Я на некоторое время задумываюсь. Слово «девственность» кажется мне довольно странным, особенно по отношению ко мне самой. Технически я девственница, хотя чем дольше мы с Ро поддерживаем отношения, тем более размытой становится граница. Пару месяцев назад у нас уже был разговор на эту тему, в один из тех редких моментов, когда переход к возможному сексу ощущается совершенно естественным: пустой дом, предстоящий долгий вечер, и к тому же мы уже лежим в моей кровати раздетые. Но тогда я была не совсем готова. Что, по-моему, его удивило, тем более если вспомнить, как я сама собиралась затащить его в постель в ночь ритуала.
Единственное, с чем я могу это сравнить, это с ночевками в гостях. Когда нам с Лили было лет девять, в нашей начальной школе все вдруг повально увлеклись ночевками, а меня эта затея почему-то пугала. Мне казалась странной затея спать впятером в одной комнате, и я уклонялась от тех немногих приглашений, которые получала. Но однажды идея перестала меня пугать. Даже не знаю почему, просто, наверное, привыкла к тому, что так бывает. Я пошла ночевать в гости, и все прошло хорошо. Так я отношусь и к сексу. Как будто я жду, пока мой мозг привыкнет к этому.
Когда я объяснила это Ро, ему мое объяснение показалось забавным, хотя и верным. Он сказал, что не будет затрагивать тему секса, пока я не буду готова. Потом я сказала, что мне будет неловко признаться в этом, а он поцеловал меня и сказал:
– Просто скажи «ночевка в гостях».
– А еще более странно, что люди ведутся на это, – продолжала Фиона, все еще кипя от гнева. – Посмотри, девчонки прямо уши развесили.
– Которые моложе нас, – поправила я. – Из нашего класса никто не обращает внимания.
– Да, но это тем более странно. Молодые ведь обычно более продвинутые. Почему же сейчас они не возражают?
Я пожала плечами. Я часто слышала, что следующие за нами классы более «покладистые» и «дружелюбные». В конце концов, это же мы «проблемный год».
– В общем, обычное дерьмо в духе «Детей Бригитты», – сказала я и едва не прикусила язык. – Погоди-ка… а тебе не кажется, что это и есть «ДБ»?
Пару секунд мы сидели молча.
– Похожи на клонов Аарона, – сказала я, ощущая подступающий к горлу комок желчи.
И вспомнила кое-что еще. Тот день в кафе, когда Аарон подсел ко мне. С ним были трое парней, примерно моего возраста. Они сидели на диване, и тогда я не очень хорошо их рассмотрела, но сейчас нет никаких сомнений – это действительно были Итан, Джереми и Том.
В горле у меня застревает комок. Я хватаюсь за воротник, ожидая нащупать там свой старый форменный галстук, но вместо этого нащупываю только плоский воротник. Ощущение такое, будто меня душат, лишают воздуха. Они уже в школе. В моей школе. Я провожу пальцами по ключице.
Нет, я ожидаю найти там даже не школьный галстук. Скорее петлю.
11
Похоже, «Братья Целомудрия», как мы их назвали, постарались распространить свое «учение» во всех школах города, и небольшая часть либерально настроенных родителей возмутились настолько, что принялись звонить на местную радиостанцию. Тогда-то и выяснилось, что такие выступления проспонсированы «Детьми Бригитты». Мы почти гордимся собой – тем, что догадались первыми.
Разумеется, на защиту «Братьев целомудрия» отправляют Аарона. Старый радиоведущий, явно читая с листа бумаги, медленно произносит:
– Аарон, говорят, что представители вашей организации рассказывают школьницам о том, что контрацептивы опасны и что презервативы – как профилактическое средство – не работают.
– Исследования препаратов говорят сами за себя, – бойко отвечает Аарон. – Об этом вам скажет любая взрослая женщина. О том, что таблетки приводят к увеличению веса, вызывают перепады настроения и нерегулярные кровотечения. А официальная медицина игнорирует это. Но обещаю, лет через двадцать мы будем вспоминать об этом примерно так же, как и об опиоидном кризисе.
Ведущего утренней программы, очевидно, настолько шокируют слова «нерегулярные кровотечения», что он заходится в кашле, чем пользуется Аарон, меняя тему.
– Конечно, больше всего нас заботит то, как молодые юноши и девушки общаются друг с другом онлайн, как они воспринимают друг друга. Порнификация нашего общества совершенно размыла все традиционные представления об отношениях полов.
– Эм-м, ну да, – соглашается ведущий. – Интернет. Ужасная вещь. И куда подевались старые добрые журналы, которые случайно находили в кустах?
– Наша цель – показать, что существует единственный безопасный секс, – продолжает Аарон. – Это то, что происходит между мужчиной и женщиной, состоящими в законном браке.
Из моих рук падает тост, и на него тут же набрасывается Туту.
– Мам, ты можешь выключить? – спрашиваю я, нахмурившись.
– Радио? – поднимает она голову. – Ну ладно. А в чем дело?
– Ни в чем. Просто… этот человек…
– Ужасный, правда? В последнее время его часто приглашают. Это у них такое представление о «взвешенных дебатах». С одной стороны, ученый, а с другой – полный придурок. Чему он вообще может научить молодежь?
– Мам, ты совершенно не представляешь, кто это. Он искренне верит в то, что Бог ненавидит геев и лесбиянок.
– Ну что ж. Тем хуже для него.
Похоже, мои слова ее совершенно не встревожили.
– Но он обладает влиянием, мам, – настаиваю я. – И он прибегает к жестоким методам.
– Мэйв, – вздыхает мама. – Ты же понимаешь, что невозможно воспитать дочь-лесбиянку, не имея ни малейшего представления о том, что в мире существуют жестокие и опасные идиоты.
– Значит, ты признаешь, что он опасный идиот.
– Я его не знаю, но если ты так говоришь, то ты права. Но… такие люди будут всегда. Когда Джо была в твоем возрасте, я часто просыпалась по ночам от мыслей про них. Когда в феврале они с Саррой пришли в крови, я подумала… – Она слегка массирует виски и закрывает глаза. – Не помню, о чем именно я подумала, но мне стало легче, когда я постаралась пожалеть этих опасных идиотов. Представить, как мало их любили или вовсе не любили. Наверное, я попыталась понять их.
Я открываю рот в знак протеста, но она не дает сказать мне ни слова.
– Заметь, я сказала «понять», – говорит она, поднимая указательный палец. – Я не сказала «полюбить». Не сказала «согласиться с ними». Но если ты хочешь изменить чье-то мышление, то тебе нужно знать, как они думают и почему они так думают.
Я понимаю, что она пытается донести до меня, но трудно воспринимать ее слова серьезно, когда она не знает, на что способен Аарон. Даже я не знаю, на что он способен, но я знаю, что он жил со своими способностями дольше любого из нас. Я не знаю, какой еще козырь припрятан у него в рукаве и что есть в запасе у ДБ.
– Иди, а то опоздаешь на автобус, – говорит мама.
Всю дорогу до школы я держу на коленях раскрытые учебники. Сегодня нам предстоит пройти тесты, которые разделят нас на две группы, и я пытаюсь впихнуть в голову как можно больше информации.
Когда я захожу, Фиона с Лили уже в нашем классе. Точнее, в той комнате, которая будет нашим классом по крайней мере до конца учебного дня.
Входит мисс Харрис. По классу проносится настороженный шепот.
– Итак, девочки, сядьте по одной.
Все рассаживаются – теперь, когда нас стало меньше, чем в прошлом году, сделать это можно без труда. Мисс Харрис раздает листы для тестов. Поначалу все идет неплохо. Первой мы должны сдать историю. Мне нужно написать три небольших сочинения на три темы из предложенных пяти. Первые две я выбираю сразу же: «Причины и последствия революции в России» и «Какие события привели к движению по защите гражданских прав в Америке?».
«Я справлюсь», – мысленно повторяю я себе. Все хорошо. Эссе на первую тему я заканчиваю за полчаса, но работая над второй – о движении за гражданские права в Америке – раздумываю о том, что не имею ни малейшего представления о том, что буду писать дальше. Выбор у меня между историей профсоюзов, о которых я ничего не знаю, и Северной Ирландией. Северная Ирландия – трудная тема, потому что это недавняя история, в которой много дат, много всяких стычек, терактов и различных трактовок разных сторон. Тем не менее я выбираю второй вариант, надеясь как-нибудь выкрутиться.
«Борьба за мир в Северной Ирландии имеет долгую и сложную историю», – начинаю я.
И на этом останавливаюсь. Это все, что у меня получается. Я отчаянно пытаюсь найти у себя в памяти хотя бы какие-то более конкретные сведения, но как будто уставилась на пустой экран. Я закрываю глаза и стараюсь вспомнить, что говорили про Северную Ирландию мои родители.
Сосредоточься, Мэйв. Сконцентрируйся. Это ведь то, что происходило незадолго до твоего рождения. Ты же должна была слышать хотя бы что-то, хотя бы какие-то отрывки сведений.
Но чем больше я пытаюсь сосредоточиться, тем сильнее отвлекаюсь. За лето я научилась переходить в режим телепатии всякий раз при сильной концентрации и теперь почти интуитивно стараюсь нащупать знакомые мне огни. Нахожу яркую, горящую оранжевым звезду Фионы.
«С 1950-х годов, когда все больше учеников-католиков стали посещать учебные заведения третьего уровня, среди них росли требования независимости, но до конца 1960-х это движение носило ненасильственный характер…»
О боже. Она знает все. Фиона знает все.
Я говорю себе, что позаимствую лишь пару дат для начала. То, что запустит процесс в моей собственной памяти. Но теперь, когда я настроилась на частоту Фионы, я не могу отключиться от нее. Это как надоедливая песня, которую никак не выбросить из головы. Я начинаю писать, стараясь перефразировать предложения так, чтобы звучали не совсем похоже на ее мысли. Меняю слова и фразы. Вместо «независимости» пишу «освобождение».
Нет, это все равно списывание, Мэйв. Ты списываешь у своей лучшей подруги без ее разрешения.
Но она все равно бы не возражала. Она же предлагала позаниматься со мной, а это как бы то же самое. Она просто делится со мной своими знаниями. Не будет же ничего плохого, если я позаимствую кое-что из ее размышлений. Кроме того, остальную работу я написала сама.