— Подати податями, на людей не хватает. А хоть бы и хватало — дикари осмелели. Если мы будем смотреть и ждать, головы наших детей скоро украсят их пояса.
— Неужто все так плохо? — усомнился Гвейр.
— Уж поверь, — сказал Киалл.
— Да. И будет еще хуже. — Эльфин положил ладони на стол. — Сильная дружина — главная наша надежда.
— А лорд Гвиддно? Что говорит он?
— Соглашается. Или мы собираем дружину, или будем смотреть, как жгут и грабят наши деревни, угоняют женщин и скот.
Гвейр запустил пятерню в тронутую сединой гриву.
— Я и не знал.
— Так ты нас поддержишь?
— Да, да. Гвейр Паладир свою часть выполнит. Махинллет даст людей и коней.
Эльфин просиял.
— Вот и славно! — Он поднял кубок. — Здрав будь, Гвейр.
— Да, и да будут здравы враги наших врагов!
Они выпили, утерли пену с усов, и запыхавшаяся хозяйка поставила на стол дымящийся горшок. Пока она разливала похлебку по деревянным мискам, Эльфин спросил:
— Так на сколько человек нам рассчитывать?
Хозяйка предостерегающе взглянула на мужа. Гвейр покусал губы и, не обращая внимания на выразительный взгляд жены, сказал:
— На пятнадцать… нет, пусть будут все двадцать!
Жена грохнула на стол чугунок и, колыхаясь; вышла из комнаты.
— Пусть будет десять, — ответил Эльфин. — Этого довольно. Мы не хотим оставить деревню без мужчин. Тебе понадобятся работники в полях и во время уборки.
— Десять так десять, — широко улыбнулся Гвейр. — Клянусь светом Ллеу, это будет славная дружина!
Так оно и продолжалось. В Нетбо, Исгибор-и-Коеде, Талибонте, Невенире, Динодиге, Арлехведде, Плас Гогерддане, Бреви Вауре, Абериствите и других селениях королевства Гвиддно Гаранхира — везде Эльфин встречал ласковый прием и просил дать ему людей. Там, где откровенность и разумные доводы не достигали цели, Эльфин упрашивал, грозил, льстил и ловил на слове. Одного за другим убеждал он местных правителей.
В Каердиви он вернулся через пять дней, заручившись обещаниями получить сто двадцать человек. Гвиддно Гаранхир порадовался сыновним успехам.
— Когда они приедут? — спросил он.
— За три ночи до полнолуния. Они должны привезти еды для себя и корма для лошадей на всю дорогу. Мы даем мясо, пиво и хлеб.
— Как договаривались. Надеюсь, трибун Авит оценит нашу щедрость, — неохотно согласился Гвиддно.
Эльфин сурово взглянул на него.
— Слушай, отец. Мы делаем это не для Авита или кого-то еще. Это для нас самих. Ты слышал центуриона Максима: мы будем защищать себя и свое добро. Важно, чтобы это понимали все.
— Да все я понимаю, — раздраженно произнес Гвиддно. — Мне вот что не нравится: разве я плачу подати не для того, чтобы римляне охраняли мои земли?
— Гвейр, Тегир, Эбрей и остальные — все слово в слово говорят одно и то же, — ответил Эльфин. — Но это не меняет главного — власть Рима не безгранична. А даже и будь она безгранична, легион не может поспеть всюду. Дружина нужна нам самим и обойдется в пустяк — часть летней подати. Глуп тот властитель, который ради такой малости ставит под удар все.
Гвиддно нехотя согласился.
— А ведь было время, когда соседство с гарнизоном что-то да значило.
Эльфин ухмыльнулся:
— Погоди, к концу лета у нас будет свой гарнизон.
Последующие недели были посвящены сбору припасов для поездки в Сегойнт на все долгие летние месяцы. Для Эльфина время отъезда выпало неудачное, ведь он только что женился и беспокоился о своей семье. Он старался как можно больше времени проводить с женой и сыном. Они с Ронвен часами гуляли вдоль реки и по обрывам над морем, смотрели, как ядреными звездными ночами и ясными солнечными днями весна преображает поблекший за зиму мир.
— Ты уезжаешь так надолго, — вздохнула Ронвен, ставя обед на стол в их новом доме. — Мы будем скучать.
— Я уже без тебя скучаю, — нежно сказал Эльфин, ловя ее за руку и притягивая к себе. — Сумеешь ли ты быть сильной? Вытерпишь ли разлуку?
— Не скажу, что это будет легко, но я рада, что ты едешь. Я знаю, как тебе это важно. Ты должен ехать ради нашего будущего.
Эльфин притянул ее руку ко рту и надолго прижал к губам.
— Ах, Ронвен…
— Полнолуние и новолуние прошло с тех пор, как мы поженились, супруг мой.
— Да.
— Срок нашего разделения окончился. Пора нам быть вместе.
Эльфин рассмеялся и обнял ее за талию.
— Ты очень прямолинейная, Ронвен. А еще ты очень красивая, очень сильная, очень добрая — короче, женщина по моему вкусу.
Она отбросила с глаз прядь каштановых волос, взяла Эльфина за руки и повела к ложу.
Хафган сидел на залитом солнцем пне, крутил в руках посох, синий плащ был переброшен через одно плечо. Его серо-зеленые глаза были устремлены в небеса; казалось, он задремал, но два мальчика, сидящие у его ног, знали, что он бодрствует.
— Наблюдайте, — нараспев говорил Хафган, — как они летят. Как они держат крылья?
Два филида подняли глаза к небу и увидели стайку лесных голубей, летящих в сторону холмов к востоку от каера.
— Они летят низко, Хафган, крылья их прижаты к телу, — ответил один.
— Тебе это что-нибудь говорит?
Мальчик с минуту глядел на голубей, потом пожал плечами и сказал:
— Несуразные птицы, поди с ними разберись.
— В природе нет ничего несуразного, Блез, — укорил его Хафган. — Каждое тело создано для своего образа жизни. Посему, столкнувшись с необычной задачей, оно может вести себя несуразно. Мы наблюдаем, мы видим, а когда причины того, что мы видим, известны, мы знаем. — Хафган указал на голубей. — Ну-ка, посмотрите снова и скажите мне, что вы видите.
— Они мечутся, летят то выше, то ниже. Не могу представить себе никакого объяснения.
— Думай, Блез! Кричат ли они, пролетая у нас над головой? Спасаются ли они от хищника? Не против ли ветра они летят? Не ищут ли они, где опуститься?
Темноволосый юноша взглянул из-под руки.
— Они летят против ветра. Хищника нет. Пролетая, они не кричат.
— Ты не видишь причины?
— Нет, учитель, не вижу, — упавшим голосом произнес Блез.
— Ты молчишь, Индег. Надеюсь, это признак мудрости. — Хафган повернулся к другому своему ученику. — Каков твой ответ?
— Я тоже не вижу причины, по которой лесные голуби летят именно так, — отвечал юноша. — На мой взгляд, это необъяснимо.
— Посмотрите еще раз, безмозглые вы мои, — вздохнул Хафган. — Глядите выше. — Юноши подняли глаза. — Еще, еще. Выше. Еще выше. Что вы видите? Кто там? Кто парит на распластанных крыльях?
— Сокол! Вижу! — закричал Блез, подпрыгивая. — Сокол!
— Да, сокол. А какой?
Блез снова сник.
— Не могу различить на такой высоте.
— Я тоже, — хохотнул Хафган. — Однако сама высота должна тебе подсказать.
Блез наморщил лоб.
— Кречет или сапсан. Голуби летят низко, плотной стаей, чтобы от него скрыться.
— Молодчина! Однако, клянусь рогатым Цернунном, это все равно что вырывать зуб!
Блез проводил взглядом голубей, скрывшихся в лесу, и, сияя, обернулся к наставнику.
— Теперь я понимаю. Близость хищника влияет на их полет. Они летят так от страха!
— Страх! Что вы знаете о страхе?
— Это мощный побудитель к действию.
— Мощнейший из побудителей, — добавил Индег. — Самый сильный из них.
— Страх толкает к действию робкого, а смелого делает отчаянным, это правда, — ответил Хафган. — Однако есть более сильный побудитель.
Индег и Блез удивленно переглянулись.
— Что это? — спросили они.
— Надежда, — мягко произнес Хафган. — Надежда сильнее всего на свете.
Пока они размышляли над его словами, друид повернулся и поднял руки со словами:
— Смотрите! Вот шествует тот, кто недавно не знал надежды, а ныне возвысился над людьми.
Филиды обернулись и увидели Эльфина с Ронвен, шедших рука об руку.
— Будущий повелитель нашей земли, — объявил Хафган. — Привет тебе, Эльфин! — (Два ученика внимательными темными глазами смотрели на приближающуюся пару.) — И тебе привет, леди Ронвен.
— Это твои слуги, Хафган? — спросил Эльфин, подходя и указывая на двух юношей, одетых в серые рубахи и штаны. У каждого был перекинут через плечо темно-бурый плащ.
— Цена значимости.
— Надеюсь, не слишком тяжелая?
— Тяжелая, еще какая. Бремя чужих ожиданий всегда нелегко, — он строго взглянул на молодого правителя и добавил: — Однако судьба берет и другую плату.
— Я заплачу, — беспечно отвечал Эльфин. — Сто пятнадцать человек, Хафган. Слышал? С такой дружиной будут считаться.
— Да, и удача потребует от тебя больше, чем прежнее невезенье.
Эльфин улыбнулся, глубоко вздохнул.
— Какой же ты скучный, Хафган! Погляди, какой денек! — Он откинул свободную руку, словно желая обнять все мироздание. — Разве можно в такую погоду думать о невезенье?
Хафган увидел, что они с Ронвен держатся за руки, пальцы их переплетены, увидел любовь в глазах Ронвен, ее растрепавшиеся волосы.
— Пейте жизнь большими глотками, Эльфин и Ронвен. Отныне ваши души неразделимы.
Ронвен при этих словах смущенно зарделась. Однако Эльфин звучно рассмеялся.
— Неужели ничто не ускользает от тебя, Хафган? Неужели ты видишь все?
— Я вижу довольно. — Он склонил голову набок. — Я вижу честолюбивого юношу, которому отцовская корона, возможно, покажется маловатой.
Смех замер на губах Эльфина. Гневный румянец залил его щеки.
— Завидуешь?
— Ба! — Хафган только отмахнулся. — Ты знаешь меня, а если не знаешь, так должен бы знать. Я говорю лишь о том, что есть или может случиться. Но я вижу, что бросаю слова на ветер. Иди своей дорогой, Эльфин. Не обращай внимания на мои слова.
— Будь здоров, друид, — процедил Эльфин.
Они с Ронвен пошли по дороге к каеру, Хафган и два его ученика остались смотреть им вслед.
— Дурак, лезет не в свои дела, — пробормотал Эльфин.
— Никогда так не говори, — сказала Ронвен. — Это до добра не доведет — так отзываться о барде. Что он тебе сделал кроме хорошего?