Господи, что за бред! Чтобы Тамара Петровна добровольно ушла из студии, пусть у нее хоть какое давление, — невероятно! Разве что… разве что причина совсем в другом. Она ведь действительно будто на что-то намекала. Неужели она убила двоих и считает, что Вика знает об этом и покрывает ее? Тогда становится понятным панибратское поведение последней недели, да все становится понятным! Понятным, но… невероятным. Голова идет кругом!
Не успев опомниться, Вика уже побежала открывать дверь. Талызин и Марина почему-то стояли вместе, хотя ехать должны были из разных мест.
— Случайно встретились у подъезда, — словно прочтя мысли подруги, объяснила Марина.
Вика повернулась к ее спутнику. Тот озирался, и лицо его имело странное, непривычное выражение. Недоумение и смущение, смешанные с… с чем-то, что он явно пытался подавить, а оно прорывалось наружу. Точнее Вика определить не сумела бы, однако выражение решила запомнить.
— Виктория Павловна, — с трудом выдавил следователь, — но зачем же вы… Я ведь вовсе не хотел… просто сказал Леше к слову, что предпочитаю в квартире порядок, но это не значит… Я ведь только гость, и ради меня… мне неловко, что…
— А, — радостно сообразила Вика, — вы небось решили, я сделала генеральную уборку ради вас? Ну что вы! Это на нервной почве, на меня в подобной ситуации всегда нападает жажда деятельности.
И тут Игорь Витальевич стал краснеть. Он медленно, но верно заливался краской, а обе женщины, в помине не ожидавшие от него подобной способности, стояли и оторопело на него смотрели. Первой опомнилась Марина.
— А я сперва ничего и не заметила, — неуверенно произнесла она. — А теперь вижу, действительно в квартире редкостная чистота.
Талызин вздрогнул, засмеялся, потом махнул рукой, посерьезнел и сел.
— Расскажите-ка мне, пожалуйста, — попросил он, — что вы обе делали вчера с того момента, как мы расстались.
— Вика отвезла меня домой, — охотно сообщила Марина. — Я была дома в пять минут двенадцатого, это точно помню. Мама еще сказала, что я удивительно пунктуальна, опоздала ровно на пять минут. Потом я легла спать, но, кроме мамы, свидетелей этому, естественно, нет. А полпервого дня мне позвонила Вика и рассказала о… о том, что случилось.
Вика пожала плечами.
— А я отвезла Марину и сразу поехала домой. Мне кажется, полдвенадцатого, а то и раньше, уже была здесь. Наверное, более точно скажет Лешка, он лучше помнит такие вещи, но он сейчас на шахматном кружке, придет часа через полтора. А с утра позвонил Сосновцев, после чего я позвонила вам. А что?
Следователь тяжело вздохнул.
— Игорь Витальевич! — обратилась к нему Марина. — Вы что, нас подозреваете? Есть какие-то особые основания подозревать именно нас? Вчера вечером люк был закрыт, я точно знаю. Я проходила через этот коридор и, если что, обязательно бы заметила. Если не верите мне, расспросите остальных, наверняка кто-нибудь еще обратил на это внимание. А потом у нас обеих не было и пяти минут, чтобы его открыть.
Талызин молчал, и Марина продолжила:
— Или вы думаете, что мы сговорились между собой? Так надо было допросить нас сразу и порознь, а не откладывать до вечера. Разумеется, Вика мне сегодня позвонила и все рассказала, а вы как думали? Теоретически мы имели целый день, чтобы сговориться, хотя никакой необходимости для нас в этом не было.
— Ну, разумеется, вылично на месте следователя действовали бы куда умнее, — раздраженно прокомментировал Талызин.
Марина уже явно готовилась не без ехидства парировать, когда вмешалась потрясенная Вика.
— Так вы что, специально готовили нам ловушку? — горячо воскликнула она. — Вот сидели со мной сегодня в буфете, такой добрый, и раньше тоже, а на самом деле обманывали, так? Мне, конечно, на это глубоко плевать, но я должна знать, и вы отвечайте сейчас же!
Она гневно требовала отчета, в помине не задаваясь мыслью, имеет ли на это право. Ей казалось, что имеет.
— Ох, девчонки, — грустно улыбнулся Игорь Витальевич, и это неожиданное обращение заставило обеих подруг тоже улыбнуться, — да вас-то я не подозреваю. Только никогда в жизни я не валял подобного дурака. Одно убийство на моих глазах — еще терпимо, но второе… от такого уже совсем тошно. Вроде для маразма возраст пока не тот, но результат налицо. Я проворонил эту смерть. Гибель Кирилла Левинсона целиком и полностью на моей совести. Я был уверен, что торопиться некуда и можно вести расследование осторожно. Более того — я был уверен, что знаю преступника. И вот теперь подозреваемого убили… убили при моем попустительстве. Вот так-то. Мне нет прощения.
— Но ведь это необязательно убийство, — сочувственно перебила Вика.
— Обязательно, — твердо возразил следователь и достал какую-то бумажку.
Вика с Мариной, вытянув шеи, прочли напечатанный на машинке короткий текст: «Третий раз ошибки не будет».
— Это… это вы нашли там, да? — уточнила Марина. — В подполе?
— Сразу было ясно, что преступник что-то искал, — объяснил Талызин. — Во-первых, брошенный фонарик, а во-вторых, карманы убитого были вывернуты наизнанку, включая внутренние.
— А где же тогда…
— За отворотом рукава. На Левинсоне был джемпер с закатанными рукавами, туда преступник не догадался заглянуть. Или не успел. Возможно, его что-то спугнуло.
— Или он уронил фонарик, — продолжила Марина. — Без фонарика, насколько я понимаю, там кромешная тьма. Так, значит, убийца был на месте преступления? Это же хорошо, Игорь Витальевич, потому что сужает круг подозреваемых. Не то что в прошлый раз, когда все произошло заочно. Итак, когда мы все ушли, Кирилл и еще кто-то вернулись и… Погодите, Игорь Витальевич! Там написано — «в третий раз ошибки не будет»? Получается, раньше была ошибка? То есть… дайте сосредоточиться. Перед премьерой открыли люк, чтобы туда упал Кирилл, а он пошел другой дорогой. Ошибка номер один. Потом испортили блок — конечно, снова для Кирилла, потому что он часто ходил в подсобку встречаться с Ташей. Но по ошибке туда пошел Преображенский. И вот теперь — третья попытка, удачная. Выходит, на Евгения Борисовича никто не покушался, убить сразу хотели Кирилла?
— Выходит.
— Но тогда… тогда все, о чем мы думали, что подозревали, все горит ярким пламенем? Надо начинать сначала?
— Не вижу другого выхода. Если я был слеп, винить в этом некого.
— Но… но кому и зачем убивать Кирилла? Евгения Борисовича — можно представить, но Кирилла…
— Вот именно, — мрачно согласился Талызин. — Ситуация радикально переменилась. Раньше подозреваемых было слишком много — почитай, все. Теперь их слишком мало — практически никого. Именно поэтому я решил быть с вами откровенным. Больше тянуть я не собираюсь, я обязан узнать правду как можно скорее, а без вашей помощи мне не справиться. Вы давно варитесь в этом котле, знаете взаимоотношения в коллективе, вам скажут то, что утаят от меня. Кому и зачем убивать Кирилла — это действительно основной вопрос, и я не вижу на него даже приблизительного ответа. Нет ни одной версии. Тут, Марина, вся надежда на вас.
— Да, этот случай тяжелее, — кивнула Марина. — Евгений Борисович был экстравертом, с ним проще, а Кирилл — типичный интроверт.
— И что с того? — заинтересовалась Вика.
— Интроверт все держит в себе, и правду о нем узнать труднее. Вот, предположим, убили бы тебя. Я сразу назвала бы людей, которые настолько хорошо к тебе относятся, что не сделали бы этого ни при каких обстоятельствах. Еще я назвала бы людей, с которыми у тебя имеется хотя бы небольшой конфликт, и конкретную природу конфликта. А теперь предположим, убили меня. На вид у меня со всеми ровные взаимоотношения, а что на самом деле…
— У тебя плохие отношения с Сосновцевым, и ты не любишь Дашеньку, — подумав, сообщила Вика.
— Об этом знаешь только ты, и то оттого, что так сложились обстоятельства. Впрочем, неважно, это я для примера. Короче, в случае Кирилла сложно, почти невозможно догадаться о том, что именно связывало его с тем или иным человеком. Вот, например, ситуация с Наташей. Я лишь случайно присмотрелась и догадалась об их отношениях, но могла б и не подозревать — все было шито-крыто. Или его вранье про жену и дочек. Да мне и в голову не приходило сомневаться в его словах! Возможно, есть еще куча не менее важных вещей, про которые мы тоже не знаем, и именно там, вероятно, таится мотив.
— Погодите-ка! — сообразила Вика. — Так ведь есть мотив! Этот самый, брат жены… шурин… он же преступник, так? Узнал, что Кирилл ей изменяет, и убил. Очень просто.
Идея была блестящей, а главное — оправдывала всех членов студии.
— Да уж, — засмеялась Марина. — Я, конечно, знакома с преступниками только понаслышке, но у них, по-моему, другие методы. Они нанимают киллеров, а не открывают люки в студийных коридорах. И вообще, разве ты видела в студии кого-то постороннего? Нет уж, дорогая, это кто-то из своих. Кстати, Игорь Витальевич, сейчас осталось так мало печатных машинок, все делается на компьютере. Наверное, машинку, на которой напечатано письмо, найти не проблема?
— Она стоит в предбаннике перед кабинетом Сосновцева, на боковом столике. Говорят, ею давно никто не пользуется.
— Сосновцев… — повторила Марина. — Если преступник он, то причина в бизнесе. Кирилл умный и беспринципный… был. Он вполне мог обнаружить махинации Сосновцева и начать его шантажировать. Тот не захотел платить и открыл люк, но туда никто не упал. Тогда он попортил блок, и погиб Евгений Борисович. Вы не думаете, что в этой ситуации Кирилл должен был испугаться и что-то срочно предпринять? Умирать ведь никому не хочется.
— Он мог не связать происшествие с собой, — возразил Талызин. — У Преображенского было полно врагов, и все про них знали. Если в заблуждение были введены мы, то почему бы и не Левинсон?
— Погодите! — вмешалась Вика. — Кирилл ведь сказал мне вчера что-то такое.
— Какое?
— Что он не будет больше никого покрывать и расскажет правду. Примерно так. И еще что-то…