– А, – кивает он, нехотя встает со стула и принимается просматривать почтовые ящики позади себя. – Никаких посылок, даже понятия не имею, о чем вы. Но письма ему приходили. Я думал, он сам приедет забрать их, потому что он не сообщил свой новый адрес.
– Да-да, точно! – возбужденно отзывается Фиона. – Он так и сказал, что, может, это посылка, а может, письмо.
Я поверить не могу, что он попадется на ее удочку, и еще больше поражаюсь, когда он передает ей пачку нераспечатанных писем из почтового ящика под номером 44.
24
Всего пять писем. Два от телефонного провайдера: одно с подтверждением требования отменить контракт и еще одно – об отмене контракта. Два из банка: в одном говорится, что он превысил лимит на тысячу триста евро, а в другом – что ему выписан штраф за превышение лимита.
Я разглядываю письма, вспоминая те самые невероятно скучные сны. Может, именно по этим делам ходил Аарон, когда я сопровождала его во сне?
– Бранум, – недоверчиво произносит Фиона. – Фамилия Аарона – Бранум?
Я перевожу взгляд на адрес, пораженная этим фактом. «Аарон М. Бранум, квартира 44, квартал Елисейские поля, Денмар-стрит, Килбег». Мне почему-то становится не по себе. Я не могу объяснить, почему, зато у Фионы это получается идеально.
– Да не может у него быть такая фамилия, Бранум. Уж слишком нормальная. Ему скорее подошла бы «Гитлер» или «Сатана». А что значит «М.»? «Мудак»?
Вскрывая последнее письмо, мы срываем джекпот. Как относительно заклинания связывания, так и в более традиционном смысле.
На конверте наклеена американская марка, из Калифорнии. В него вложен запечатанный конверт поменьше. На маленьком конверте указан адрес: «Юба-Сити, Калифорния», и когда мы его открываем, из него вылетают пять стодолларовых банкнот.
Фиона испускает долгий удивленный свист.
– Ни фига себе. Он превышает кредит и разрывает контракт с телефонной компанией, но при этом посылает кому-то пятьсот долларов?
Я качаю головой, не понимая, как все это связано между собой.
– Не пять. Не пятьдесят. А пятьсот, – продолжает Фиона.
– Прочитай письмо, – говорит Лили.
Мы читаем письмо.
«Дорогие мистер и миссис Мэдисон!
Я пишу вам почти в полной уверенности, что вы сожжете это письмо, не заглядывая в него. На вашем месте, возможно, я поступил бы так же.
Как вы, должно быть, знаете от моих родителей (которые, как я надеюсь, посещают ту же церковь, что и вы), последние несколько лет я жил в Европе, распространяя Слово Божие и пытаясь искупить свои грехи. Я понимаю, что никогда не смогу получить вашего прощения, но надеюсь, что вложение в этом письме поможет выразить мои непрекращающиеся и искренние сожаления по поводу случившегося в «Соснах-близнецах». Не проходит и дня, чтобы я не поминал Мэтью в своих молитвах.
Я осознаю, что после стольких лет молчания весть обо мне станет для вас сюрпризом. Но недавние события в моей жизни – и, возможно, взросление в целом – заставили меня понять, что мы можем гораздо лучше управлять своими судьбами, чем я полагал.
– Почему американцы все время называют любую страну здесь Европой, как будто это какое-то отдельное государство? – первое, что спрашивает Фиона, закончив читать. – Он прожил несколько лет в Ирландии. Пусть так и напишет.
Я молча перечитываю письмо, раз за разом, пытаясь сопоставить его со знакомым мне Аароном. Слишком много всего нужно переварить. Похоже, что он был виновен в гибели некоего Мэтью. Но что-то намекает, что это не просто происшествие, а нечто гораздо более печальное.
И почему он не уверен, что его родители посещают ту же церковь, что и Мэдисоны? Если он настолько помешан на Боге, то разве он не должен знать наверняка? Он определенно утратил связь и с родителями – и это тот Аарон, что рассуждал о важности семейных отношений.
– «Сосны-близнецы». Это еще что такое? – размышляет вслух Фиона.
– Наверняка какое-то заведение для чокнутых, – отвечает Лили.
Мы ищем в Google. Лили права. Это действительно «Центр заботы о молодых людях с проблемным поведением».
– Как ты узнала? – спрашиваю я Лили.
– Потому что все они называются на один лад. У мамы в ящике для перчаток одно время лежали такие брошюрки. «Пастбища успокоения», «Хрустальные воды».
– А почему твоя мама… – начинаю я и осекаюсь. – Они что, хотели отослать тебя в такое заведение?
– Наверное, – пожимает она плечами. – В какой-то момент они точно туда обращались, чтобы им выслали брошюры.
Я содрогаюсь при мысли о том, что Лили могли запереть в одном из этих «центров». Подумать только!
Потом я понимаю, что в одном из таких заведений одно время держали Аарона, а это представить еще труднее.
– Надо поговорить с Нуалой и Манон, – говорит Фиона. – Письмо наверняка пригодится, правда? Это возвращение отправителю, а значит, на внутреннем конверте должна быть его слюна и все такое. Да и деньги, наверное, какое-то время лежали в его карманах. И он написал письмо от руки.
– И указал свое имя, – добавляю я. – Свое полное имя, своей собственной рукой.
Я вдруг мысленно переношусь в февраль, когда Ро едва не поцеловал меня, но вместо этого сообщил свое имя. Тогда он еще сказал, что настоящие ведьмы знают настоящие имена вещей.
– Почему они не взяли деньги? – удивляется Лили вслух.
– Они отправили конверт, не вскрывая. Просто не хотели знать, что внутри.
– Значит, он сделал что-то плохое и попал в то заведение, – говорит Фи. – А пока был там, убил кого-то.
– Похоже, его это не на шутку волнует, – говорит Лили.
– Ну да. «Не убий» – так говорится, правда? – отвечаю я. – Для того, кто помешан на Боге, это серьезнее некуда.
– И даже для тех, кто не помешан на Боге, – замечает Лили.
– О, так это было во сне! – вдруг смутно вспоминаю я.
– Что, убили кого-то во сне?
– Да нет же… – я пытаюсь вспомнить подробности. – Он брал несколько сотен из банкомата. Я наблюдала за ним. Как будто внутри его воспоминаний.
Лили снова изучает банкноты.
– Наверное, это было какое-то время назад. Они успели пересечь Атлантику и вернуться обратно.
– Ну да, – бормочу я, не понимая, что это означает.
В четверг Нуала поджидает нас возле школы, закрыв «Прорицание» пораньше. Она надела солнцезащитные очки и старается не смотреть в сторону школы, не сводя глаз со стаканчика с кофе в руках, и стоит, прислонившись к своему хетчбэку.
Мы выходим из главного входа, и вдруг рядом со мной оказывается сгорбленная сестра Ассумпта, вцепившаяся в перила.
– Мэйв, это кто там – маленькая Фионуала Эванс?
Я смотрю на нее в потрясении. С каких пор сестра Ассумпта знает, как меня зовут? Или Нуалу?
– Да, сестра.
– У нее был ребенок от одного француза, – говорит сестра Ассумпта и тут же исчезает за дверью.
– Неужели об этом знают все, кроме нас? – сокрушается Фиона.
Мы садимся в машину Нуалы. Она никак не комментирует отсутствие Ро. Что-то мне подсказывает, что она догадалась о том, к чему шло дело у нее на кухне тем вечером, и нисколько не удивлена, но сочувствует нам.
– А Манон до сих пор у вас, Нуала? – осторожно спрашивает Фиона.
– Да, дорогая.
– А Манон… сколько ей лет?
После некоторой паузы Нуала оборачивается.
– Двадцать.
– Значит…
– Мне было двадцать пять
– А ее оте…
– Это все, Фиона, – твердо произносит Нуала, и Фиона замолкает.
Я чувствую себя немного виноватой. Я всегда считала Нуалу старше. Думала, что по крайней мере ей за пятьдесят, а ведь ей всего сорок пять. Может, это из-за того, что мои родители старше, и я так воспринимаю всех «взрослых» людей. А может, потому что Нуала всегда производит впечатление человека, прожившего несколько жизней. Как, очевидно, и есть на самом деле.
То же самое, наверное, можно сказать и об Аароне. Его образ в моем сознании уже начал понемногу меняться. А сколько лет ему? Кем он был, когда был просто Аароном Майклом Бранумом? Действительно ли он переживает из-за этого Мэтью или это одна из его хитроумных схем?
Манон сидит на заднем крыльце лавки и курит самокрутку. Увидев нас, она кивает, а я ощущаю, как Фиона буквально сгорает от любопытства. Фиона, которой так не хватает шарма в Килбеге, не может поверить, что сюда приехала такая гламурная особа.
– Похоже, у нас есть все, что надо, – первой заговаривает она. – Чтобы связать Аарона.
Мы выкладываем все на кухонный стол. Стодолларовые купюры, письма, конверты. Манон изучает их молча.
– Наверное, этого хватит для мягкого связывания, – задумчиво подводит итог она.
– Но мы же хотим связать его покрепче? – встреваю я, хотя толком и не понимаю, в чем же должно заключаться это связывание. – Чтобы он не вырвался?
– Думаю, такого человека опасно связывать крепко. Это письмо было написано не так уж давно. Судя по нему, его одолевают внутренние проблемы.
– И что?
– Связывание – трудная штука. Мы попытаемся контролировать его волю, а это может привести к травме. Вдруг он окажется слишком хрупким. Если он решит, что его магия бесполезна, то может и покончить с собой.
Поразительно, с какой откровенностью она это произносит.
– Он же хочет разрушить Килбег, – говорит Фиона. – В любом случае получит по заслугам…
– Мы точно не знаем, что он делает и чем руководствуется. Мы просто знаем, что он замешан в этом деле, – вздыхает Манон, переворачивая американские банкноты лицом вверх. – Люди часто делают то, о чем после жалеют.
Нуала ставит на стол чайник, из которого идет пар.
– Люди бросают детей, – добавляет Манон, и тут Нуала как-то слишком громко предлагает нам отведать пирог с вишней. Манон, похоже, ее не слушает и снова замолкает, изучая письма Аарона.