– Это так не работает. Опустошить местный источник энергии можно только посредством сенситива, связанного с Килбегом. Я же к нему не имею никакого отношения.
– А что насчет твоего Колодца? Того, что в Калифорнии?
Он хмуро смотрит вниз.
– Его опустошили. Через меня. Потому они меня и привлекли в свои ряды. А потом перевели меня в другое место. С тобой поступили бы так же, если бы смогли. Отправили бы куда-нибудь, чтобы ты не смогла снова стать слишком сильной для них.
Туту поднимает голову и смотрит на меня с интересом. Наклоняет голову набок. Его выражение морды говорит: «Ты в порядке, хозяйка?»
Слишком много информации, слишком много всего, что нужно принять во внимание. Я чувствую, как начинает закипать мой мозг, и я тру виски, словно пытаюсь удержать на месте кости черепа.
– Я был на севере, когда мне позвонили из Килбега. Они заметили колебания энергии и хотели, чтобы я съездил и выяснил, что происходит. Это была либо ты, либо Рори.
Он останавливается и поправляет себя.
– Ро. Я не мог определить точно. Кто-то обладал чем-то, и вы оба были такими… не знаю, как выразиться. Точно такими же, как мы были раньше, в «Соснах-близнецах». И Фиона тоже. Тогда я снова начал видеть Домохозяйку. Потом услышал о Лили, и все встало на свои места.
– «Будет интересно, если ты выживешь», – вспоминаю я его слова.
– Ну что ж, было и вправду интересно, – говорит он с искренним восхищением. – На самом деле! А когда Лили вернулась и все вы четверо… четверо…
Он начинает запинаться, заикаться, повторяться.
– В-в-все вы ч-ч-четверо… ос-с-с-тались… живы.
Слово «живы» он выплевывает, словно вишневую косточку. И впервые я вижу его по-настоящему.
Нет, не так. Я видела его все время, пока он сидел напротив меня с остывшим чаем. Правильнее сказать, я вижу в нем себя. Я понимаю, каково это – когда твои друзья умирают или покидают тебя, каково винить себя, искать утешение в чем-то более сильном и большом, чем ты. В коллективе, который не кажется сектой, потому что тебя повышают до менеджера среднего звена, как только ты вступаешь в него.
– С трудом, – говорю, словно в утешение. – То, что мы остались в живых, произошло случайно.
– М-м-мне всегда говорили, – продолжает он, глотая слезы, – что Мэтью умер, потому что… потому что мы использовали нашу магию во зло. Что, вызвав Домохозяйку, мы все… совокуплялись. С Сатаной. Но что я могу искупить грех, воспользовавшись своей магией во благо. Что могу быть спасен. Могу избежать…
– Ада?
И это слово ломает его. Слово, которое мы произносили десятки раз в течение этого долгого разговора, разрывает связь между эмоциями и приличиями. Аарон Майкл Бранум съеживается и тихонько стонет, его плечи вздрагивают, он шумно вдыхает.
– Но вы все… все выжили, – выдавливает он наконец из себя. – Ну и как вы теперь, в порядке? Процветаете?
Я не знаю, что делать. Я знаю, что сделала бы в обычной ситуации. Если бы это был бы кто-то другой, хотя бы случайная девочка на год младше меня. Я бы обняла ее за плечи и попыталась бы утешить. Попросила бы утешить кого-то более знающего. Но это даже не просто посторонний взрослый человек. Это некто опасный, обладающий силой и – несмотря на открывшуюся ему истину о том, что он мудак, – до сих пор мудак.
Поэтому я просто говорю:
– Если ты должен был привести меня к ним, то у тебя это плохо получилось.
Всхлипывания затихают, а потом прекращаются. Он начинает смеяться. Не хихикать или издавать сухие смешки, а хохотать по-человечески, от души.
– Да уж, – соглашается он, вытирая лицо ладонью, – действительно, в этом я подкачал.
Он смотрит на меня почти извиняясь.
– Когда я… Они снабдили меня дополнительной силой, понимаешь. Они это умеют. Дают силу тем, кто им нравится, отбирают у тех, кто их разочаровывает. К тому времени, как мы пересеклись с тобой, я был… был таким самонадеянным, что даже и не думал особенно стараться.
– А теперь эта дополнительная сила исчезла? – спрашиваю я. – Они отобрали ее у тебя, потому что ты их разочаровал?
– Они хранят силу в людях, существах и вещах. Но больше всего в людях. В тех, которым доверяют. Это как банк, который постоянно переводит деньги, заставляет их расти. Как система вознаграждения для последователей, а также своего рода… не знаю. Офшорный счет.
– И ты был одним из их офшорных счетов?
– Да, какое-то время. А потом они забрали свой вклад.
Он делает паузу.
– И я понял, что без этого я просто… Просто какой-то мудак.
– Правильно. Ты такой и есть. Ты совершал ужасные поступки, – с негодованием цежу я сквозь зубы. – Совершал мерзкие дела. Делал и без того уязвимых людей еще более уязвимыми. Ты сделал мир хуже для людей, особенно для квиров. Ты приходил на телевидение, Аарон. Ты выступал по радио и говорил, что контроль за рождаемостью вреден для женщин. Ты пропагандировал безбрачие, женоненавистничество и гомофобию.
Сейчас я изображаю Фиону, насколько это у меня получается. Воображаю, что она находится в этот момент рядом и говорит моими устами.
– Я знаю, – говорит Аарон. – Знаю. Но и ты должна понять меня. Я думал, что помогаю. Думал, что спасаю лю…
Я встаю и начинаю демонстративно убирать чашки со стола, с грохотом опуская их в раковину.
– Это не имеет никакого значения, – огрызаюсь я. – Этого недостаточно. Одевайся. Мы идем к Нуале.
– Зачем?
Впервые за долгое время я снова ощущаю в себе силу. Я чувствую, что, если захочу, из глаз моих вырвется огонь.
– Ты поможешь нам остановить их.
29
Когда мы добираемся до «Прорицания», на моем телефоне уже два сообщения: от Фионы и Лили. Они спрашивают, где я и чем занимаюсь. Как мне ответить на этот вопрос?
«Я сейчас с тем парнем, которого мы ненавидим».
В лавке нет посетителей, и Нуала проверяет список товаров, почесывая колпачком ручки лоб. Раздается звонок колокольчика у двери, она поднимает глаза, и ее теплая улыбка при виде меня переходит в замешательство, когда она видит, с кем я пришла.
– Он здесь, чтобы помочь нам, – спешу сообщить я.
Аарон лишь кивает в знак подтверждения.
– Он расскажет нам все, что знает о «Детях Бригитты», – продолжаю я. – Он уже многое рассказал мне. Мы остановим опустошение Колодца. Избавимся от них.
Аарон пожимает плечами, как будто согласен с моими высказываниями в теории, но сомневается в их практической реализации.
Нуала сразу же опознает его по выражению лица.
– Ты Аарон?
– Я… постараюсь сделать все, что в моих силах.
Я нарочно громко кашляю.
– И даже больше, – уточняет он.
Нуала переводит взгляд с меня на него и обратно. Похоже, она понимает кое-что еще.
– Мэйв, где термос?
– У меня в сумке, – нерешительно отвечаю я. – Я… Я выпила его. По ошибке.
Нуала обхватывает лицо ладонями.
– О чем вы? – неуверенно спрашивает Аарон.
– Мэйв, я не могу воспринимать всерьез его слова, если ты выпила зелье.
– Почему?
– Потому что он одержим тобой. Проходящий эффект. Нельзя доверять ему в таком состоянии. Доверять ему нельзя в любом случае, но особенно сейчас.
Я об этом не подумала. Я думала, Аарон привязан ко мне физически. Я даже не рассматривала вариант эмоциональной связи.
Аарон кашляет и спрашивает громче:
– Простите, о чем вы говорите?
Сейчас, в присутствии Нуалы, я ощущаю себя увереннее и решаюсь рассказать подробности.
– Вчера мы наложили на тебя чары связывания, и я… я случайно выпила зачарованное зелье. Поэтому ты оказался у моего дома. Ты… немного связан со мной, наверное.
Аарон выглядит испуганным.
– Мне нужно идти.
– Куда?
– Куда угодно, – отрезает он и выбегает из лавки.
Через окно мы видим, как он пересекает улицу и бежит по переходу, подавшись вперед, словно пес на поводке. Потом резко останавливается, размахивает руками и раскачивается из стороны в сторону, будто к его плечам привязана невидимая веревка, не дающая сделать ему лишнего шага. С целую минуту он стоит на месте, продолжая бороться, но под конец возвращается на нашу сторону улицы, испуганный и одновременно смущенный. Он слишком подавлен, чтобы заходить в лавку или хотя бы посмотреть через окно на наши лица с выражением сожаления.
– Мэйв, – мягко говорит Нуала. – Похоже, что-то еще изменилось за последние сутки.
– В каком смысле? – неуверенно спрашиваю я.
Она трогает прядь моих волос.
– Вот это.
Я краснею.
– Разве так бывает? Ну, когда…
Нуала как будто одновременно и удивляется и веселится, причем сама не может решить, на чем остановиться.
– Если ты ведьма, то иногда да.
– Почему?
Она пожимает плечами и произносит нечто настолько поразительное, что я поначалу даже не верю своим ушам. Нужно, чтобы она повторила немедленно. Чтобы я услышала правильно.
– Магия любит секс.
– Что? Почему?
– Потому что это естественно. Потому что он противоположен контролю. Потому что он сводит мужчин с ума. Потому что дает женщинам силу. Потому что все, что ненавидит магию, ненавидит и секс.
– Ого.
– Это был… – начинает она и бросает взгляд на улицу. – Это был Ро, так?
– Что? – ошарашенно спрашиваю я и только потом понимаю, на кого она смотрит. – Ты подумала, что?.. С ним?!
Она не сводит взгляда с окна. В ее голосе ощущается напряжение.
– Ну, ты появляешься утром с парнем, я не знаю!
С тех пор, как я потеряла девственность с Ро, прошло как минимум полдня, но сейчас мне этот факт впервые не кажется чем-то чрезвычайно весомым или серьезным. Сейчас он кажется мне забавным. Забавно, что у меня сегодня едва ли не лучшая прическа в жизни. Забавно, что можно впускать кого-то в свое тело. Забавно, что люди так озабочены этой темой. И, что самое забавное, я обсуждаю этот вопрос со своей сорокапятилетней подругой. И несмотря ни на что, мы начинаем смеяться.