– Уж мне об этом можете не рассказывать, – вздохнул Торн. – Они издают слишком много книг. А потом жалуются, когда отдельные издания у них еле расходятся. «И кто, по-вашему, тут виноват?» – спрашиваю я у них. А они только смотрят на меня в ответ ничего не понимающим взглядом. Конечно, они считают, будто это люди виноваты, что не покупают их книги.
– Люди далеко не всегда делают то, что от них хотят, – улыбнулся Ульф.
– Помните «Правду»? – спросил Торн. – Русскую газету? У них, если не ошибаюсь, был самый высокий в мире тираж. Но только потому, что люди были вынуждены читать эту самую «Правду». Больше читать было особенно и нечего, и потом, как я понимаю, осмотрительные люди всегда держали под рукой экземпляр «Правды», просто на всякий случай.
– Какие были времена, – отозвался Ульф. – Плановая экономика.
Торн выжидательно посмотрел на него.
– Вообще-то, – сказал Ульф, – я пришел сюда не за книгами: мне хотелось бы задать вам пару вопросов.
Торн замялся.
– Понятно… Что ж, не знаю, смогу ли я быть вам полезен, – он неопределенно помахал вокруг себя рукой. – Сижу здесь целыми днями, ничего не вижу. Если через дорогу начнут грабить банк, я, наверное, даже этого не замечу.
– Это не имеет отношения к тому, что вы могли заметить, – ответил Ульф. – Мне нужна информация об одном авторе.
Торн просветлел.
– Что ж, думаю, здесь я смогу вам помочь. О каком времени идет речь? Девятнадцатый век? Двадцатый?
– О современности, – сказал Ульф. – Он ваш знакомый – по крайней мере, мне так сказали.
Торн посмотрел на него с недоумением.
– Среди моих знакомых не так много писателей. Их книги, конечно, я знаю, но в литературных кругах как-то не вращаюсь. Ни сейчас, ни в прошлом.
– Нильс Персонн-Седерстрём, – сказал Ульф.
Торн рассмеялся.
– Ах, Нильс! Да, мы с ним старые знакомые. Просто, наверное, я думаю о нем скорее как о друге, чем о писателе, – тут он замолчал и сделался серьезен. – Только не говорите, что наш хулиган натворил что-то по-настоящему плохое, – он покачал головой. – У меня всегда было ощущение, что его образ жизни до добра не доведет.
Ульф заверил его, что Нильсу никакие неприятности не грозят.
– Нет-нет, Нильса мы ни в чем не обвиняем.
Торна это не убедило.
– Обвинений нет? Тогда почему вы… – не договорив, он вопросительно посмотрел на Ульфа.
– Тот факт, что мы задаем о ком-то вопросы, – пояснил Ульф, – совершенно не означает, что у этого человека имеются неприятности. Конечно, довольно часто так оно и есть, но в данном случае – в этом я могу вас уверить – это решительно не так. Нильсу абсолютно ничего не угрожает.
– Так почему вы тогда меня о нем спрашиваете?
– Побочное расследование, – ответил Ульф. Термин он изобрел тут же, на месте, но прозвучало это весьма весомо. Но, может быть, ему стоило пояснить. – Побочное расследование – это когда нам нужно получить сведения об одном человеке, чтобы расследовать действия другого – если вы понимаете, что я имею в виду.
– Так, значит, на Нильса у вас ничего нет? – в голосе Торна все еще звучала тревога.
– Абсолютно ничего, – ответил Ульф.
Торн явно расслабился.
– Вы уверены, что не хотите чашечку кофе? – спросил он. – Мне кажется, у меня есть без кофеина. Могу попробовать его откапать.
– В таком случае, – ответил Ульф, – будем считать, что это побочная чашка.
Торн опять рассмеялся, и, поднявшись, отошел в глубину магазинчика, где была небольшая кухня. Ульф взял со стойки книгу, которую читал Торн: «Возвращаясь к «Лолите». Положил обратно. Потом взял опять и наугад перелистнул несколько страниц. Прочел пару фраз и закрыл.
– Вы с молоком пьете или без? – крикнул с кухни Торн. – Потому что молока нет.
– В таком случае – без, – отозвался Ульф.
На стойке лежала еще одна книга. Ульф повернул голову, чтобы прочесть название: книга лежала вверх ногами. «Красотка. Дневник юной леди». Чувствуя себя неловко, он отвел глаза. Он работал детективом уже много лет и все еще ощущал неловкость, когда совал нос в чужие дела. Это было все равно что открыть кому-нибудь рот и заглянуть внутрь или попросить человека снять всю одежду. Это было нарушение личных границ. И все же он обязан был это делать; именно за это на его счет в Сведбанке ежемесячно приходили деньги от государства.
Торн вернулся с двумя чашками кофе.
– Яванский, – сказал он.
Ульф кивнул.
– Я лично не в силах определить разницу, но, думаю, она есть. Колумбийский. Яванский. Западноафриканский. Полагаю, есть люди, которые их различают.
– Погодите, – сказал Торн. – Я сейчас вам найду, на что поставить чашку. – Опустив собственную чашку на «Возвращаясь к «Лолите», он принялся копаться в ящике стола. – Вот, – он положил подставку на стойку перед Ульфом.
Ульф поставил чашку. Кофе был слишком горячим – люди вечно делали слишком горячий кофе; буквально все, кроме госпожи Хёгфорс, которая подавала кофе совершенно холодным.
– Ну так вот, – сказал Торн. – Нильс. Что вы хотите знать?
Ульф спросил, когда они с Нильсом познакомились.
– Бог его знает, – ответил Торн. – Мы, знаете ли, ровесники. Родились в один и тот же год, на самом деле даже в один и тот же месяц. У него день рождения на десять дней раньше, чем у меня. Вот как-то так. Вместе учились в школе, и не один год, а потом его родители взяли и переехали в Гётеборг. Ему тогда было лет шестнадцать – папа его занимался перевозками. И мы с тех пор не виделись, а встретились снова, когда обоим было уже за двадцать.
– А вы очень дружили в детстве? – спросил Ульф.
– О, да. Мы… Как там сейчас говорят? Чилили вместе.
Ульф кивнул.
– В этом возрасте если уж дружишь с кем-то, – то неразлейвода. Дружба значит очень много, верно?
Торн задумался.
– Неразлейвода, да, но… Короче, ссоры тоже бывают довольно напряженными. Наверное, это закономерно – при такой тесной дружбе. Переживаешь все очень остро.
Да, подумал Ульф, вспомнив первое в своей жизни предательство: он тогда обнаружил, что его не пригласили на вечеринку к его лучшему другу. Ему тогда было пятнадцать, и его друг – Каспер Берггрен – по необъяснимым причинам не позвал его к себе на день рождения. Ульф ничего не понимал; он был глубоко задет. И только уже потом он узнал, что причиной послужил интерес Каспера к Элисе Чельссон, девушке, которая по секрету призналась подруге, что ей нравится Ульф. Весть об этом быстро разнеслась в построенном на слухах мире тинейджеров, и Каспер осознал, что если он хочет как-то сблизиться с Элисой, то Ульфа необходимо убрать со сцены. Именно поэтому Каспер отправил приглашение Элисе и проигнорировал Ульфа. Каспер, конечно, и не догадывался, что единственная причина, по которой Элиса приняла его приглашение, – это надежда на встречу с Ульфом, потому что всем было известно, что они с Каспером – неразлучные друзья. В результате с вечеринки она ушла почти сразу же: Касперовы достижения были ей неинтересны. Ульф после этого перестал общаться с Каспером; так и кончилась их дружба, по крайней мере, до тех пор, пока им не исполнилось по восемнадцать лет, а с отцом Каспера произошло несчастье. Харальд Берггрен был инженером-электриком; в приступе рассеянности он приставил свою металлическую стремянку к проводу, находившемуся под напряжением – с предсказуемым результатом. Ульф – единственный из друзей – из сочувствия к Касперу написал ему записку. «Дорогой Касп, – говорилось в записке, – мне ужасно жаль, что с твоим папой такое произошло. Жаль, что так получилось. Твой друг Ульф». Этого было достаточно, чтобы они вновь стали друзьями. Камень преткновения исчез, потому что Элиса Чельссон – которая все еще питала к Ульфу теплые, но исключительно дружеские чувства – вдруг сделала открытие, что она на самом деле предпочитает девушек. «Ничего личного, – сказала она как-то Касперу, – просто парни, ну, они гораздо скучнее девчонок. Я не о тебе говорю – ну, на самом деле, вообще-то, о тебе, – но ты понимаешь, что я имею в виду».
Поток этих мыслей настолько увлек Ульфа, что следующей реплики Торна он не услышал.
– Простите, – сказал он. – Я тут задумался над тем, что вы сказали о напряженных отношениях между подростками.
– Я сказал: «Мы снова подружились, когда нам было уже за двадцать». Снова начали общаться.
– Понятно. А потом?
Торн задумчиво уставился в окно, мимо книги, которую должен прочесть всякий, у кого есть электричество.
– Потом? Мы видимся время от времени. Он сюда заходит.
– За книгами? – спросил Ульф.
Торн замялся. Это была маленькая, очень короткая заминка, но Ульф заметил.
– Да, бывает.
Ульф отпил глоток кофе.
– А что за книги он читает?
Торн отвел глаза от окна и посмотрел на Ульфа с несколько озадаченным видом.
– Правильно ли это – рассказывать о предпочтениях своего клиента? Не уверен, как тут следует поступать с точки зрения этики.
– Не вижу в этом никакого вреда, – ответил Ульф.
– Книги ему нужны для его исследований, сказал Торн. – Он пишет про… Ну, вы знаете, о чем он вообще пишет – все это знают. Мужчины, совершающие Поступки с большой буквы.
– Но я так понял, что он делал все то, о чем пишет, – ответил Ульф. – Что он слонялся по всяким злачным местам, затевал драки, ловил рыбу на Карибах и всякое такое.
Торна это позабавило.
– Да, он и в самом деле всем этим занимается. Не знаю, читали вы тот его роман, где главный герой – охотник на акул из Антигуа? Помните?
– Он там еще пьет? – переспросил Ульф. – Ловит акул и пьет?
– Да-да, этот. Ну так вот, Нильс поехал туда и жил у этого парня – охотника на акул – в его в хижине. И вот они ловили акул, пили ром – весь набор, короче. Исследование он провел очень тщательно. Но…
Ульф ждал.
– …но он и вправду так живет, понимаете? Он это все делает потому, что ему это нравится. Вот такой он человек.
Ульф снова потянулся за чашкой.
– Я недавно читал одно его интервью. Автор статьи называл его Эрнестом Хемингуэем и Норманом Мейлером в одном флаконе.