— Они заполнены, — осторожно возразил жрец.
— Да — когда там появляются Чайки.
— Ты возгордилась, Харита. Что, если бы я сказал, что тебе больше нельзя выступать?
Она запрокинула голову и расхохоталась.
— Нельзя выступать? Да кто посмеет это объявить? Ты? Хотела бы я на это посмотреть! Ты выходишь на середину арены и объявляешь, что Чайки больше здесь не появятся. Да тебя разорвут в клочья! Народ взбунтуется!
— Ты считаешь себя настолько могущественной?
— Не себя. Я, как и ты, всего лишь служу богу. — Она уперла руки в бока и вплотную подошла к жрецу. — Однако, когда я танцую, я становлюсь богом!
— Не кощунствуй!
— Я не кощунствую! — Она наклонила голову и сощурила глаза. — Я скажу тебе, что мой танец угоднее богу, чем все твои денежные расчеты!
— Ты думаешь, меня волнуют деньги?
— А что же тебя волнует?
Белрен помолчал, сердито глядя на нее.
— Меня волнует, что ты оскорбляешь священное искусство. Меня волнует, что ты ставишь себя выше законов храма. Меня волнует, что твое ненасытное тщеславие обесценивает танец.
— Твоими устами говорит ревность. Продолжай.
— С тобой бессмысленно говорить, Харита. Тебе кажется, что все ополчились против тебя. Ты видишь лишь то, что хочешь увидеть.
— Я вижу то, что есть, — прошипела она. Мышцы ее под тонкой тканью напряглись.
— Сомневаюсь. — Он отвернулся от нее и медленно опустился на скамью, покачивая головой. — Что с тобой делать, Харита?
— Мне все равно, что ты делаешь с другими командами. А Чайкам разреши выбирать быка. Отмени свои правила, позволь мне распоряжаться по своему усмотрению.
— И ты будешь счастлива?
— Счастлива? Я не знала, что мы обсуждаем мое счастье.
— Я сказал, что я твой друг.
— Тогда отдай нам половину сбора.
— Половину?!
— А почему бы нет? Без меня ты не получал бы и десятой доли теперешнего.
Белрен взглянул на нее в упор, потом пожал плечами.
— Половину так половину. Что еще?
— Обещай никогда больше не угрожать мне.
— Когда это я тебе угрожал?
— Когда говорил, что больше не позволишь мне танцевать. Что это как не угроза? Предостережение?
— Называй, как хочешь.
— Дай слово, — настаивала Харита.
— Я никогда не буду тебе угрожать. Это все?
Харита широко улыбнулась.
— Когда я просила чего-нибудь для себя?
— Ладно. Ты получила все, чего хотела. Взамен я тоже хотел бы кое-что попросить.
— Что именно?
— Совсем немного. — Белрен махнул рукой, показывая, что речь идет о пустяке. — Я хотел бы, чтобы ты отдохнула.
— Отдохнула? — настороженно переспросила Харита.
— Да, и как следует.
— И как же долго я должна отдыхать?
— Месяцев шесть.
— Шесть месяцев! — взвыла Харита. — Ты пытаешься меня убить!
— Я пытаюсь тебя спасти!
— От кого?
— От тебя самой! Разве ты не понимаешь?
— Если я, как ты говоришь, шесть месяцев буду отдыхать, а потом выйду на арену, что, по-твоему, будет? Ты сам был когда-то танцором и знаешь, что это значит.
— Тогда, возможно, тебе пора уйти.
Харита посмотрела так, будто ее ударили.
— Я не уйду, — прошептала она. — Возможно, я погибну на арене, но я не уйду.
Белрен взглянул на нее печально.
— Помню, как ты задумала сделать тройное сальто. Никому еще это не удавалось. Никто не верил, что у тебя получится. Но у тебя вышло с первого раза.
Харита улыбнулась воспоминанию.
— Я два дня крошки не могла съесть — а это оказалось так просто.
— Да, и что теперь? Ты делаешь тройку чуть не каждое выступление. Она утратила свою новизну.
— Люди ждут ее, — отвечала Харита. — Ради нее и приходят.
— Скоро они захотят от тебя чего-то нового, а потом еще и еще. Что тогда, Харита?
— Тогда я сделаю что-нибудь еще более трудное, — с вызовом отвечала Харита.
— А потом? Сколько ты продержишься?
— Сколько захочу.
— Нет, Харита, это не так. Ты все же не богиня, что бы ты о себе ни мнила. Нет, однажды ты попытаешься взлететь слишком высоко и упадешь.
— Ну и пусть!
— Отдохни, Харита. А еще лучше, уйди с арены.
Она смотрела на собеседника во все глаза. В его голосе слышалось нечто новое — сочувствие. Однако она не поддалась.
— Как ушел ты?
Он не обиделся.
— Еще год-два учебы, и ты станешь жрицей. Ты близка к этому. Ты сможешь вернуться домой, к своему народу.
— Так вот как ты хочешь от меня избавиться!
Белрен встал и подошел к ней вплотную.
— Харита, — нежно произнес он. — Я смотрю на тебя с тех пор, как ты появилась в храме. Твоя способность к танцам — бесценный дар, который надо хранить вечно. Однако ты уже не прежняя дерзкая юница, ты стала старше. У тебя должны быть иные мечты, иные чаяния.
— Ты говоришь, вернуться домой? У меня нет дома, Белрен.
— Нет дома? Все мы знаем, что твой отец — царь Аваллах Саррасский. Он должен гордиться тобой, твоим искусством.
— Мой отец ни разу не видел, как я танцую.
Белрен молча кивнул, потом сказал:
— Да, конечно, ему некогда, он воюет…
— Дурацкая война! Все только и говорят, что об этой смешной войне. — Она резко отвернулась. — Нет, дело не в войне.
— Ты знаменита во всех Девяти царствах. Тебе будут рады в любом месте, которое ты захочешь назвать домом.
— Я уже решила, Белрен, — печально отвечала она. — Мой дом — в храме. Мой дом — арена.
— Она станет и твоей могилой.
— Что в этом плохого? Я много лет назад посвятила свою жизнь богу.
— Жизнь — да, но не смерть.
— Жизнь, смерть — какая разница? Так и так я приношу себя в жертву.
Белрен вздохнул и отвернулся.
— Ладно, Харита. Можешь идти.
Она пошла к двери и уже потянула ручку на себя, но замялась и вновь повернулась назад.
— Спасибо, Белрен… Прости…
Он поднял руки.
— Не надо извиняться. Только обещай, что подумаешь о моих словах.
Харита кивнула, торопливо вышла из комнаты и закрыла дверь. Она пошла по коридору, сперва медленно, потом все быстрее и быстрее, пока не перешла на бег. С разгона она налетела на группу идущих навстречу жрецов. Те попытались ее остановить, но Харита вырвалась и побежала дальше, не разбирая дороги.
Она очнулась, увидев знакомое чистое озерцо с фонтаном. Прохладные послеполуденные тени лежали на аккуратно подстриженной лужайке, свет висел в воздухе, тягучий, как сладкий мед, и Харита вспомнила, как впервые вошла в этот сад и увидела в точности такую же картину.
Она медленно побрела вдоль пруда, воскрешая в памяти далекий день, когда гуляла здесь с матерью. Постепенно она почувствовала на себе чей-то взгляд, обернулась и увидела Верховную царицу. Как ни странно, Харита не удивилась — видимо, в глубине души она ждала этой встречи. Царица сидела на высоком трехногом табурете и грустно смотрела на Хариту. Девушка подошла.
— Ну, Харита, мы давно не виделись, — сказала царица Данея, и губы ее скривила горькая усмешка. — Я знала, что мы еще встретимся, но ждала этого раньше.
— Так это ты меня сюда привела? — спросила Харита. Ей подумалось, что она не случайно забрела в сад.
— Тебя привели твои собственные ноги. — Царица подняла глаза к чистому, начинающему розоветь небу. — Это мое любимое время суток — вечерние сумерки.
— Чего тебе от меня надо? — резко спросила Харита.
— Зачем такая подозрительность, дитя мое? — Царица вновь посмотрела на нее. — Этому ты научилась на арене?
— Похоже на то.
— Тогда мы должны расширить твое образование. — Верховная царица снова взглянула на небо. — Помню… — сказала она наконец, — помню девочку такую любопытную, такую живую, что она вся была, как огонь. Я не думала, что этот огонь можно загасить. — Царица подняла бровь и вновь взглянула на Хариту. — Неужто это была ты?
Слова эти задели Хариту за живое. Она поднесла руку к горлу.
— Была… когда-то, — с трудом выговорила она.
— Да… когда-то. — Царица надолго замолкла. Слышно было, как льется в прудик вода. Где-то запела птица, провожая ушедший день.
— Я пришла встретить ту, с кем подружилась, — сказала Данея наконец, — и не вижу ее.
Харита только кивнула. Руки ее бессильно повисли.
— Отбрось это все, Харита, — сказала царица.
— Я боюсь… Столько времени прошло… столько событий… Слишком много.
Царица встала с табурета и указала на дорожку.
— Пройдись со мной немного.
Они двинулись вдоль тенистой аллеи. Харита чувствовала, как тугой клубок ее мыслей и чувств расслабляется; впервые в жизни ей захотелось услышать от кого-нибудь, как ей поступить.
— Я так запуталась, — вздохнула она.
— Ты привязана к нежеланному прошлому и невозможному будущему. Оттого ты и запуталась.
— Ты знаешь, что со мной было?
— Знаю, дитя мое: ты пыталась себя убить. Ты выбрала бычью арену — то есть смерть. Но ты не погибла, а стала величайшей танцовщицей в истории нашего народа. Это должно было чему-то тебя научить.
— Я не могу их оставить, — сказала Харита. — Они все, что у меня есть. Я их предводительница, их жизнь. Если я уйду, они все погибнут.
Царица остановилась и повернулась к Харите.
— Отпусти их на волю, Харита. Дай волю себе.
— Что я буду делать?
— Дитя мое, ты будешь делать то, для чего рождена на свет. — Верховная царица улыбнулась, и Харите внезапно почудилось, что прошлого не было — как будто она все та же девочка, сгорающая жаждой узнать извечные тайны.
— Приходи ко мне, когда будешь готова, — сказала царица. Она резко повернулась и пошла по дорожке. — Тебе пора решаться, Харита.
Царица исчезла в сгустившейся тени. Харита некоторое время смотрела ей вслед, пока не поняла, что глядит в пустоту. Вечерний ветерок зашелестел по саду, по коже побежал холодок. Харита повернулась и пошла прочь.
Глава 2
Талиесин стоял посреди рощи, крепко сцепив руки за спиной, и, закрыв глаза, с ученической сосредоточенностью нараспев повторял урок, а на ветке над его головой пела малиновка. Хафган сидел на пне, положив на колени рябиновый посох, рассеянно слушал питомца и смотрел сквозь просвет в листве на клочок синего неба.