверях, смотрел почему-то на наши кухонные полки, раскачивался с носка на пятку. Я знаю эту его манеру, я скучала по ней. И по нему скучала — сердце не камень. Вот по этим привычным, ничего не означающим жестам скучала. По тому, как он поднимает руку, когда открывает дверцу шкафа, как завязывает галстук, как оборачивается на пороге, уходя на работу… Впрочем, все это лирика. Кажется, он выпил — но он не был пьян, он был просто «слегка на взводе».
— Ничего не поменяла, все как было оставила.
— Ничего не меняла, некогда и незачем.
— А почему некогда, работу нашла?
— Нашла.
— А где, если не секрет?
— В издательстве.
— Молодец. Сама нашла, никто не помогал?
— Практически сама.
— Молодец. Молодец, Машка.
— Чаю хочешь?
Вот так, вместо того чтобы поить чаем Василия Игоревича, я стала заваривать его для Сергея. Просто, как будто и не было ничего. Он сел на свое обычное место, я стала доставать чашки.
— Как живешь?
— Нормально. Работы много.
— Это хорошо.
— А ты?
— А я уже нет.
— Что — нет?
— Не нормально.
— Почему?
— Ну, во-первых, потому что без тебя…
— А для тебя это имеет значение?
И вот тут сразу стало видно, как он завелся. Хотя внешне это практически ни в чем не выражалось, он завелся внутренне — но я-то знала, как это у него бывает, все-таки за пять лет я успела узнать его разным, несмотря на его ровный, казалось бы, характер.
— Для меня — имеет. Для меня это имеет очень большое значение. Ты это могла понять и в прошлый раз.
— Хорошо, это я понимаю. А во-вторых?
— А во-вторых, я сегодня по твоей милости остался без работы.
Значит, Борис ему все сказал. И не только ему, видимо. До этого момента я могла думать, что он просто не позвал его на свадьбу.
— Борис вчера припер меня к стенке. Не знаю, сам он все раскопал, или ты где-то нарыла…
— Что нарыла?
— Да ты же сама знаешь. А не знаешь — и не важно. В общем, можешь радоваться — с работы меня уже уволили. И из коллегии, скорее всего, исключат. До решения, конечно, еще далеко — но мне уже было заявлено, неофициально, что оно будет. Остается только молить бога, чтобы этот идиот не раскопал кого-нибудь, кто подаст на меня в суд.
— А он собирается?
— Кажется, нет. Но, судя по твоей реакции, вы с ним это все обсуждали.
— Обсуждали. Я его встретила позавчера на бульваре.
— И все рассказала…
— А почему, собственно, было не рассказать? Он меня спросил, куда я пропала и стал говорить про какую-то новую работу, которую я якобы нашла… Что мне было врать? Я не хотела врать.
— Ну понятно. Ты встретила своего любимого Борьку и выплакала ему все в жилетку.
— Не выплакала. А спросила и сказала.
— Что спросила?
— Хотела узнать, такой же он, как ты — или все-таки нет.
— В тебе появилась страсть к психологическим экспериментам. Это что-то новое.
— Во мне вообще появилось много нового. Я должна быть тебе благодарна, благодарна за то, что мы разошлись — столько есть нового, оказывается, о чем я никогда не подозревала.
— Интересно жить, да? Это хорошо. Жить очень интересно. Мне всегда было интересно жить.