— Не узнаешь? — обрадовано ответил я вопросом на вопрос.
— Как не узнать? Какой еще идиот, кроме тебя, может поднять меня с постели в такую рань.
— Ничего себе рань… Уже давно за двенадцать перевалило. Ты опять всю ночь бухал?
— Не опять, а снова. У меня гости.
— А когда их у тебя нет?
— Короче, Склифосовский, тебе чего надо? Я еле голову оторвал… от подушки. Глаза… сами… закрываются…
По голосу я понял, что сейчас Леха уснет прямо с телефонной трубкой в руках.
— Проснись! — рявкнул я во всю мощь своих легких. — У меня вопрос есть.
— Спрашивай быстрее… извини… момент… — В трубке что-то забормотало, как будто вода в сливном бачке.
— Бет у тебя!? — снова заорал я в трубку, опасаясь, что наш разговор может прерваться в любой момент.
— Не лезь… — бубнил Леха кому-то. — Говорю тебе — дай отдохнуть! Я же не трактор… Это ему все по барабану, он железный и может пахать сутками. Спи малютка, спи… Потом, попозжа… — Раздался звук поцелуя.
— Алло, Леха!
Не кричи, я не глухой. Приходи, найду я тебе Бет. Здесь она. Только прихвати с собой беленькой и шампусика. Да побольше. Шамовка у меня есть…
И телефон отрубился.
Бетти объявилась! Ур-ра! Наконец-то. Надо позвонить ее мамаше. Иначе она поднимет на ноги всех ментов. Целеустремленная женщина, от нее просто так не отбрыкаешься. Теперь я точно знал, что Бет по характеру пошла в свою родительницу.
Я набрал номер домашнего телефона Лизаветы, но в ответ получил лишь длинные гудки вызова. К аппарату так никто и не подошел. Значит, мамаша не послушалась меня и сейчас штурмует райотдел милиции. Наверное, на ее месте и я бы так поступил.
Материнское сердце — это сплошной обнаженный нерв. По себе знаю. Моя маманя до сих пор считает меня несмышленышем, мальцом, и старается уберечь от всех напастей. От ее советов и назиданий у меня иногда голова пухнет.
Я примелся к Лехе через час. За это время я успел побриться, помыться, переодеться, купить в гастрономе все, что нужно, найти такси и доехать до дома, где жил Леха-Леопольд.
Конечно, такси можно было и не брать, так как Лехин дом находился почти рядом с моим — через два квартала. Но, зная его аппетиты, я набрал водки и напитков словно на Маланину свадьбу. Поэтому тащить неподъемные пакеты на своем горбу мне как-то было не в масть.
Не забыл я и про закуску. По понятиям Лехи, закусь в пьянке — это прилагательное. Обычно он обходился тем, что мог найти в своем холодильнике. А там, насколько я знал, кроме банки с килькой в томате, засохшего куска сыра каменной твердости и бутылки кефира, больше ничего не было.
Меня воодушевлял тот факт, что Бет и впрямь могла, не дождавшись такси, (она была в этом плане очень принципиальной; опоздал, парниша, — катись дальше, а я найду себе другую тачку) пойти к Лехе, который и познакомил нас. Как я об этом раньше не подумал?
С такими радостными мыслями — слава Богу, нашлась! — я и позвонил в дверь Лехиной квартиры. Нет, я не просто тренькнул разок. Я давил на кнопку звонка, пока он, образно говоря, не раскалился.
Мне было хорошо известно, что если Леха спит, то его можно поднять лишь бабахнув возле уха большой петардой. Кстати, я сильно удивился, когда он спросонку поднял телефонную трубку. Наверное, Леха мало выпил.
Мне открыл не он. На пороге, безмятежно улыбаясь, стояла обнаженная девица. Ну не будешь же считать одеждой бусы на шее и прозрачный шифоновый шарф, которым она пыталась прикрыть свои прелести. Ей было от силы восемнадцать лет.
— Вы друг Леши? — сонно щурясь, спросила она нежным голоском, в котором явно прозвучал какой-то подтекст; и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Он сказал, чтобы я впустила вас, когда вы придете. А я уснула… Извините…
— Однако… — Это было все, что я сказал при виде юной вакханки.
Я был сражен наповал. Неужели Бет принимала участие в групповухе!? Ну, Леха, ну, гад… убью! Во мне вновь заговорило нехорошее чувство злостного частника. Мало ему своих телок, так он еще и на мою позарился.
Оттолкнув девушку в сторону, я стремительно ворвался в спальню, где почивал мой приятель (какой он после этого друг!?), споткнулся о что-то, и застыл в нелепой позе, изобразив едва не балетное па — чтобы не упасть.
Лехина кровать представляла собой толстые мягкие подушки, занимающие половину спальни. На них можно было поместить полвзвода девиц.
Сейчас их было всего три. Они лежали возле Лехи как лепестки розы вокруг репейника. И вся эта компашка спала мертвым сном.
Я потихоньку попятился назад и закрыл дверь. Бетти среди этих девиц не наблюдалась.
— Здесь есть еще девушки, кроме вас четверых? — спросил я у обнаженной красотки, которая где-то оставила шарф и теперь неспешно натягивала на себя гипюровые трусики.
У Лехи была трехкомнатная квартира, но мне почему-то расхотелось заглядывать в другие помещения. Я знал, что там нередко ночевали те его приятели, которым любовь в подворотне категорически не нравилась.
— Не-а, — ответила она беззаботно. — Больше никого. Ой, минералка! — радостно воскликнула девушка, заметив бутылочные пробки, торчащие из пакетов, которые я бросил перед дверью спальни. — Можно?…
— Какие проблемы…
О, времена, о, нравы! Так любили говорить древние римляне. Уже тогда. С того времени мало что изменилось в человеческих отношениях. Упадок морали — это первый признак разложения и развала империй.
Девушке было абсолютно по фигу, что перед нею незнакомый мужчина, а она, практически, в чем мать родила. А ведь когда-то эта малышка ходила в детский садик, носила розовые банты, и в ее широко распахнутых глазках читались неземная невинность и райское целомудрие.
Но груди у нее красивые… М-да… С такой кралей не грех и… Стоп! Закрываем тему. Скабрезные мыслишки на фоне благородных размышлений о высоком и вечном вмиг опустили меня на грешную землю, будто вместо парашюта мне сунули в руки булыжник.
Тем временем девушка открыла пластиковую бутылку минералки и присосалась к ее горлышку, как телок к коровьему вымени. Я деликатно отошел в сторону. Меня мучила только одна мысль — где же, все-таки, Бет? У Лехи ее точно не было.
Тогда почему он сказал, что Бетти у него? Чертов Казанова! Брехло собачье. Похоже, он использовал меня как носильщика-снабженца. Чтобы самому не ходить в магазин за спиртным. Вот паразит…
Нет, нужно поднимать хозяина этого борделя. Я решительно зашел в спальню и начал трясти Леху, как грушу со спелыми плодами.
— Ты что, сдурел!? — Он слабо отбрыкивался, но вставать не спешил. — Ник, ну ты даешь…
— Это ты даешь. Поднимайся, мать твою!..
— Ну дай мне поспать… хотя бы полчаса… — ныл мой дружок.
— Вставай, я водку принес. И напитки.
— Что? — Леху будто пружиной подбросило.
Он принял сидячее положение и сказал, облизывая сухие губы:
— Ты, наверное, шутишь…
— Какие шутки? Ты сам заказал, когда я тебе звонил час назад.
— А ты разве звонил?
— Вот те раз… Леха, не гони балду. Неужто забыл?
— Извини, Ник, в башке полный абзац. Ничего не помню.
— Между прочим, ты еще сказал, что у тебя Бетти обретается.
— Да? Я такое говорил?
— Милая картина — он удивляется. Какого хрена я бы сюда приперся!? Между прочим, я трезв и слух у меня пока нормальный. Значит, ты нагло соврал.
— Ничего подобного, — живо возразил Леха. — Тебе нужна Бет?
— В данный момент — очень.
— Так о чем тогда базар? Вот она… — И Леха принялся тормошить одну из сонных девиц. — Бет, проснись! Бетти, лапушка… за тобой пришли.
— Остановись! — повысил я голос. — Это не Бет.
— Как это — не Бет? Ничего подобного. Или она лапши на уши мне навешала? Вставай, кому говорю!
Девушка наконец приняла сидячую позу и сонно пробормотала, качая головой как китайский болванчик:
— Леша, ты чего?
— Вот он говорит, что тебя зовут не Бет. — Леха обличающим жестом ткнул в мою сторону указательным пальцем. — Зачем ты нам всем лгала?
Девушка посмотрела на меня, с усилием подняв голову, и ответила:
— Я его не знаю.
— Я спрашиваю тебя о другом — ты Бет или кто?
— Леша, я хочу спать…
— Когда я спрашиваю — отвечай!
— Я Беатриса. Значит, Бет. Доволен?
Не дожидаясь ответа, девушка упала на подушку и мгновенно уснула. Наверное, ей показалось, что все происходит во сне.
— Доволен, — буркнул Леха. — А ты? — спросил он, глядя на меня немного прояснившимися глазами.
— Не очень, — ответил я сокрушенно. — Я имел ввиду свою Бет. Лизавету. Ты должен ее помнить.
— Если бы я запоминал всех своих и твоих телок, то имел бы огромный объем мозга, с которым запросто стал бы депутатом Думы.
— У тебя и так мозги в порядке… конечно, ежели не с похмелья. Для того, чтобы стать депутатом, нужно иметь в кармане миллионов пять-шесть «зеленью». У тебя есть такие бабки?
Кряхтя, Леха выбрался из мягких подушечных объятий и встал на ровные ноги.
— Денег мало, — ответил он тоскливо. — Мне для полного счастья требуется пару «штук» американских бумажек. У меня такой гешефт наклевывается…
— Пополнение коллекции или просто клевый товар?
— Для себя.
— Понял. И ты, конечно, не скажешь, что тебе может приплыть…
— Что нарыл — скажу. А кто хозяин монет — уж извини, это не для прессы, как говорится. Не обижайся.
Я невесело ухмыльнулся и сказал:
— Никаких обид. Дружба — дружбой, служба — службой, а табачок врозь. Не волнуйся, я дорогу перебегать тебе не буду. За мной такие «подвиги» не водятся.
— Было бы сказано… Вспомни, как ты кинул Фрола.
— Ну, во-первых, он мне не друг и даже не товарищ, а во-вторых, я просто его опередил. Пока он искал тугрики, я выкупил монеты. Всего лишь.
— Не знаю точно, как там у вас было, но Фрол на тебя заимел зуб размером со слоновий бивень.
— Этот зуб может ему нёбо проткнуть и повредить мозги. Когда я начинал заниматься коллекционированием, он несколько раз меня, несмышленыша, что называется, мордой об асфальт хряпнул. Из-за этого хитрожопого Фрола я потеря кучу бабок. Мало того, он самолично втюкал мне фальшак, что, как ты знаешь, в наших кругах не приветствуется, если не сказать больше. Но я смолчал. Стыдно было признаться в некомпетентности. Свои грехи, значит, он благополучно забыл.