— Славно спето, Хафган, — произнес Гвиддно, сонно глядя на лежащих гостей. — Ты лучший из бардов. Но на сегодня довольно. Давайте отдохнем, ибо пир продолжается, и завтра мы услышим другое сказание.
С этими словами Гвиддно завернулся в шкуру, свернулся у костра и заснул. Эльфин и Ронвен встали, забрали олений мех и тихо проскользнули в дом Гвиддно, где вместе опустились на лежанку из свежего тростника и заснули в объятиях друг друга.
Глава 9
— Уже поздно, а тронуться надо будет засветло, — сказал Сейтенин. Голос его гулко отдавался в полупустом покое. Тяжелые кипарисовые балки терялись в высоте потолка, богато украшенные стены блестели в свете качающихся медных светильников, и казалось, что комната заполнена подвижными тенями. — Скажите, что открыла вам ваша мудрость.
Три жреца стояли перед царем, одетые в пышные церемониальные одежды — длинные белые хитоны с поясами из витого серебра и изумрудного цвета хламиды, отделанные серебряной бахромой. Их бритые головы покрывали высокие белые колпаки. Все они слегка улыбались и осеняли себя знаком Солнца. Аваллах сидел подле Сейтенина; Аннуби стоял за спиной своего повелителя, сузив глаза и положив руки на спинку кресла.
— Государь, — произнес жрец, стоявший впереди других. — Мы прочли в храме положенный текст, посовещались между собой и решили, что это благоприятнейшее знамение; оно обещает процветание всем, кто его видел.
— Объясните, — сказал Сейтенин. — Я хочу знать подробнее.
— Как пожелаете, — с кислой улыбкой отвечал жрец. — Мы считаем, что звездопад означает небесное семя, которым Хронос оплодотворил Океан. От него родится новая эра, в которой Девять царств будут мудро и справедливо повелевать миром.
— Да будет так, — произнес другой жрец, кланяясь. Колпаки согласно закивали.
— Когда же это случится? — спросил Сейтенин.
— Вскоре. Как и при рождении человека, будут знамения, по которым мы сумеем точнее определить время, и тогда объявим народу.
Сейтенин взглянул на Аваллаха и сказал:
— Прошу, говори, если желаешь. Вижу, ты не удовлетворен ответом.
— Ты проницателен, Сейтенин, — сказал Аваллах. — Я не удовлетворен, поскольку слышал, что знамение это отнюдь не столь благоприятно, как внушают нам эти ученые люди. Скорее оно сулит огромные бедствия. — Он посмотрел жрецу прямо в лицо. — Что ты на это ответишь?
Жрецы сразу подобрались — как, в их искусстве посмели усомниться? — и напыжились.
— Кто тебе это сказал? — спросил первый жрец, глядя на Аваллаха. В его голосе сквозило презрение.
Аваллах сверкнул глазами, но сдержал гнев.
— Я жду ответа на свой вопрос, — сказал он.
Жрецы нагнулись друг к другу и зашептали. Наконец они выпрямились и старший сказал:
— Государь, это трудно объяснить тому, кто не сведущ в искусстве пророчества.
— А вы попробуйте, может, я не так глуп, — промолвил Аваллах. — Во всяком случае, я хочу слышать ваши доводы.
Жрец беззвучно выругался, но начал объяснять.
— Мудрым ведомо, что из всех земных и небесных знамений наиболее благоприятны являемые в расположении звезд. Мы знаем, что небесные Дома, чрез кои проходят звезды…
— Да, да, — нетерпеливо перебил Аваллах. — Можешь это пропустить. Я не тупица.
— Если говорить упрощенно, небеса представляют собой совершенный порядок, к которому стремится все земное. Поскольку звезды падали из Дома Случая, проходя через Дом Царей, следует ожидать притока благ, особенно для царствующих семей. Звездопады обычно сулят удачу. Об этом есть упоминания в священных текстах — так много, что долго было бы их перечислять, но все они подтверждают наш взгляд. — Жрец развел руками, показывая, что такое внятное объяснение убедит всякого здравомыслящего человека.
Однако Аваллах не удовлетворился.
— А разве не верно, что у счастливого знамения есть близнец?
Жрец, похоже, удивился.
— Да, конечно, верно. Для многих знамений возможно двойное толкование.
— И разве не правда, что близнец удачи — опасность?
— Да, правда.
— И разве не правильно, что знак у опасности и удачи на самом деле один?
— Они близнецы, государь. Ты прав.
— Не близнецы, — настаивал Аваллах. — Это один знак.
— Да, — чересчур осторожно сказал жрец. — Однако священные тексты говорят ясно: звездопад следует толковать только в благоприятном смысле.
— Почему?
— Потому что так было всегда.
— Вы хотите сказать, потому что за таким знамением никогда не следовало ничего дурного?
— Именно так, — отвечал жрец; его собратья самоуверенно закивали.
— По-моему, неразумно утверждать, что какого-то события не будет просто потому, что такого не бывало прежде. Все когда-то случается в первый раз.
Жрец захлебнулся от возмущения и обратился за поддержкой к Сейтенину:
— Государь, если ты недоволен, отошли нас прочь. Однако я уверен, что мы вникли в это дело самым тщательным образом.
Сейтенин примиряюще поднял руку.
— Я, со своей стороны, вполне удовлетворен. Однако, возможно, вы согласитесь рассмотреть вопрос, поставленный Аваллахом? Мне кажется, это не повредит.
— Как пожелаете, — ответил жрец.
Все трое разом повернулись и вышли. Казалось, воздух наэлектризован их возмущением.
Когда дверь за ними затворилась, Сейтенин повернулся к Аваллаху и сказал:
— В том, что ты говорил, безусловно, есть зерно истины. Однако я удовлетворен ответом жрецов. Считаю, что им виднее.
— Я не согласен и буду оставаться начеку.
— Если ты встревожен, оставайся. Но… — Сейтенин положил руки на подлокотники и резко встал, — завтра мы уезжаем, и нас обоих ждут жены. Предадимся более приятным занятиям. — Он двинулся к двери.
— Я надолго не задержусь, — сказал Аваллах. — Доброй ночи.
Сейтенин закрыл дверь, звук его шагов затих в коридоре.
— Ну? — Аваллах встал и повернулся к прорицателю. — Что ты скажешь?
Аннуби покосился на дверь.
— Они напуганы. Слова их по большей части — ложь. Ложь и глупость. Ты был прав, что возразил им, но, боюсь, теперь они и вовсе упрутся насмерть. Ученым людям нелегко сознаться в своем невежестве.
— Напуганы? С чего бы это? Может быть, они знают больше, чем говорят?
— Как раз наоборот: они знают меньше, чем кажется из их слов. Они просто не знают, как толковать звездопад, и скрывают свое неведение за приятной для слуха ложью. — Аннуби фыркнул. — Они говорят о случаях, описанных в священных текстах, хотя прекрасно знают, что знамения такой силы чрезвычайно редки.
— Странно. Зачем им это? Разве не лучше выказать излишнюю осторожность?
Аннуби отвечал с презрением:
— Чтобы все увидели, как они несведущи? Нет, чем разочаровывать людей или могущественного покровителя, лучше наплести сладкой чепухи, которую проглотят за милую душу!
Аваллах изумленно покачал головой.
— Ничего не понимаю.
— Они разучились читать знамения, — объяснил Аннуби дрожащим от ярости голосом. — Они не могут признаться в этом никому, даже себе. Они забыли, если когда и знали, что призваны служить, а не править!
— И потому, не обладая знанием, говорят громко, чтобы заглушить несогласных. — Аваллах помолчал и добавил: — Если отрешиться пока от этого, как насчет знамения? Ты по-прежнему считаешь его грозным?
— В высшей степени грозным. Я в этом ни на йоту не сомневаюсь.
— Что Лиа Фаил? Можно ли ждать помощи от него?
— Да, конечно. В свое время. Однако он мал, силы его, как ты знаешь, невелики. Впрочем, он поможет нам различить более близкие события.
— Тогда буду доверять ему и тебе, Аннуби. А сейчас, раз ничего пока поделать нельзя, предлагаю пойти лечь.
В этот миг вошли два мальчика со щипцами для снятия нагара. Они увидели важных особ, торопливо поклонились и попятились к дверям.
— Входите! — крикнул Аваллах. — Мы уже закончили. Поберегите лампы для завтрашнего вечера.
Два царя со своими свитами выехали из дворца Сейтенина и взяли путь на восток к Посейдонису. Дни были ясные и теплые, дорога — широкая и хорошо вымощенная, общество — веселое, так что путешествовать было одно удовольствие. Обитателей придорожных городов заранее извещали о приближении высоких гостей, и они высыпали на улицы приветствовать путников.
В первую ночь остановились у самой дороги на клеверном поле. На следующую — возле города, чьи жители задали роскошный пир, на котором угощали местной едой и напитками, прославленными по всей Корании. Еще две ночи провели в благоуханном кедровом лесу; на пятую гостили в поместье одного из вассалов Сейтенина, который для такого случая устроил состязание всадников.
Путь продолжался. Ехали полями и лесами, по пологим холмам и широким, плодородным долинам, где паслись дикие лошади и буйволы. И вот к полудню двенадцатого дня добрались до царской дамбы, ведущей к столице. Повозки и колесницы прокатились по лесистым горкам и по мостам над бурными речками, сотрясавшимся от цокота конских копыт. Когда же солнце позолотило нижнюю часть неба, путники выбрались наверх и остановились полюбоваться на широкую котловину, вместившую город царя царей.
Посейдонис был огромен; собственно, он представлял собой город в городе, потому что сам дворец Верховного царя не уступал иной столице — идеальный круг поперечником в тысячу стадий, подобие священного солнечного диска. Круг рассекал канал, идущий от храма Солнца к морю, — такой широкий, что в нем могли разминуться три триремы, прямой, как древко копья, и облицованный камнем на всем своем протяжении.
Прямой канал пересекали три других, образующих как бы вложенные друг в друга кольца. Царские покои входили в ансамбль огромного храма, занявшего весь срединный остров. Через идеально концентрические каналы были перекинуты горбатые мосты, под которыми легко проходили грузовые суда.
Город окружала исполинская внешняя стена из белого камня, на которой через равные промежутки высились островерхие башенки. В башнях были литые ворота, в каждой из своего металла — бронзы, чугуна, меди, серебра, золота, орихалька. Через эти ворота въезжали с товарами купцы из всех Девяти царств и даже из дальних стран. Если не считать ворот и длинного канала, ведущего в порт, белый каменный занавес тянулся без единого зазора.