– Поверить не могу, – качает головой Ро.
Мне вдруг в голову приходит одна мысль.
– Погоди… а во что ты не веришь, Ро?
Глаза его расширяются, будто он не может поверить, в кого я превратилась.
– Что ты… ты можешь допустить мысль о том, чтобы находиться с ним в одном доме?
Он смотрит на стол с курицей и хлебом.
– И даже спокойно ужинать с ним?
– Почему?
– Потому что он жестокий гомофоб, который манипулирует людьми, – он прищуривается, переводя взгляд на Аарона. – Потому что с ним связано практически все плохое, что произошло в городе за минувший год.
– И как именно? – не унимаюсь я. – Расскажи, как именно он манипулирует людьми?
– Потому что он чертов сенситив, Мэйв. И ты это знаешь.
Я не могу сдержаться. По моему лицу расползается широкая улыбка, словно разбитое яйцо по сковороде.
– Сенситив, – повторяю я, стараясь не поддаваться головокружению. – И что же это такое?
Ро настолько разозлен, что яростно выпаливает одно слово за другим:
– Человек, который больше других связан с магией земли. Поэтому ты смогла вызвать Домохозяйку и…
Он хлопает себя по рту ладонью, на пальцах которой сверкают три кольца.
– О боже, – задыхается он. – О боже, о боже…
Я подхожу к нему, обнимаю и крепко прижимаю к себе. Ро крепко хватает меня за талию и держится, как будто вот-вот утонет.
– Извини, – шепчет он сквозь слезы. – Извини. Прости меня, прости.
На несколько секунд все остальное отходит на задний план, остаемся только мы с ним. Два школьника в подземном переходе. Два ребенка, прячущиеся под кроватью. Два человека, которые в буквальном смысли пожертвовали жизнью ради другого.
– Ты вернулся, – бормочу я, уткнувшись носом в его волосы. – Ты вспомнил?
– Только сейчас, – отвечает он, отстраняясь от меня. – Когда увидел…
Он неопределенно машет в сторону Аарона.
– Тогда почему ты здесь?
– Я… я поговорил с Хонор. Обо всем. О том, как, по моему мнению, ты преувеличивала, рассказывая про всякие магические штуки, или использовала их, как механизм преодоления травмы. И… и она просто посмотрела на меня и сказала, что неважно, механизм преодоления это или нет. Я должен быть рядом с тобой. И… не знаю. Я как бы просто проснулся. Понял, что неважно, во что я верю или не верю. Главное, чтобы ты была в безопасности.
– Значит… ты бросил тур?
– Всего лишь на один день, – слабо улыбается он. – А когда не застал тебя ни в твоем доме, ни у Фионы, ни у себя, то подумал, что остается единственное место.
Я снова обнимаю Ро, и теперь он кажется мне более плотным и реальным, чем в последние месяцы. Прижав свои губы к его губам, я ощущаю себя человеком, который только что поел после нескольких недель голодания.
Нуала кашляет.
– Рада, что ты вернулся в команду, Ро.
37
Пятница кажется темным вихрем, лишенным всяких признаков времени года. К трем часам дня на улице уже стоит тьма, птицы маниакально щебечут, сходя с ума от настолько раннего заката. К половине пятого школа пустеет. Я освобождаю свой шкафчик, как будто ухожу на обычные выходные – каждое мое движение медленное и обдуманное.
«Скоро» – стучит у меня в висках.
Скоро.
– Мэйв, – раздается позади меня голос мисс Бэнбери. – Полагаю, сегодня ты остаешься после занятий.
Я оборачиваюсь. Вот она, стоит прямо передо мной. В той же длинной юбке. В тех же армейских ботинках. Но лицо у нее – лицо изменилось. Теперь оно желтушное, с морщинистыми пятнами, как у перезрелого банана. Как стены в ее кабинете. Скулы острые, хотя, может, они всегда были такими. Просто я не замечала, когда она мило улыбалась мне.
– Хорошо, идем, – говорю я резко.
И на мгновение меня охватывает ужас. Такой, какой я не должна ощущать. Я должна ощущать возбуждение от того, что мы устраиваем засаду, о которой она, скорее всего, не в курсе. Наша встреча не должна походить на запланированный заранее боксерский поединок.
Я следую за ней в Душегубку, закрываю дверь и сажусь.
Прямо сейчас Манон выпивает зелье связывания.
Прямо сейчас Ро взламывает замок на главных воротах наверху.
Прямо сейчас Лили выводит из строя охранную систему и камеры.
Прямо сейчас Нуала произносит заклинания. Прямо сейчас Аарон…
И тут я ловлю на себе ее взгляд, и в голове у меня проносится ее внутренний монолог.
«Я-то думала, что это я так хорошо справляюсь со своей работой, но если Бранум смог убедить ее в том, что он стал каким-то исправившимся христианином, придерживающимся новых для себя ценностей, то она и вправду идиотка».
Я застываю. Слово «идиотка» звучит как царапанье металла по стеклу.
«Сейчас, наверное, он обманывает тех детей наверху».
«Нет, – думаю я. – Она блефует. Она хочет задурить мне голову».
– К тебе вернулась сила, – говорит она вслух. – Поздравляю.
– Вы же знаете, что вернулась. Я не глупая, – говорю я так, как будто на самом деле верю в это. – Что значит «отчеканивает»?
И тут я вспоминаю нечто вроде монетки на шее Манон и понимаю.
Она пожимает плечами.
– Чайные пакетики, волосы… Все это… безвкусно, пошло. Неточно. Размыто. Монеты облегчают дело.
– Значит, сейчас вы делаете эти штуки для всех нас?
– Мы делаем такие штуки для многих людей. И даже делаем людей.
Я напоминаю себе, что нужно сохранять спокойствие. Напоминаю, что я и должна сейчас находиться здесь. Напоминаю себе, что это сестра Ассумпта создала окружающие меня стены, чтобы я однажды оказалась здесь и занялась этим делом.
– Например, вас? – говорю я. – Они сделали вас ради меня.
– На мой взгляд, слово «сделали» слишком сильное. Я бы сказала, они написали роль и пригласили меня сыграть ее.
Она проводит пальцем по пыльной поверхности своего рабочего стола.
– Да, они взяли меня на эту роль ради тебя.
– Но почему именно вас? – спрашиваю я, ощущая настоящее любопытство под слоем беспокойства и страха. Почему именно эта женщина? Почему такая одежда?
– Это очень тонкое искусство. Они хотели, чтобы я напоминала тебе твоих сестер. Подходящий возраст. И хотели, чтобы я предложила тебе то, что никто другой не мог бы предложить.
– Что, например?
– Варианты, – улыбается она.
– Варианты?
– Для будущего. Ты была настолько убеждена в собственной никчемности, что достаточно было, чтобы кто-то подтолкнул тебя в нужном направлении и уделил тебе немного внимания. Это было несложно, Мэйв. Ты сама стремишься навстречу.
– Значит, Япония – это и был один из вариантов?
– Она и до сих пор остается вариантом, – продолжает Хэзер уже своим обычным, более привычным для меня тоном. – Послушай. Я знаю, что тебе не по душе всякая религиозная белиберда. Как и мне. Но это просто небольшая часть кампании.
Кампании?
– Просто поддержка старомодного мышления приносит много денег, – продолжает она.
– Зачем вам деньги? – спрашиваю я сквозь зубы.
– Ну, для всего этого. Чем больше у нас сторонников, тем больше Колодцев мы можем освоить, что привлекает еще больше сторонников, и так далее. Здесь открываются огромные перспективы для молодых людей, владеющих магией.
– Магией, которой владеете вы, – парирую я. – Это неправильно. Нельзя забирать себе всю магию мира.
Она как будто задумывается.
– Дело в том, Мэйв, что если бы мы действительно владели магией, то никто не смог воспользоваться ею неправильно. Ваша ссора с Лили осталась бы просто глупенькой ссорой, не так ли? Не было бы никаких Домохозяек, никакого мороза со снегом и льдом, ничто бы не выводило из равновесия мироздание. Всего лишь ссора двух девочек-подростков в ирландском захолустье. А теперь представь, что это происходит по всему миру. В котором люди знают, что делают, и осознают последствия своих поступков.
Несмотря на мою решимость, ее слова немного меня смущают. Я молчу, обдумывая их. Она замечает мою заинтересованность и продолжает:
– «Дети Бригитты» останавливали гражданские войны до того, как они перерастали в геноцид. Они помогали распустить плохие правительства, покончить с коррупцией. Для глобальной стабильности нет лучшего союзника, чем мы, и мы всегда занимались такими делами, оставаясь на заднем плане. Помогали.
– Опустошали источники, – поправляю я ее. – Стремились захапать себе как можно больше.
Она машет рукой, как будто все это ерунда. Подумаешь. Омлет не приготовить, не разбив яйца.
– Мэйв. Ты же знаешь меня. Далеко не все было иллюзией. Большинство из того, что я рассказывала тебе о своей жизни, – правда. Неужели ты думаешь, что я стала бы участвовать в этой затее, если бы изначально считала ее плохой? Ну, то есть мне в ней не все нравится. Но мне не нравится и Amazon, не нравится то, что люди умирают на вредном производстве, добывая материалы для новых iPhone. Но ведь такова жизнь. Таков мир. Мы делаем все, что в наших силах.
Я не знаю, что сказать. Предполагалось, что я должна просто ждать, пока Манон выпьет зелье и отправится сюда с Лили. Если зелье связывания сработает, то почувствует ли это Хэзер Бэнбери? Привязанный Аарон дошел до моего дома во сне, а ведь это было достаточно легкое заклинание.
– Враги становятся союзниками, союзники снова становятся врагами, – продолжает она. – Все идет по кругу, согласна?
Я ощущаю пульсацию в деснах.
– Мэйв… ты и вправду думаешь, что люди могут настолько легко изменить свои убеждения? Мне любопытно. Я на самом деле интересуюсь психологией подростков, я не притворялась. Неужели ты считаешь, что это так легко – отмахнуться от двадцати лет богобоязненности и… изменить свои взгляды за пару недель?
– Я видела, как вы мучились, – говорю я. – Видела дыры на вашем лице.
Она не отвечает, а открывает верхний ящик стола и достает один из старых чайных пакетиков, держа его между большим и указательным пальцами.
– Высыхая, они теряют свою силу, – говорит она. – Но в этом есть еще немного силы.