Лицо Медхир просветлело.
— У меня есть родственница в Диганви, Эйтне ее зовут. Я с малышом совсем голову потеряла, не то бы сразу вспомнила. Ее дочка разрешилась две недели назад, да мертвым. Пошлем за ней — пусть выкормит нашего малыша.
— А что муж? — поинтересовался Эльфин.
— Она без мужа. Один человек, Нуин, взял ее к себе по уговору, чтобы родила ему сына. Раз ребенок родился мертвым, она свободна. Чтобы не было обиды, Нуин заплатил ее матери, сколько обещал.
— Я пошлю за девушкой, — объявил Гвиддно. — Может, она согласится.
— Я поеду сам, не теряя ни минуты, — произнес Эльфин, глядя на спящего ребенка.
— Ее зовут Ронвен, — сказала Медхир. — Передавай ей от меня привет и кланяйся ее матери.
— И скажи, — добавил отец, — что, если она выкормит дитя, Гвиддно Гаранхир даст ей телушку с бычком и четырех свиней.
Эльфин вышел из отцовского дома, оседлал гнедую кобылу для Ронвен, вскочил в седло и поскакал на север, в Диганви, ведя в поводу кобылу.
Глава 3
Келлиос блистал под огненным диском Бела, который плыл высоко в лазурном небе, влача за собой прозрачные, как паутина, ленты облаков. Улицы вымели и вымыли еще вчера, сегодня их заполнили люди, сошедшиеся со всего Сарраса на праздник и представление.
Вереница богато украшенных повозок выехала из Царских ворот в северной стене дворца Аваллаха и покатила по Церемониальному пути. Возглавляла ее сверкающая колесница, запряженная четверкой. Правил сам Аваллах. Харита выглядывала из повозки своей матери на людей, запрудивших улицы, высунувшихся из окон, шумно приветствующих кортеж. Порой царевна махала рукой и ловила цветы, которыми осыпали повозку; ее младшие братья придумали развлечение: поймав букеты в воздухе, бросали их обратно в толпу.
Наконец подъехали к арене.
— Лучшее место мое! — объявил Гуистан, собираясь выпрыгнуть из колесницы чуть ли не на ходу.
— Погоди минутку, — крикнула Брисеида. — Без толку пробиваться через толпу. Нам уже отведены места в царской ложе. Служители нас проводят.
— Я хочу сидеть впереди, — заныл Эоинн.
— Может, нас и посадят в первом ряду, — сказала Брисеида. — В любом случае вы будете вести себя, как воспитанные люди… Гуистан! Ты меня слышишь?.. И не станете драться из-за мест. Поняли?
Мальчики промычали в ответ, что будут вести себя прилично, и вылезли из повозки.
Харите было все равно, где сидеть, главное — попасть внутрь. Многие — да собственно большая часть пришедших — останутся снаружи. Бычьи игрища, столь редкие в Саррасе, всегда собирали толпы ценителей.
Одетые в синее служители проложили им путь через скопление людей к воротам стадиона. Здесь Брисеида остановилась.
— Думаю, надо подождать Белина и Элейну.
— Наши места займут, — захныкал Эоинн.
— Тихо, — сказала Харита, — радуйся, что тебя вообще взяли. Раньше сюда не пускали никогошеньки, кроме самого царя.
— Кто тебе сказал?
— Аннуби, — отвечала Харита. — Не веришь, спроси у мамы.
— Это правда? — допытывался Эоинн.
— Только самого царя? — переспросил Гуистан.
— Только самого царя и нескольких жрецов, — ответила Брисеида.
— А как же состязания? — не унимался Эоинн.
— Не было состязаний, — сообщила Брисеида. — И живых картин не было.
— Так что же они делали? — спросил Гуистан.
— Совершали священный обряд очищения, приносили жертвы Белу и вкушали особую пищу.
— Они ели конину, — важно сообщила Харита.
— Неправда! — возмутился Эоинн, не в силах в это поверить.
— Правда! — настаивала Харита. — Аннуби сказал.
— Это было давно, — объяснила Брисеида, — люди тогда верили иначе.
Харита удивилась, почему раньше верили в то, во что теперь не верят.
— А как вышло, что все так изменилось?
— Так бывает, — сказала Брисеида, — маленькие перемены, как маленькие шажки, приводят тебя в новое место. Однажды ты просыпаешься и видишь, что все стало иначе.
Подкатили Белин с Элейной, и все вместе вошли в прохладный полумрак входа, звенящий от голосов тех, кто заполнил стадион. Через мгновение они уже вновь моргали от солнечного света, а приглушенный гул превратился в могучий рев. Они вступили в королевскую ложу, большую деревянную галерею, уставленную рядами кресел и мягких скамей, под трепещущим на блестящих бронзовых столбах голубым навесом.
Служители проводили их к стульям с высокой спинкой и скамье, которая, к радости мальчиков, стояла всего во втором ряду. Несколько приближенных Белина и других царских гостей уже сидели. Белин, извинившись, сел рядом с одним из своих придворных.
Строго-настрого приказав царевичам не ронять семейную честь, Брисеида разрешила им выбирать места по своему вкусу, а сама села с Харитой и Элейной. Женщины погрузились в разговор, Харита, охваченная радостным волнением, принялась оглядываться по сторонам.
Стадион представлял собой огромный ступенчатый овал, уставленный деревянными скамьями и помостами, по большей части открытыми, хотя многие предусмотрительные зрители уже соорудили временную защиту от палящего солнца. Из-за этих навесов стадион походил сейчас на яркое лоскутное одеяло, под которым шумела и горланила толпа.
Музыканты с трубами и барабанами расхаживали по широким проходам. На тщательно выровненном песке арены как раз напротив царской ложи трио акробатов только что сорвало аплодисменты своим выступлением; жонглеры забавляли толпу, а та бросала им монетки. Сквозь шум прорывались громкие голоса разносчиков, предлагавших ленты и резных бычков из масличного дерева.
А какие запахи — жирный аромат еды, жарящейся на густом оливковом масле, сельский запах бычьих стойл под стадионом, легкое, пропитанное солью, теплое дуновение моря!
На мгновение Хариту захлестнуло блаженство.
С верхнего яруса сидений над царской ложей послышались звуки труб: высокие, дрожащие, они пронзали воздух, словно шквал серебряных стрел, вновь и вновь отдаваясь от стен стадиона. По этому сигналу из-под царской ложи выкатили огромную, украшенную гирляндами лестницу, сбоку от арены раскрылись ворота, и под заключительные фанфары на белый песок выкатила колесница, запряженная четверкой.
— Смотрите! — закричала Харита. — Отец!
Колесница совершила круг по арене и остановилась у подножия лестницы. Царь Аваллах передал поводья вознице, Киану, легко соскочил на землю и по ступеням поднялся в царскую ложу.
Вновь заиграли трубы, Аваллах поднял руки, призывая к молчанию.
— Народ мой! — выкрикнул он (тут же наступила полная тишина). — Сегодня мы сошлись здесь, чтобы обновить узы между царем и царством. Сегодня вы — часть этого древнего и священного обряда. — Он помолчал, оглядывая волнующееся людское море. — Пусть церемония начнется!
Загремели фанфары, ворота на арену вновь распахнулись. Из полумрака на солнце медленно выкатились огромные повозки, влекомые волами в золотой упряжи. На каждой повозке разыгрывалась живая картина. Харита видела их много раз и тем не менее с жаром подалась вперед. Когда сценка проезжала мимо, девушка словно переносилась в те времена, становилась свидетельницей тех событий: вот Астрея трудится за ткацким станком у циклопов; царь Кориней побеждает великана Гоемагога; Дриопа срывает лотосы в пруду Вечности; Меламп среди мудрых змей; Тисифона бичует сыновей Инкуба, похитивших души ее детей…
Одна за другой платформы совершали медленный круг по арене под хор восхищенных вздохов. Музыканты, собравшиеся в центре арены, наполняли стадион мелодичными звуками. Харита смотрела зачарованно и, когда повозки проехали, вместе со всеми разразилась аплодисментами.
— Я есть хочу, — прохныкал чей-то голос.
Харита обернулась и увидела, что над ее матерью наклонился Гуистан.
— Я есть хочу.
Очарование минуты было разрушено.
— Скоро что-нибудь поедим, — успокаивала Брисеида. — Иди, сядь.
— Но я сейчас хочу! — не унимался Гуистан.
— Еду принесут, как только она будет готова. Иди обратно и сядь.
Гуистан поплелся на место, Харита, нахмурясь, смотрела ему вслед. «Зачем мне вообще братья? — думала она. — Только все портят. Без них было бы куда лучше».
У Хариты не осталось времени развить эту мысль. Вновь зазвучали фанфары, ворота широко распахнулись, и на арену выскочили юноши и девушки. Они кувыркались, ходили колесом, их гибкие тела так и мелькали в воздухе.
— Танцовщики! — восхищенно закричала Харита.
На танцорах были лишь белые кожаные набедренники, а на девушках — еще и узкая льняная полоска на груди. Такие же полоски белели в их длинных косах, некоторые украсили прически цветами, другие надели на шею венки.
Они выступили на середину арены. Навстречу им вышел верховный жрец Посейдона, он нес кувшин с водой и чашу с вином. Танцовщики обступили жреца, и тот пустил чашу по кругу, а сам полил из кувшина на головы и руки стоящих.
Закончив омовение, танцоры выполнили несколько сложных акробатических фигур. Они взмывали в воздух, описывая высокие дуги, кружились, перескакивали друг через друга.
И тут появился первый бык — молодой, резвый, широкий в лопатках, но с узким крупом. Рога его были притуплены, копыта замотаны кожей. Бык потрусил к людям на арене, разгоняясь на ходу. В последний миг он бросился на них. Танцоры рассыпались, опешивший бык остался стоять посреди арены.
Две танцовщицы воспользовались этим замешательством и перепрыгнули через его спину, в то время как танцовщик схватил быка за хвост и потянул. Телок взревел и мгновенно развернулся на месте, но за это время другие две девушки перескочили через него. Некоторое время акробаты дразнили молодое животное, разминаясь перед главным представлением.
Наконец бычку надоело гоняться за тенями. Он развернулся и стремительно побежал в раскрывшиеся деревянные ворота. Стадион грохнул от хохота, и Харите подумалось: бедняга, небось, рад-радехонек, что сумел унести ноги.
Танцовщики, размявшиеся и разогревшиеся, подтянули кожаные ремешки на запястьях и, взявшись за руки, запели песню, которой Харита никогда не слышала. Однако она видела их запрокинутые головы, выражение восторга на лицах и понимала, за что их считают избранниками богов. Они служат трудному и опасному искусству, исполненному тонкостей, которых не понимают те, кто, рукоплеща, швыряет на арену браслеты и деньги.