Посредине внутреннего круга палаток перед скошенной площадкой возвышался помост, а на нем — несколько десятков сидений. Как только повозки остановились на краю луга, несколько мальчиков и девочек в венках и цветных лентах выбежали навстречу. Среди них была и Ливана. Они одарили гостей цветами — Харита получила от новой подруги большой букет, — после чего отбежали и составили хоровод.
Ливана тянула Хариту за собой, та отказывалась.
— Беги с ними, — сказала царица, выталкивая Хариту и забирая у нее цветы. — Ты несколько дней просидела в повозке.
Харита дала Ливане руку, и они присоединились к танцорам. Мальчик снял с головы корону из лент и надел на царевну; забили барабаны, флейты и лиры заиграли нежный напев, и начался танец.
Аваллах спешился, помог Брисеиде сойти с повозки и подвел ее к встречающей коранийской знати. Царя, царицу, Аннуби и других важных гостей пригласили в ближайшую беседку, где уже разливали по золотым ритонам подслащенное вино, с утра охлаждавшееся в роднике.
Четверо царевичей, оставшиеся в седлах, не видели ничего для себя занятного, пока не появились сыновья Сейтенина с луками и мишенями. Царевичи соскочили с коней и присоединились к своим новым друзьям. Каждому не терпелось похвастаться своей меткостью.
Когда золотисто-алый шар Бела склонился к западному краю горизонта, гости и хозяева заняли место на возвышении. Музыканты заиграли на дудочках и тамбуринах, а коранийцы в ярких нарядах представили сцены из далекой древности: Атлант сражается с демиургом Калипсом за только что созданную землю; Посейдон вбивает трезубец в склон священной горы, в то время как его жена, Гея, убивает Сета, дракона, приползшего пожрать их сына Антея; Девкалион и Пирра выходят из ковчега и воздвигают алтарь Белу.
Каждая следующая сценка казалась лучше предыдущей; Харита была готова смотреть всю ночь, если бы не начало смеркаться. С наступлением сумерек зажгли фонари, превратившие луг в зеленое бархатное море, озаренное мягким сиянием трехсот золотых лун. Гостей усадили, подали еду. Длинные столы гнулись под тяжестью дымящихся блюд — здесь были большие куски жареного мяса, рыба в виноградных листьях с ломтиками лимона, горы свежеиспеченных хлебов, корзины со сладкими фруктами с далекого юго-запада, тушеные овощи в булькающих котлах, сладости, тягучее вино.
Аваллаху и его семье выделили почетные места, рядом с ними усадили коранийскую знать, и после долгой череды торжественных тостов начался пир. Харита сидела между Гуистаном и долговязым сыном коранийского первосвященника. Тот все время перегибался через нее, чтобы поговорить с Гуистаном о собачьих бегах, которые, похоже, составляли единственное развлечение коранийской молодежи.
— У меня четыре пса, — говорил сын первосвященника (Харита тут же забыла его имя). — Завтра будут бега, я точно выиграю. Они очень резвые.
— Если они и вправду такие резвые, выстави их на царские бега в Посейдонисе. Туда допускают только самых быстрых.
— Они быстрые, — настаивал юноша, — самые быстрые в Девяти царствах. Когда-нибудь я выставлю их и в Посейдонисе.
— Я предпочитаю скачки, — важно объявил Гуистан.
— У моего дяди есть скаковые лошади, — не хотел уступать собеседник. — Он получает венки и цепи на всех больших состязаниях.
— Как его зовут? — с набитым ртом осведомился Гуистан.
— Кайстер. Он очень знаменит.
— Никогда о таком не слышал, — сказал Гуистан.
Юноша засопел и отвернулся. Харите стало его жаль, Гуистан частенько дразнил и ее саму. Она локтем двинула брата в бок.
— Ой! — воскликнул тот. — За что?
— Он просто хотел с тобой поговорить. Ты мог бы вести себя повежливее, — прошептала она.
— Я и вел себя вежливо! — сердито зашипел Гуистан. — Я что, рассмеялся ему в лицо?
Несмотря на выходку Гуистана, пиршество продолжалось. Ночь была заполнена едой, смехом и танцами. Харита ела, пока не почувствовала, что не силах проглотить больше ни куска, потом ушла танцевать с другими юношами и девушками. Они собрались под фонарями и ходили змейкой между шестами и беседками.
Танцоры пели, голоса звучали все громче, змейка двигалась все быстрее и быстрее, пока наконец кто-то не споткнулся и все не повалились друг на друга. Харита смеялась, лежа на земле, фонари и звезды кружились над ее головой.
Она закрыла глаза и попробовала отдышаться. Смех вокруг стих. Она села. Остальные застыли, неподвижно глядя в темноту. Харита поднялась на ноги.
Что-то темное вырисовывалось чуть поодаль, там, куда не достигал свет фонарей. Оно шло на них. Смолкшие танцоры попятились. Тень приближалась, и вот уже фонари выхватили из мрака руки, ноги, голову и туловище мужчины.
Он не стал подходить ближе, а остался стоять на границе света и тьмы, глядя на танцоров. На уровне его плеча поблескивал холодный желтый отблеск, похожий на горящий кошачий глаз.
Харита похолодела. Она узнала его. Он стоял, не двигаясь, но она чувствовала на себе его невидящий взгляд. Затем он развернулся и ушел так же тихо, как пришел.
Кто-то из старших мальчиков хихикнул и закричал вслед уходящему обидные слова, но тот уже исчез в темноте. Змейка быстро выстроилась вновь, но у Хариты пропало всякое желание танцевать. Она вернулась за стол и просидела там до конца праздника, как Ливана ни уговаривала ее пойти повеселиться.
Луна взошла и теперь качалась на благоуханном ночном ветерке, изливая на землю серебряный свет. Гости насытились едой и весельем и стали собираться во дворец.
Хариту, засыпавшую на ходу, усадили в царскую повозку, она сразу забилась в уголок и закрыла глаза.
— Смотри!
Голос раздавался в самом ухе; Харита зашевелилась.
— Вон… еще, — произнес другой голос.
Харита открыла глаза и подняла голову. Все вокруг смотрели в небо, и Харита тоже устремила взор вверх. Небеса сияли бессчетными звездами; казалось, небесный огонь горит в твердыне богов и просвечивает через мириады выбоин в чаше неба.
И вот глаза ее, привыкшие к темноте, различили звезду, которая пронеслась по небу и упала в море за дворцом. В следующий миг упала другая, затем третья. Харита взглянула на мать и хотела было открыть рот, когда лицо Брисеиды озарилось светом и все разом вскрикнули.
Харита обернулась. Небосвод пылал. Сотни звезд летели к земле, словно небесное пламя сошло ее спалить. Они сыпались и сыпались, рассекая ночь, как горящие ветки, брошенные в темный океан.
— Неужели это никогда не кончится? — воскликнула Харита. Глаза ее горели светом падучих звезд. — Глянь, мама! Должны быть, они упадут все. Это знамение.
— Знамение, — прошептала Брисеида. — Да, великое знамение.
Звездопад кончился так же внезапно, как и начался. Неестественная тишина повисла над землей — как будто вся вселенная ждала, что будет дальше. Однако ничего не произошло. Онемевшие зрители переглядывались, словно спрашивая: «Ты тоже видел? Мне не почудилось?».
Постепенно вернулись ночные звуки, и участники торжества тронулись к дворцу. Однако царица еще долго смотрела в ночное небо, прежде чем сесть с остальными. Харита дрожала и терла ладонью о ладонь, чувствуя, как озноб пробирает до костей.
Повозки проехали по залитому луной лугу к дворцу Сейтенина. Гости медленной вереницей вступили в зал, многие оживленно, хотя и вполголоса обсуждали увиденное. Брисеида обернулась и заметила одиноко стоящего Аннуби. Он смотрел в небо.
— Скоро вернусь, — сказала она спутникам и подошла к нему. — Что ты видел, Аннуби? — спросила она.
Прорицатель отвел взор от неба, и она заметила печаль в его глазах.
— Я видел, как звезды падали с неба в безлунную ночь. Я видел, как огонь бороздил океанские волны.
— Не говори со мной жреческими загадками, — мягко попросила Брисеида. — Ответь мне прямо, что ты видел?
— Царица моя, — отвечал Аннуби. — Я не жрец, а то увидел бы более ясно. А так я увидел лишь то, что мне было дано.
— Аннуби, — упрашивала царица, — уж я-то тебя знаю. Скажи мне, что ты видел?
Он снова взглянул в небо.
— Я видел, как свет жизни погас в пучине.
Царица на миг задумалась, потом спросила:
— Чьей жизни?
— Чьей? — Он смотрел в звездную ночь. — Не знаю.
— Но…
— Ты спросила, что я увидел, — резко сказал Аннуби, — и я ответил. Больше я сказать не могу. — Он круто повернулся и пошел прочь.
Брисеида проводила его глазами и вернулась к своим спутникам.
Аннуби в одиночестве вышел на террасу холма. Он ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Ноги его шагали по сумеречным тропам будущего, которое на мгновение приоткрылось ему в мерцании звездопада.
Глава 8
Эльфин и его спутницы переехали реку и двинулись по лесной дороге вдоль южного берега, пока не достигли наконец холма перед Абердиви, на плоской вершине которого стояла бревенчатая крепость его отца. Они оставили позади загоны с черными свиньями и бурыми коровами — те поднимали головы, заслышав стук копыт, — миновали легкие — из жердей и соломы — службы и оказались у окруженного рвом каера.
Обитатели Каердиви встретили их неприязненными взглядами — Эльфину здесь явно не обрадовались. Не по душе пришлись его родичам и незнакомые женщины с их малочисленным овечьим стадом.
Тем не менее, когда всадники достигли больших домов в середине каера, за ними следовала немалая толпа любопытных. Гвиддно вышел на порог вместе с Медхир, которая держала на руках маленького Талиесина.
— Приветствую тебя, Эльфин! — крикнул Гвиддно. — Вижу, ты съездил успешно.
— Более чем успешно, отец, — отвечал Эльфин. — Я поехал искать кормилицу, а привез жену.
Под изумленный говор толпы он спрыгнул с лошади и помог спешиться Ронвен.
— Жену! — вскричала Медхир. — Да неужто это правда?
— Истинная правда, — отвечала Эйтне.
Медхир увидела, что с гнедой кобылы слезает ее двоюродная сестра.
— Эйтне! — И Медхир, прижимая к груди ребенка, бросилась к новоприбывшей. — Как же я рада тебя видеть!