– И что ты собираешься с этим делать? – спрашивает он низким голосом с на удивление деревенскими интонациями.
Я делаю выпад, и он шагает назад, легко уклоняясь от удара.
– Ну ладно, хватит дурачиться, – говорит он.
Позади него что-то вспыхивает – ослепительно-яркая полоса света устремляется к металлическому концу лопаты, как молния к громоотводу. Время замедляется, как это было с Аароном в кафе: пусть все и происходит за долю секунды, но я каким-то образом успеваю проанализировать ситуацию, как будто рассматриваю фотографию. Ищи слабое место. Лицо мужчины искажается от удивления – испущенный Лили электрический разряд освещает его словно фотовспышка. Разряд касается кончика лопаты, воспламеняя ее, превращая старый тусклый металл в сияющее, искрящееся оружие. Теперь я понимаю, когда моя сенситивность пытается сказать мне что-то. И прямо сейчас она говорит мне: «Это твой единственный шанс».
Я снова делаю резкий выпад и ощущаю податливость его живота, мягкого, как диванная набивка. Он мгновенно отлетает назад. В воздухе пахнет гарью, как от раскаленного утюга, оставленного по забывчивости на рубашке. Запах тлеющей ткани.
В ушах звенит, и я не могу ничего поделать, кроме как схватить покрепче лопату и машинально выйти из сарая. Когда слух мой восстанавливается, я слышу неясный всплеск. И хорошо вижу потерявших сознание мужчин. Возможно, даже мертвых. Я быстро срываю с Манон кусок прорезиненного брезента, защитивший ее от электрического разряда.
– Что случилось? – спрашиваю я ее, как будто она должна была все разглядеть под брезентом и ремнями.
А потом вижу Лили. Обнаженную, плещущуюся по пояс в реке. Похожую на таинственную русалку.
– Лучше поторопиться, – говорит она, едва не напевая от плохо скрываемой радости. – Долго в отключке они не пробудут.
– Где твоя одежда?
– Там, – указывает она на аккуратную стопку.
Ночь холодна, но она не дрожит. Тело ее блестит в лунном свете, гладкое, как у выдры. Я протягиваю ей одежду, отводя глаза. В отличие от других подружек, мы всегда смущались раздеваться на глазах друг у друга. А сейчас она стоит передо мной с голыми грудями.
– Они что, умерли? – спрашивает Лили, натягивая колготки и джемпер поверх влажного блестящего тела.
– Нет, – говорю я, замечая, как начинают пульсировать их световые пятна.
– Хорошо, – говорит она, выжимая немного речной воды из волос. – Давайте тогда действительно уходить.
И вот мы втроем бежим по залитому лунным светом саду: сначала Манон, потом Лили, потом я, самая слабая бегунья. Ступая по следам Лили, я чувствую, как от травы под ногами исходит статическое электричество.
34
В машине Лили охватывает дрожь, адреналин от потрясающей демонстрации ее способностей в реке понемногу начинает выветриваться. Манон высоким от возбуждения голосом начинает описывать, что произошло. Она говорит быстро, пропуская слова, путая окончания.
– Кого они послали? – перебивает ее Аарон. – Как они выглядели?
– Один парень большой, – говорю я. – Дай мне свою куртку.
Аарон бросает куртку на сиденье, я подбираю ее, накидываю на плечи Лили и растираю их сквозь материал, пытаясь вернуть ей тепло.
– А каким голосом он говорил? На кого походил?
– Не знаю.
Теперь Лили садится мне на колени, Манон в середине, Фиона у окна. Речная вода стекает мне на одежду. Интересно, сделала ли Лили прививку от столбняка?
– Интонации немного деревенские. Он был очень крупным. И страшным. Я оглушила его электрической лопатой.
– Прости? – спрашивает Нуала. – Электрической чем?
– Манон, – испуганно произносит Фиона. – На тебе что-то.
– Что? – спрашивает Манон, все еще пребывая в панике. – Где?
– На… на шее.
Манон начинает царапать свое горло.
– Нет, не двигайся, – говорит Фиона.
Она вглядывается в шею Манон, чуть ниже ее левого уха, проводит большим и указательным пальцами и достает что-то круглое и серебряное, похожее на странную монету, после чего кладет находку в раскрытую ладонь Манон. Лили тоже осматривает шею Манон.
– На этой стороне такая же, – говорит она, снимая штуковину. – Что это?
Манон снова раскрывает ладонь, и Лили отдает ей монету. Манон рассматривает находки. В ужасе и в замешательстве.
– Дай-ка сюда, – говорит Аарон, протягивая ладонь.
Манон смотрит на него, как будто оценивает, насколько безопасно будет отдать ему все свои сбережения.
– Пожалуйста, – добавляет он.
Манон медленно кивает. Жюри присяжных в ее мозгу вынесло вердикт о невиновности и согласилось с тем, что отдать ему монеты будет безопасно. Он рассматривает их, поворачивая под светом лампочки на крыше, пока Нуала ведет машину.
– Думаю, что…
Он еще раз внимательно рассматривает их, а затем снова подносит одну из них к лампе, и она мгновенно прилипает к ней как магнит. Свет тут же гаснет, и вся машина ненадолго глохнет. Мы все вскрикиваем от неожиданности. Аарон отцепляет монетку, и лампа снова вспыхивает.
– Это предназначалось для Лили, – заявляет он.
– Когда они были на мне, я приняла свой собственный облик, – обеспокоенно говорит Манон.
– Ого, – вспоминаю я своеобразную смирительную рубашку из прорезиненного брезента с ремнями, которую они принесли с собой. – Значит, теперь они изобретают вещи для нас?
Лили выдавливает слабую улыбку.
– Нам воспринимать это как комплимент?
Под грузом пережитого и от запоздалого страха за Лили я начинаю вновь растирать ее плечи и руки курткой Аарона.
– Нужно загнать мисс Бэнбери в угол в школе, – решительно говорит Лили. – Когда рядом никого не будет.
– Думаешь, после стычки с Мэйв она снова появится в школе? – спрашивает Фиона.
– Она останется там, пока не убедится, что все под контролем, – уверенно говорит Манон. – Уж на это точно можно рассчитывать.
– Когда я отбывала наказание после уроков, из здания последними уходили только мы с ней, – вспоминаю я. – И еще иногда сестра Ассумпта.
В поисках одобрения мы смотрим на Манон.
– Возможно, это вариант.
Порывшись в карманах, она достает куски материи с шезлонгов.
– У вас же сейчас будут каникулы?
– Да. Полсеместра прошло.
– Хорошо. Можно попытаться создать заклинание и зелье на основе вот этого. Заклинание посильнее, на которое понадобится больше времени. Но через две недели к пятнице мы должны дать ей отпор, вернуть магию по каналу и запечатать Колодец на месте.
– Через две недели в пятницу? Да мы к тому времени погибнем! – восклицает Фиона. – А раньше нельзя?
– Заклинание должно созреть, а в этот день будет новолуние. Наши силы возрастут до максимума.
Я поверить не могу, что к тому времени Ро уже вернется из тура. Он планировал вернуться к моему дню рождения. Двадцать третьего.
– Ради всего святого на протяжении следующей недели ведите себя как можно тише и не высовывайтесь, – предупреждает нас Нуала. – Выходите из дома только в случае крайней необходимости.
– Ну, это не трудно, – говорит Фиона. – После каникул у нас будут пробные экзамены, и мы в любом случае должны готовиться всю неделю.
Аарон за все это время почти не промолвил ни слова. Наверное, размышляет, чем ему заниматься долгую неделю и заодно постараться, чтобы его не убили.
– Ты тоже не будешь сидеть без дела, – строго говорит Нуала. – Расскажешь нам обо всем, что знаешь. Будем пополнять мои архивы.
– Спать будешь на полу, – столь же строго обращается к нему Манон. – В гостиной.
– Да, – соглашается Нуала. – Манон займет свою комнату.
Меня поражает мысль о том, что ведьма, малый бог и бывший фанатик будут жить две недели в одном доме – я бы не отказалась посмотреть такое телешоу.
Нуала высаживает нас напротив нашего дома. Лили втискивается в джинсы, выпрыгивает из машины наружу, босыми ногами в кроссовки. Земля усеяна битой яичной скорлупой и пятнами от желтков. Мы разглядываем их в недоумении – неужто это какое-то заклинание или знак того, что дела в Килбеге пошли еще хуже.
– О, сегодня же Хеллоуин, – вспоминает Фиона, поломав голову с минуту. – Люди кидаются яйцами.
– Ох! – восклицаем мы вместе с Лили, словно с трудом вспоминая то время, когда никакой магии еще не было, а Хеллоуин еще что-то значил. – Кидаются яйцами.
Я ужасно устала за весь день, но мне противна сама мысль о том, что придется сидеть у себя в комнате и смотреть видеозаписи Ро.
– Может, останетесь у меня? – робко предлагаю я. – Сегодня же первая ночь каникул. Я уверена, что никто возражать не будет.
Девочки сразу же соглашаются. Они пишут родителям, а потом мы идем в дом и начинаем плавить сыр на тостах под грилем. Мама ненадолго спускается вниз в халате и, похоже, испытывает облегчение, удостоверившись в том, что мы ведем себя так, как и должны вести себя подростки. Думаю, нам тоже полегчало. Несколько часов мы играем в самые обычные игры. Смеемся над глупыми вещами. Кормим собаку сыром. А часа в два устраиваемся в комнате Джо, потому что она самая большая и теплая. Мы с Фионой ложимся вдвоем в одну кровать, а Лили выбирает надувной матрас на полу. Установив мой ноутбук на подушках, мы смотрим сериал «Друзья», пока не начинаем клевать носом. Ближе к четырем едва держимся только мы с Фионой, наблюдая за тем, как Чендлер сообщает Дженис о том, что переезжает в Йемен.
– Думаешь, он серьезно?
– Чендлер? – отзывается Фиона сонно, но с удивлением.
– Нет, Аарон.
– О.
Следует пауза.
– Не знаю. Я надеялась, что ты уверена в этом.
Но уверена ли я?
В следующее воскресенье мы встречаемся с Нуалой и разрабатываем план. Нуала настолько осторожна и стремится продумать все до мелочей, что настаивает на том, чтобы заплатить одному из своих соседей, таксисту на пенсии, чтобы он нас забрал и высадил. По ее словам, пока Колодец не запечатан, мы должны уподобиться членам королевской семьи: не перемещаться сразу все вместе, не садиться в машину с незнакомцами, не ездить в общественном транспорте. Никаких закрытых помещений. Никаких разговоров с людьми на улице.