– Ничего из того, что не сделали бы они, – отвечает она, и в ее глазах снова как будто мелькают отблески лесного пожара.
– Посмотри, посмотри на них, Мэйв, – показывает она на прожекторы вдоль дальней стены зала.
– Зачем? Идем, Лили, нужно убираться отсюда, пока…
– Тс-с… Сосредоточься на них. Держи меня за руку.
Ее пальцы сжимают мою ладонь словно тиски.
– Ой, отпусти, Лили.
– Просто сконцентрируйся. Ну, давай же.
И я концентрируюсь. Сосредотачиваюсь на светильниках, но и на Лили тоже. Я погружаюсь в ее небесно-голубой поток энергии и следую за ним к прожекторам. Они начинают один за другим взрываться. В глазах у меня все размывается, напряжение нарастает, но с каждым взрывом меня охватывает чувство освобождения. Освобождения от разочарований последних недель, от обмана, от наказаний, от одиночества – все это просто уплывает вдаль и растворяется в теплом, пропитанном электричеством воздухе.
– Мэйв! Лили! Сюда! – кричит Фиона, стоя у дверей. – Нужно уходить!
Мы начинаем двигаться к ней, широко шагая, но не слишком быстро, чтобы не привлекать внимание. В зале было столько народу. Интересно, нас кто-нибудь заметил? Или хотя бы догадался, что мы делаем?
Ро стоит у лифта, ожесточенно давя на кнопку.
– Едем, – говорит он, не скрывая проказливого тона. – Нужно добраться до машины.
Но тут слышится возглас: «Вот он!», а за ним крик: «Стой!»
По коридору к нам бегут Элис и еще кто-то из «Детей Бригитты».
– Ты, мерзкий урод, – шипит она. – Ты отвратителен, и то, что ты натворил, только доказывает это.
Двери открываются, мы заходим внутрь.
– Ро, что ты сделал?
– Расскажу через минутку.
– Ты извращенец, – продолжает Элис, приближаясь к нам. – Ты извращенец, и никогда не узнаешь, каково это – быть членом нормального общества.
Тут я замечаю, что у нее мокрые ботинки, оставляющие следы на ковре. С кончиков волос тоже капает вода.
Ро нажимает кнопку первого этажа, и последнее, что мы слышим от Элис, это «Выродок!», доносящееся сквозь металлическую дверь.
– Это она про меня, – говорит Ро.
– Имея в виду всех нас, – добавляю я.
– Это она про меня, – повторяет Ро, так твердо и на удивление мрачно, что я замолкаю до тех пор, пока мы не выходим из здания.
15
Мы едем в «Эдди Рокет» рядом с бензоколонкой на автостраде и заходим перекусить.
– Так что ты сделал?
– Я? – улыбается он. – Поговорил с трубами.
– С трубами?
– М-м-м, – Ро кусает луковое кольцо. – Ну да. Со старыми трубами. Медными. Я ощутил их сквозь стены, когда зашел в туалет. Они тихо гудели. А потом туда зашла наша подруга Элис, и я попросил – очень вежливо, заметьте – чтобы они прорвались сквозь стены и немного освежили ее.
У меня отвисает челюсть.
– Не может быть? Ты и на это способен?
– Я способен на все. В разумных пределах.
– И что дальше? Ты затопил все кабинки? Пока там была Элис?
– Угу.
– Приятная новость. А она поняла, что это ты?
– Не знаю. Наверное, догадалась. Она же видела, как я ошивался там.
Мы смеемся и едим бургеры. Но тревога на душе не проходит. Тяжелая, как нависшие низко над землей грозовые тучи. В последнее время со мной так часто бывает. Может, виной тому телепатия, а может, и «сенситивность», но теперь я острее чувствую краски, запахи и настроение. Я наблюдаю за тем, как ест Ро, и постепенно проникаю в его сознание.
«Выродок.
Мерзкий.
Извращенец».
Но не может же он настолько волноваться из-за какой-то идиотки. Или может?
– Вот это вечер, – говорю я, приступая к чили-фрайз. – Какие же они все-таки придурки, правда?
– Ага, – соглашается Фиона. – Обрети Бога, разберись с расизмом. Тупость.
Но тон у нее далеко не радостный.
– Все в порядке, Фи?
– Да, все нормально.
– Ты не взяла крылышки.
Мы заказали крылышки на всех, и я пододвигаю к ней ведерко.
– Я теперь не ем мясо, – говорит она. – Вообще-то уже несколько месяцев.
– Правда?
Я вспоминаю, что когда мы заходили в фастфуд, то она заказывала только картошку и молочные коктейли.
– А вроде бы точно.
– Молодец, – говорит Ро. – Полезно для окружающей среды, и все такое.
– Когда я была рекой, то видела, как рыбы постоянно набрасываются друг на друга, – говорит Лили. – Слабую рыбу всегда добивают. Это ужасно. Так что я не чувствую вины, поедая животных. Они бы нас тоже съели, будь у них такая возможность.
Я задумчиво представляю надпись «СЛАБУЮ РЫБУ ВСЕГДА ДОБИВАЮТ» на хозяйственной сумке.
– Просто… – Фиона выбирает покрытый сыром кусок картошки. – Просто мясо напоминает мне о телах.
Мы же только разогнали сходку «Детей Бригитты». Где ликование?
– Там было много таких… как мы, – говорит Лили. – Нашего возраста. Из нашего города.
Я пытаюсь развить эту мысль.
– Думаешь, их околдовали или что-то в этом роде?
– Чтобы быть трансфобом не обязательно быть околдованным, – мрачно говорит Ро.
– Нет, но… там был Аарон, – говорю я. – И мне кажется… мне кажется, вот уж он точно был околдован.
Я рассказываю им про Айседору Мэнфорд и про молчаливого Аарона.
– Не думаю, чтобы он осознавал мое присутствие. Он как будто вообще не видел меня.
Фиона тут же утыкается в телефон.
– Айседора Мэнфорд… О, блин, сразу же нашлась.
Она показывает нам экран с рядом фотографий Айседоры в женских костюмах ярких расцветок.
– Что там про нее пишут?
Фиона снова погружается в телефон на пару минут.
– Типа… ничего.
– В каком смысле «ничего»?
– Что она родилась в Англии, а теперь живет в Филадельфии. Что она специалист в области «семьи», что бы это ни значило. Вроде бы вместе с кем-то в восьмидесятых написала книгу о «важности семейных отношений». Сейчас уже не издается. Думаю, она из тех консерваторов, которые считают, что место женщины дома, на кухне. Но это все. Просто человек правых убеждений, которого иногда фотографируют на разных мероприятиях, но ничего конкретного не находится.
– Поищи ее имя вместе с названием «Дети Бригитты».
Снова молчание.
– Ничего.
– Но она знала меня. Знала обо мне все. И Аарон рядом с ней… вел себя очень странно. Она пугала меня.
Тут я понимаю, что каждый из нас этим вечером пережил своего рода неприятные впечатления.
– Лили, – толкаю я ее локтем. – К тебе там кто-нибудь подкатывал?
– Да, – небрежно отвечает она, потягивая напиток через соломинку.
– И что сказали?
– Ну, – она наклоняет голову набок. – Что человек с физическими недостатками, такой как я, не должен думать, что господь позабыл его. Потом что-то вроде того, что мое ухо – это наказание за какие-то проступки моих предков. Точно не помню. Чушь какая-то.
– И после этого ты начала свои фокусы с водой?
– Ну да. Потому что… пошел он на хрен, правда?
Я снова погружаюсь в размышления. Слуховой аппарат Лили настолько мал, что большинство людей даже не замечают его. Нужно долго наблюдать за ней, чтобы понять, что он у нее есть. По-моему, о нем даже не упоминалось в объявлениях о пропаже девочки в прошлом году. Потом я вспоминаю, как Лили как бы невзначай сказала нам, что за ней следят. После этого я каждый день ездила с ней в школу на автобусе и ничего не замечала. Но, может быть, за всеми нами следили. Может, кто-то специально так подстроил, чтобы мы сегодня оказались в этом отеле.
– Я думаю… – неуверенно начинаю я. – Думаю, что мы сегодня сделали то, что от нас хотели. Кто-то хотел проверить, что у нас на руках. Узнать, на что именно мы способны.
– Нет, – говорит Ро.
– Нет, – Фиона.
– Да, – Лили.
В конце концов мы решаем проверить на картах, права я или нет. Я тасую и снимаю колоду. И вынимаю карту с луной, на которую воет собака.
– Луна. Иллюзии.
– Попробуй еще, – говорит Ро.
Пятерка мечей.
– Предательство.
– Еще раз.
Восьмерка мечей.
– Ловушка.
Ро морщится.
– Попробуй еще.
Восьмерка жезлов.
– Стремительность? – смотрю я на карту в недоумении.
И тут у меня вибрирует телефон. Это отец.
«Едем домой».
И затем:
«Постарайся по-настоящему быть дома, иначе мать шкуру с тебя сдерет».
16
После этого во всех снах мне является Аарон. Они не похожи на прежние сны, в которых мы вместе застревали у реки. Теперь я как будто всюду следую за ним, выполняю вместе с ним его ежедневные дела, но он меня не видит. Он отсылает письмо, покупает новый телефон. Все это так обыденно, так скучно. Я просыпаюсь в недоумении, ощущая усталость, как будто проработав целый день.
В колледже у Ро целую неделю каникулы, и он планирует поехать в Дублин.
– Хонор хочет, чтобы мы записали в ее домашней студии кое-какие треки. И тогда к моменту тура у нас в SoundCloud будут кое-какие записи. Правда круто?
– Круто! – стараюсь я придать своему голосу как можно больше энтузиазма.
С той субботы в отеле Ро словно сам не свой. Несмотря на «туалетную месть», слова «Детей Бригитты» запали ему глубоко в душу, застряли, словно шрапнель. Несколько вечеров подряд он отвозит меня домой, с каждым разом становясь все молчаливее.
Однажды по дороге мне звонит мама, и я решаюсь кое-что сказать. То, что, по моему мнению, должно обрадовать Ро.
– Я в машине с Ро, – говорю я. – Они везут меня домой.
Мама на минутку смущается, но потом просто говорит:
– Хорошо, увидимся.
Я кладу трубку. Ро слегка улыбается, не сводя взгляда с лобового стекла.
– Понятно, я заметил.
Я улыбаюсь ему в ответ.
– Я подумала… не знаю. Я видела, как ты обрадовался, когда Хонор сказала так, поэтому подумала, что ты скажешь… Но потом ты, наверное, разволновался и так ничего мне не сказал. В общем, не знаю.