Фиону они не очень убеждают, что понятно.
– Неужели мы все просто забыли, через что этот мудак заставил нас пройти?
– Нет, – отвечаем мы с Нуалой одновременно.
Аарон снова смотрит на свои руки.
– Аарон согласен с тем, что ему нужно отвечать за свои поступки, – говорит Нуала. – И начнет с того, что поможет бороться с этой ужасной организацией. Прежде всего – с этой мисс Бэнбери.
– Погодите-ка, – прерывает ее Фиона. – А что не так с мисс Бэнбери?
Я понимаю, что ее настолько ошеломило присутствие Аарона, что она не готова к настоящему потрясению.
– Мисс Бэнбери – одна из «Детей Бригитты». Она забирала мою…
При воспоминании о ней по моей спине снова пробегает холодок. Пока что мне удавалось не слишком задумываться о пережитом, но сейчас, когда я представила те чайные пакетики, те «маленькие серые мышки» на ватных дисках, к горлу подкатывает тошнота. Я снова ощущаю ее руки у меня во рту – она нежно дотрагивается до задних стенок моих зубов. Мои плечи сжимаются, застывая от ужаса. Все тревожно смотрят на меня.
Я замолкаю.
Начинаю снова.
– Она опустошала мою магию при помощи чайных пакетиков, – говорю я как можно более спокойно. – Это был не Аарон.
Лицо Фионы бледнеет, взор ее тускнеет.
– Фи? – подбадриваю я ее.
Она пытается что-то сказать, но у нее получается только беззвучно открывать рот. Она останавливается. Пытается снова.
– Мой дневник…
О боже.
– Мой… она… мне.
Фиона хватает себя за грудь, за горло. На секунду я думаю, что она околдована каким-то заклинанием молчания. Потом понимаю, что говорить ей мешает шок, а не магия.
– Твой дневник, – говорю я. – Он все еще у нее?
Фиона просто кивает, и впервые с тех пор, как я ее знаю, она выглядит маленькой. Она на два дюйма ниже меня и примерно на пять ниже Лили, но раньше я этого не замечала. У нее всегда был самый громкий голос из нас четверых, и обычно кажется, что это не самая высокая из присутствующих.
Аарон встает со стула и предлагает Фионе сесть.
– Не прикасайся ко мне, – огрызается она. – Даже не смей.
Она продолжает стоять, сжимая и разжимая кулаки; костяшки ее побелели.
– Мэйв, – наконец произносит она. – Лили. Вы можете пойти со мной в ванную?
– Да.
Ее просьба, похоже, смущает Лили, но она соглашается. В отличие от других девочек, мы никогда не ходили вместе в туалет даже во времена нашей прежней дружбы.
– Уборная наверху попросторнее, – советует Нуала. – И там больше возможностей для уединения.
Я говорю Нуале одними губами спасибо, беру Фиону под руку и веду ее наверх.
Это старомодная ванная комната, вся бледно-розовая, цвета сиропа от кашля. Пахнет пудрой и цветами. Как только я закрываю дверь, Фиона опускается на пушистый коврик. Она обхватывает руками колени, на лице ее написан ужас.
Нам не хватает места, чтобы рассесться на полу, поэтому я сажусь рядом с ней, а Лили садится в пустую ванну.
– Что случилось, Фи? – осторожно спрашиваю я. – Ведь сейчас мы точно знаем, что делать. Знаем, с кем имеем дело. Мы можем все исправить, чего бы это ни стоило.
Фиона не отвечает. Вместо этого она выпрямляет руки и ноги и хватается за юбку. Это вельветовая мини-юбка темно-красного цвета, а под ней плотные черные колготки. Фиона спускает колготки, и на секунду мне кажется, что она собирается раздеться и принять ванну. Лили, очевидно, тоже так думает, и мы удивленно смотрим друг на друга.
Но Фиона не собирается принимать ванну. Она скатывает чулки чуть ниже колена и останавливается, закрыв лицо ладонями. Я смотрю вниз и понимаю. Порезы.
Неглубокие красные порезы вдоль бедер. Порезы, которые не зажили. Порезы, которые, как она думала, заживут.
– О, Фи, – я обнимаю ее.
Она склоняет голову на мое плечо. Я не знаю, что еще сказать, поэтому просто повторяю ее имя.
– Фиона, Фиона.
На коврик начинают падать слезы.
– Перестало работать, – говорит Фиона сквозь всхлипывания.
– Когда? – участливо спрашиваю я.
Прежде чем ответить, она прикусывает нижнюю губу. Глаза ее расширяются и блестят.
– Несколько дней назад.
– Почему ты продолжаешь, если твои способности уже не действуют? – спрашивает Лили, а я задаюсь вопросом, насколько ей известно о привычке Фионы.
– Не знаю, – рыдает Фиона. – Просто… просто продолжаю. Это как бы мой распорядок дня. Вошло в привычку. Я забыла. А потом, я ничего не говорила, чтобы вы не подумали, что я… все еще занимаюсь этим.
Она снова замолкает и скрывает лицо.
– Насчет нас не беспокойся, – говорю я, обнимая ее. – Мы любим тебя и хотим, чтобы ты поправилась.
– Она тоже сказала, что хочет, чтобы я поправилась, – вспыхивает Фиона. – Она сказала, что разговор поможет.
– Разговоры действительно помогают, – говорю я, поглаживая ее по голове. – Разговоры помогают.
– Но не с ней.
На ее глазах снова выступают слезы, горячие и тревожные. Она хватается за волосы, за горло.
– Им нельзя доверять, – выпаливает она. – Никому из них нельзя доверять.
– Ты же не знала, – стараюсь ее успокоить я. – Ты не знала, что она работает на них.
– Я хочу сказать, что вообще никому нельзя доверять, – отрезает она.
Я понимаю, что она переживает психологическую травму, но все же ее слова немного задевают меня. Мы с Лили переглядываемся.
– Ты можешь доверять нам. Ты всегда можешь доверять нам.
Фиона не слышит меня.
– Вечно со мной все так поступают, – продолжает она. – Люди почему-то считают, что вправе требовать чего-то от меня, брать у меня что-то. Все, что захотят. Даже ты, когда списывала у меня. О чем ты думала? Типа: «Это же такая азиатка, чего с ней церемониться»?
Она смеется пустым смехом.
– Или ты думаешь, это просто потому, что я так отчаянно хочу всем угодить?
Я ощущаю чувство вины за то, что обманула ее во время теста, но все же странно, что Фиона завела речь на эту тему сейчас. Говорят, что достаточно трех случаев, чтобы что-то стало восприниматься как тенденция. Неужели есть еще какой-то третий случай, о котором мы с Лили не знаем.
– И взять мой дар, – фыркает она. – Исцеление. Какая шутка! Как будто сама Вселенная кричит мне: «Твоя обязанность – следить за тем, чтобы другим было хорошо!»
Она снова обхватывает руками колени и смотрит сквозь них. Я не знаю, что сказать. Не знаю, что делать. Должна ли я извиниться за обман или это только помешает ее раздумьям и снова сосредоточит ее гнев на мне? У Лили, похоже, вообще нет никаких идей. Она просто вцепилась в бортик ванны и сидит с печальным видом. Фиона перестает плакать. Просто сидит и обнимает себя.
– Может, ты что-то расскажешь, Мэйв? – предлагает она наконец, и слова как будто застревают у нее в горле. – Она же и с тобой что-то проделала.
– У меня такое чувство, – я замолкаю и пытаюсь ответить правдиво, а не так, как ожидают от Лучшей Подруги. Я вспоминаю прикосновение рук Хэзер, вспоминаю, как она трогала мои зубы. Как шептала о моем потенциале. – Такое чувство, что никакими словами не описать того, что она со мной сделала.
Лили прислоняется щекой к прохладному краю ванны.
– Никакими словами не описать то, что мы умеем делать, а все существующие звучат глупо и надуманно.
Мы с Фионой, сидя на коврике возле ванны, издаем благодарные смешки.
– Это точно, – говорю я.
– Мы занимаемся магией. Да, это звучит неестественно, надуманно и странно, мы шутим об этом, используем слова, вроде «силы». Но это не выдумка. Это реальность. То, что случилось со мной, когда я был рекой, было реальным. Я знаю, что вы не сможете до конца понять, что я пережила, но это было на самом деле. И то, что она сделала… это тоже не выдумка. Это реально. Она что-то сделала с тобой.
Фиона кладет голову мне на плечо, а я беру ее за руку, и мы переплетаем пальцы.
– Просто у меня такое чувство, что я никогда не буду прежней, – говорю я, задыхаясь. – Я не хотела быть такой, но теперь не могу представить другого существования. А она взяла и все испортила. Она разрушила меня.
– Ох, Мэйв, мне так жаль.
Через маленькое окно – крошечный квадратик во внешней стене ванной – видно, что снаружи уже темно. Чернота со слабыми желтоватыми отблесками фонарей, стоящими где-то в стороне.
Фиона чуть шевелится – как будто собирается с силами.
– Раньше я чувствовала то же самое. Ощущала себя разрушенной, – говорит она едва слышно. – Помнишь, когда мы познакомились, я рассказывала тебе о парне?
Она ни разу не заговаривала о своем бывшем ухажере с той недели, когда мы вместе начали заниматься Таро, еще в феврале. Я удивленно смотрю на нее.
– Это тот, который хотел заняться сексом? Вы что…
– Нет, – резко отвечает она. – Мы им не занимались.
Значит, вот оно что. Тот самый третий случай, признак тенденции. Люди используют Фиону. Считают, что это нормально.
– Но он заставлял меня делать… всякие вещи, – почти шепчет она. – Чтобы… сделать ему приятно.
– А ты что? – спрашивает Лили, тоже очень тихо и осторожно – таким тоном, какого я не слышала от нее уже несколько лет.
– Это было целую вечность назад, – отвечает Фиона. – Честно говоря, даже не знаю, почему я вдруг заговорила об этом сейчас, я так давно об этом не вспоминала.
Не нужно обладать телепатией, чтобы понять, что она лжет.
– Когда мы познакомились, тебе выпадали такие грустные карты, – говорю я. – Нужно было мне догадаться, что происходит что-то еще, о чем ты молчишь. Просто тогда я еще не знала тебя так хорошо.
– Я чувствовала себя ужасно, – говорит она, и по ее щеке медленно скатывается слеза. – Потратила столько сил на то, чтобы сойтись с той компанией, и со многими я до сих под поддерживаю дружеские связи… наверное. Мы вместе ставили «Отелло», но он… он как бы просто все взял и разрушил. К тому времени у меня и в школе не было настоящих подруг, так что я просто ощущала себя