— Не сомневаюсь. Я думаю, мало кто действительно все четко понял, но убеждена, что ни один из видевших премьеру не сможет теперь смотреть на Сосновцева без отвращения. Это уже нечто на уровне физиологии или, например, мистики.
— Интересно, а сам он заметил? То есть Сосновцев.
Марина покраснела.
— А я ему сказала, представляешь? Видала дуру?
— Зачем?
— Не знаю. Разозлил очень. Да еще нервы были на пределе, да и выпила. Самой теперь стыдно, но сделанного не воротишь. Возможно, он мне не поверил — он ведь такой самодовольный!
Они помолчали в раздумье, затем Вика попыталась вернуть разговор в прежнее русло.
— Ты вроде опять отвлеклась от мысли. Итак, ты якобы волнуешься, что Сосновцев расскажет следователю о том, как Евгений Борисович тебе угрожал. И что?
— Я захочу отвести от себя подозрение. И вот тут пригодится открытый люк. Предположим, он был открыт случайно, но я-то постараюсь сделать вид, будто это не так! Я доложу следователю о люке, причем так, чтобы он обратил на него внимание. И получится, что убийца не я, а кто-то, кто имел повод не только вчера, но и позавчера. Например, Галина Николаевна или Денис. Логично?
— Вроде бы.
— Так вот! Я про люк говорить не собираюсь, ты тоже не говорила. А если убила Наташа… ну или Тамара Петровна… короче, кто из них убил, тот про люк и расскажет.
— А если никто не расскажет?
— Значит, люк был открыт не случайно, а убийца — Галина Николаевна или Денис. Или мы кого-то пропустили?
— Что значит — пропустили? — уточнила Виктория Павловна.
— Из сидевших за нашим столом. Я думаю, стоит ограничиться ими, ведь Евгений Борисович определенно обращался к кому-то из нас. Согласна?
— Ну… Талызин тоже собирается допрашивать только нас.
— Видишь, мы со следователем мыслим одинаково! Я горда. Итак, давай считать по пальцам. Кто там сидел? Я, Сосновцев, ты, Обалдевший поклонник, Таша, Кирилл, Дашенька, Денис, Преображенский и его жена. Как здорово все разбились по парам!
— Еще Тамара Петровна.
— Да, точно. Давай с нее и начнем. Она была уверена, что ты ее прогонишь, дабы не лишиться Преображенского, а вот если он погибнет, ты ее, разумеется, оставишь. К тому же она часто бывала в подсобке и имела больше всех возможностей там помухлевать. И если бы она назначила встречу, то именно там, в своем любимом месте.
— Все так, правда. Но, Марина, неужели ты считаешь, что из-за такой ерунды она бы убила человека? Ну подумай сама!
— Для тебя студия — ерунда? А если бы тебяоттуда выгнали?
— Ну не сравнивай! — возмутилась Вика. — Это моястудия.
— Зато Тамара Петровна страшно обидчива. Евгений Борисович часто ее унижал, и она вечно плакала. Другие либо не обращали внимания, как ты, либо давали сдачи, как я, а она принимала все близко к сердцу. Возмущение копилось, копилось и перешло предельную грань.
— Но она так переживала, когда узнала о его смерти! Говорила, что театральный мир осиротел…
— А по-твоему, ей стоило сказать — «ну наконец-то!»? — съязвила Марина. — Кстати, я тут вспомнила — она на банкете надолго выходила из-за стола.
— А кто не выходил?
— Да, ты права, все мы как-то разбредались. Или был кто-нибудь, кто постоянно сидел на месте? Я не припомню, потому что я тоже не сидела.
— И я.
— Жалко. Короче, Тамара Петровна имеет и мотив, и возможность, причем мотив известен всем. Таким образом, если убийца — она, то она должна постараться обратить внимание следователя на открытый люк, чтобы его запутать. То же самое про Ташу. Правда, ее мотив известен только тебе да теперь мне, но и этого достаточно. Ведь ты в хороших отношениях со следователем, и представляется естественным, что ты ему все расскажешь.
— Не расскажу! — вставила Виктория Павловна.
— Но она-то этого не знает! Поэтому обратить внимание на люк выгодно и ей. Господи, хоть бы это была не она! Такая хорошая девочка…
— Конечно, не она.
— Тогда Галина Николаевна. Ты меня убедила, она действительно должна страшно ревновать. Преображенский так демонстрировал свою любовь к Дашеньке и пренебрежение к семье… А Галина Николаевна дама с достоинством, ценит себя высоко и обид не прощает. Тут не только ревность, но и унижение.
Вика добавила:
— И вообще, она ведет себя так, будто Дашенька ей до фонаря. Так я и поверила! Явно притворяется, а зачем?
А сама втихомолку подумала: «Если уж в студии затаился убийца, пусть это лучше будет чужак, чем свой».
— Точно, — кивнула собеседница. — Ни одной женщине молодая соперница не будет до фонаря, так что ее безразличие очевидно нарочитое. Кстати, ты обратила внимание, что она стала краситься по-молодежному? Но это только подчеркивает ее возраст. Потом, она женщина умная, а убийство совершено очень умным человеком.
— Почему умным? По-моему, наоборот. Если это убийство, то какое-то ненадежное. Одно дело — вдарить хорошенько по голове, и результат налицо, а совсем другое — всякие люки да блоки.
— Зато достигается максимальный эффект при минимальном риске. Открытый люк, например. Даже если бы кто-нибудь заметил, что люк открывают, ничего бы не заподозрил.
— Как раз Галину Николаевну заподозрил бы! Она не член студии, зачем ей трогать оборудование?
— Могла сослаться на обычное любопытство. Я, например, и то однажды в этот люк заглянула, потому что интересно. Вот и она так же. А потом, мол, случайно забыла закрыть. Не придерешься!
— Пожалуй, — согласилась Вика. — Но попортить блок — тут уже на любопытство не сошлешься.
— Блок висел в подсобке. Зашел, прикрыл дверь и порти сколько влезет, никто не увидит. А зайти в подсобку — не криминал. Мало ли что понадобилось? И если Галина Николаевна туда заходила, даже пусть ее кто-то заметил, так опять же объяснила просто — из любопытства. Нет, все продумано безукоризненно.
— А по мне, — сообразила Вика, — так это сделал скорее мужчина. Я вот не уверена, что сумела бы правильно установить этот блок, он бы у меня наверняка сверзился не вовремя. Абсолютно не представляю, как он устроен. А ты?
Марина пожала плечами:
— Тоже не представляю, но при необходимости наверняка бы разобралась. Хотя да, сама идея скорее подходит мужчине. Тогда Денис? Как-то маловероятно. Конечно, его вся эта ситуация жутко раздражала, но причин для убийства я не вижу. Дашенька явно оказывала ему предпочтение, а Преображенского придерживала на всякий случай.
— В каком смысле придерживала? Она его отваживала изо всех сил!
— Не будь такой наивной. Если женщина не поощряет в той или иной форме ухаживаний мужчины, он быстро от нее отвяжется.
— Да? — подняла брови Вика. — И в какой форме ты поощряешь ухаживания Сосновцева?
— Один-ноль, — засмеялась Марина. — Но, откровенно говоря, я все же была с ним очень аккуратна, поскольку боялась спровоцировать конфликт и сорвать премьеру. А вот после вчерашнего вечера от его симпатии ко мне вряд ли что осталось. Дай бог, если не возненавидел лютой ненавистью — при его-то самолюбии! Кстати, самолюбие у вашего директора настолько болезненное, что способно толкнуть на многое. Даже на убийство.
— Тогда уж он убил бы скорее тебя.
— Меня? А разве явыставила его на посмешище перед залом, где сидело множество влиятельных лиц? Я только открыла ему глаза, вот и все. Правда, он не совсем вписывается в схему — его не было на генеральной. Не было или был?
— Не было. Значит, о люке он не знал.
— Во-первых, тем и хороша идея этого убийства, что непосредственное присутствие исполнителя вовсе не требуется. Открыл себе люк, попортил блок — и отправился по своим делам. А во-вторых, про люк Сосновцеву мог кто-нибудь рассказать. Ладно, поехали дальше. Мужчин осталось двое — твой Талызин да Кирилл.
— И оба рядом с убийством не лежали! — прокомментировала Виктория Павловна. — Тут даже твоей фантазии не хватит.
— Моей? — вздернула брови Марина. — Моей хватит на всех. Талызина мы, кажется, уже обсуждали. Моя фантазия предполагает, что Преображенский позвал его на банкет не зря, что они были знакомы. А вот про их горячий спор — это уже не фантазия, это чистая правда. Слышала я, клянусь! Но слов не разобрала. Я ж не знала, что это будет важно! Впрочем, я не настаиваю. Пусть не Талызин, пусть Кирилл.
— И что предполагает твоя фантазия насчет Кирилла? Он тоже тихоня со страшными тайнами за душой или просто одержим манией убийства?
— Вика… а ты не замечала, что Кирилл и Таша… что между ними что-то есть?
Вика аж развела руками.
— Ну, ты даешь! Еще физикой занимаешься, а сама… Это в твоей пьесе у их героев роман. В пьесе, понимаешь, а не в жизни! Чувствуешь разницу?
Чем Марина не страдала, так это обидчивостью. Она улыбнулась:
— Вот ты не поверишь, а кое-какую разницу между виртуальным и реальным мирами я все-таки чувствую. Но вообще, я спрашивала вполне серьезно. Кстати, это довольно естественно. Если молодые люди, причем не профессиональные актеры, играют любовь, они невольно действительно увлекаются.
— Кирилл — не очень-то молодой человек.
— По-твоему, тридцать пять — глубокая старость?
— Нет, я не о том. Просто у него семья, дети. Да и жена парализованная!
— Вот именно.
— Что — вот именно? — уточнила Вика.
— Подозреваю, именно от парализованной жены и двух девочек он и сбегает в студию. Поправь меня, если я неправа, но как актер он не блещет.
— Да, ни рыба ни мясо — на сцене такой же флегматик, как в жизни. Сомневаюсь, что он способен влюбиться!
Марина заметила:
— Таша очень обаятельна. Нет, я ничего не утверждаю. По-моему, она увлечена гораздо сильнее, чем он. Или он лучше скрывает свои чувства?
— Она? Ничего такого не замечала.
— Естественно! Ведь это пошло спектаклю на пользу. Вот если бы было во вред, ты бы заметила и тут же пресекла, а здесь тебя все устраивало.
— Ну не знаю, — вздохнула Виктория Павловна. — Ты меня расстраиваешь. Кирилл — очень порядочный человек. Другой давно бросил бы больную жену, а он нет. И говорит, что никогда не бросит. Если ты права, Таша здорово влипла.