— А я говорю — убийца забрал ее с собой! — горячился Леха. — Бет видела, как он выходил из квартиры банкира, и могла его опознать!
— Ты не знаешь, что было в квартире… — Я невольно вздрогнул. — Этот зверь просто грохнул бы ее на лестнице — и все дела. А труп затащил бы в прихожую квартиры банкира. У нас и днем-то редко кто ходит по лестнице, а уж ночью…
— Скажи, Ник, а еще какая-нибудь машина, кроме такси, отъезжала от дома в это время?
Я озадаченно уставился на Леху. О «майбахе», упомянутом в телефонном разговоре водителем таксомотора, я своему дружку не сказал; это обстоятельство как-то вылетело у меня из головы.
— Да, — ответил я, немного помедлив. — Машина была. Таксист ее видел.
— Ну вот! — победоносно воскликнул Леха. — В этой машине твою подружку и увезли.
— Зачем!?
Леха смутился и, опустив глаза, ответил:
— Ну, не знаю… Но увезли точно!
— Тебе бы романы детективные ваять. Ты бы там такого понапридумывал… Например, убийца-маньяк прихватил Бет с собой, чтобы расслабиться после хорошо выполненной «работы». Не проще ли ему было поехать на наш городской Бродвей — а он от моего дома совсем недалеко — и взять проститутку? Их там пруд пруди, в любое время дня и ночи околачиваются.
— Ник, у меня чутье.
— Ладно, будет об этом, — сказал я, увидев, что в кухню начали входить давешние сонные красотки. — Потом как-нибудь… А теперь разреши откланяться.
— Ты куда!? — всполошился Леха.
— Дела… — ответил я неопределенно.
Я почувствовал себя не в своей тарелке. Девушки разглядывали меня как бабочку под микроскопом — с большим интересом и с желанием препарировать. Чего мне страсть как не хотелось — воспоминания о Бет были чересчур свежи.
Сделав им ручкой и сказав «Привет, пока!», я направился к выходу. Естественно, меня провожал Леха.
— Ник, за харчи и пойло я заплачу, — сказал он на прощанье, пряча глаза. — Потом… Мне должны отдать долг…
— Обижаешь, Леха. Это гостинец.
— Спасибо, брат! — проникновенно поблагодарил Леха, и на этом мы расстались.
Я вышел на улицу. Вдалеке громыхал гром. Похоже, приближалась гроза. Воздух был неподвижен и сильно наэлектризован. А может, мне это показалось. Но искры, которые высекала трамвайная дуга из контактного провода, были гораздо длиннее и гуще, чем обычно.
Несмотря на то, что я был подшофе, и казалось бы, должен радоваться жизни, на душе у меня кошки скребли.
Глава 8
Вообще-то я тоже люблю детективы. Но, в отличие от Лехи, не бросаюсь на забойные обложки и раскрученные имена. Для меня главное, чтобы в книге присутствовала Литература. Пусть и в несколько обедненном варианте — что поделаешь, детектив или триллер не шедевр стилистики — но все же.
Наверное, моя избирательность по части чтива произошла от бабули. Как она доставала меня классикой! Бабуля буквально торчала над душой, пока я дочитывал очередной роман какого-нибудь гения до корочки. А потом еще и вопросы разные задавала. «Почему Раскольников убил старуху, да еще и топором».
А фиг его знает! Бзик у него такой появился.
Живи Достоевский в наше время, он таких бы романов наштамповал о потомках Раскольникова — только держись. Каждую неделю по «ящику» показывают, как молодые отморозки убивают старух и стариков. Это у них теперь вроде спорта. Ведь брать у наших пенсионеров нечего, все, что можно, забрало родное государство — здоровье, силу и накопления.
Но вернемся к детективной литературе. Конечно же, из книг я знал многое: как работает милиция, прокуратура и суды, какими «стволами» предпочитают пользоваться киллеры и как они уходят от погони, как заметают следи, и что такое, в конечном итоге, наружное наблюдение.
Однако я даже не предполагал, как это хреново, когда по твоему следу идет ищейка, и возможно, не одна.
Слежку за собой я поначалу не заметил — я почувствовал ее. Мне вдруг стало очень неуютно: поднялся ветер, который больно бросал в лицо песок (откуда он взялась в центре города, где нет никакого строительства?), на тротуаре появились выбоины, в туфель попал камушек, а одежда стала почему-то тесной и начала жать подмышками.
В общем, полный дискомфорт. Не понимая, в чем дело, я начал нервничать и ругаться. Интеллигентно ругаться, без площадной брани. Все-таки, кругом люди.
А я хоть и не интеллигент в седьмом колене, и уж тем более не принадлежу к дворянскому сословию (чем сейчас кичится разное чмо, чаще всего безосновательно), но все равно благовоспитанный молодой человек. По крайней мере, мне хотелось бы так думать.
В конечном итоге я совсем озверел от каких-то моральных непоняток, и решительно зашел в «стекляшку». Так завсегдатаи называли бар «Арктику».
Когда-то — то есть, при советской власти — здесь было кафе-мороженое. Я часто сюда заходил вместе с бабулей. А когда стал старше, то посещал «Арктику» уже с девушками.
Это было очень уютное и во всех отношениях приятное заведение. В нем подавали не только мороженое, но и шампанское — естественно, взрослым. Курить в «Арктике» запрещалось, так как клиентами кафе были в основном дети и подростки.
Сейчас все переменилось. Дети сюда не ходят, хотя мороженое по-прежнему имеется в наличии, в баре не только шампанское, но и почти все известные спиртные напитки, а что касается курения, то теперь в «Арктике» сигаретный дым стоит столбом.
Изменился и интерьер. Он был выполнен в лучших зарубежных традициях и поражал дорогой отделкой, а также обилием всяких никелированных штучек и разнообразных приспособлений, из которых мне была знакома только кофеварка.
Одно осталось неизменным — «Арктика» как была, так и осталась «стекляшкой». Только теперь обычные стекла заменила на тонированные, и с улицы, как раньше, нельзя было рассмотреть, что творится внутри.
Я решил выпить чашку кофе. Чтобы взбодриться и разобраться в своих ощущениях. За столик я не стал садиться, а пристроился у стойки бара.
— Вам покрепче? — вежливо спросил юный бармен.
— Подешевле, — ответил я.
Бармен понимающе ухмыльнулся. Он понял, что перед ним свой человек, завсегдатай.
«Покрепче» обозначало то же, что и «подешевле», но было гораздо дороже — раза в два-три. В зависимости от аппетитов бармена. Крепость и аромат кофе от суммы не зависели. Но об этом знали только посвященные — те, кто забегал сюда почти каждый день. Всех остальных обдирали безбожно.
Бармен постарался — кофе был потрясающим, даже лучше, чем я ожидал. Я молча показал пацану большой палец, и он расплылся в радостной улыбке. Я тоже остался доволен — почему не сделать приятный, хотя и безмолвный, комплимент хорошему человеку?
В погоне за ускользающим капиталистическим «завтра» мы начали забывать, что улыбка и доброе слово часто дороже денег.
Я отхлебнул пару глотков, посмотрел на застекленную стену… И невольно вздрогнул. Там стоял человек, глаза которого буквально сверлили прочное каленое стекло. Ну просто тебе два алмазных бурава.
Похоже, он колебался — зайти в бар, не зайти? Но мне его колебания не волновали. Меня смутило другое: этого хмыря я встретил, когда выходил из подъезда дома, где жил Леха. Увидев меня, он быстро отвернулся и сделал вид, что рассматривает какую-то афишу. Тогда я не придал этому значения, но сейчас…
Будто прочитав его мысли, я сразу понял, что этот невзрачный, низкорослый мужичок — метр с кепкой на коньках — топает следом за мной. Конечно, это могло быть простым совпадением, что и его нелегкая принесла к «Арктике», однако в глубине души уже крепло убеждение — нет, здесь он появился неспроста.
Тем временем мужчина, так ничего и не высмотрев, ретировался — пошел дальше. Наверное. По крайней мере, пока я пил свой кофе, мне на глаза он больше не попадался. А я следил за улицей, как снайпер за передвижениями своей цели.
Расплатившись, я вышел из бара и с деланной беззаботностью закурил. Гроза обошла город стороной, снова засияло солнышко, и настроение у меня поднялось. Увы, не надолго.
Мужчина невзрачной (я бы даже сказал — неприметной) наружности стоял у лотка уличного торговца аудиокассетами с пиратскими записями как нашей, так и зарубежной музыки. Кассеты постепенно становятся анахронизмом, поэтому навар от такой торговли мизерный, а значит, ни ментам, ни браткам-рэкетирам нет дела до мальчишек, пытающихся таким способом заработать себе на жизнь. А если их и «доят», то по-божески.
Не обрати я внимание на мужчину внимания, когда он заглядывал в «Арктику», обошел бы его как небольшой камешек на дороге, даже не запомнив, где он лежит и какой с виду. Но теперь я все видел в ином свете.
Как я и предполагал, этот серый неприметный мыш пошел вслед за мной. Надо отдать ему должное — делал он это весьма профессионально.
Я не мог все время оглядываться, иначе он сменил бы тактику слежки. Мне хотелось, чтобы топтун пребывал в полной уверенности в своей незаметности. В таком случае у меня больше шансов для маневра.
Но какого беса он ко мне прилепился? И кто его поставил на мой след? Неужто майор Ляхов решил, что я и впрямь маньяк и он хочет застигнуть меня на месте преступления? Бред…
Во-первых, я ну никак не тяну на головореза, способного расчленить человека. А во-вторых, не думаю, что у милиции так много сотрудников службы наружного наблюдения, что они могут бегать, высунув язык, за каждым подозреваемым в свершении преступления.
Нет, здесь что-то не то…
Может, подойти к этому хмыренку и спросить прямо «Что тебе, козел, надо?» И если он начнет кочевряжиться, набить ему морду. Думаю, что сил и сноровки у меня на этот аморальный поступок хватит, хоть я и не дрался уже лет пятнадцать.
Если бы все было так просто…
А что если этот «хвост» обрубить? Про такие трюки мне тоже было известно из книг. Город я знал отлично, поэтому освободиться от слежки мог запросто. Но зачем? Я ведь ничего противозаконного не совершил и впредь не собираюсь совершать. Пусть ходит за мной, ежели ему делать нечего.