Кретов смачно хлопнул его по плечу и захохотал:
— А ну-ка, Федька, конкурируй, брат! Уважь! Не давай в обиду! — И, ухватив Алексея за отворот мундира, притянул к себе:
— Смотри, перепьешь моего приятеля — награжу, не перепьешь — не обессудь!
— Я не собираюсь пить ни с Федькой, ни с вами, — опять крайне вежливо произнес Алексей, но почувствовал, что кровь приливает к лицу, первый признак ярости, в порыве которой он мог совершить поступки, которые ему как агенту сыскной полиции чести бы не придали.
— Ишь ты, — Кретов на мгновение опешил, — какой неуступчивый! — и крикнул Драпову:
— Подвергнуть его взысканию, на первый раз со снисхождением!
Федор и еще один изрядно помятый гость купца, судя по внушительному, начинающему желтеть синяку под глазом, тот самый актер Ферапонтов, с которым Драпов подрался в ночь нападения на пароход, наполнили водкой две огромные бокалообразные рюмки и направились к Алексею. Тот заблаговременно сделал шаг назад и отступил к пароходной рубке, из которой наблюдали за происходящими на палубе событиями капитан и рулевой.
Кретов понял его маневр и весело выкрикнул:
— Степка, Тришка, хватай его за руки, чтобы не сбег!
Непонятно откуда из-за спины Алексея выросли вдруг два низкорослых узкоглазых человека, ухватили его за руки и плечи, а когда он попытался сбросить их, повисли на нем всей своей тяжестью. Кретов принял из рук Драпова бокал, оттянул сорочку Алексея за воротник и вылил ему за пазуху водку, следом столь же хладнокровно опорожнил вторую рюмку. Затем отступил на шаг, окинул довольным взглядом дело рук своих и провел тыльной стороной ладони по губам Алексею:
— А это тебе закусить, подпоручик!
Дальнейшее Алексей помнил слабо. Кажется, завизжали и от страха забились в рулевую рубку дамы, которых он перед этим видел степенно разгуливающими по острову. Капитан от неожиданности дернул за ручку гудка, в воздух с оглушительным свистом рванул столб пара… Что делали другие пассажиры и гости хозяина в это время — неведомо, но дикие вопли, прерывистые пароходные гудки и грохот разбрасываемых во все стороны столов и стульев вперемешку с посудой и бутылками подняли с деревьев острова несметные стаи ворон, которые носились теперь над пароходом, внося своими криками еще большую сумятицу и переполох в творящийся на верхней палубе бедлам.
Некоторые из пассажиров второго и третьего класса, прихватив немудреные пожитки, выскочили на берег, тем самым усугубив панику и беспорядок, но зато им удалось наблюдать заключительный акт представления, развернувшегося на пароходе.
Рослый молодой человек в расстегнутом мундире и в вылезшей из панталон мокрой сорочке отшвырнул от себя слуг и пронесся тараном сквозь толпу гостей, за чьи спины благоразумно отступил Кретов, заметив, как перекосилось вдруг от ярости лицо подпоручика и как отлетели к перилам его телохранители Степка и Тришка.
Кретов попробовал выставить перед собой копье, но Алексей вырвал его и отбросил назад, угодив в стекло рубки.
Копье просвистело над головой капитана и вонзилось в противоположную стену, отчего дамы завизжали и вовсе отчаянно. А две из них без чувств повисли на капитане и на матросе-рулевом, напрочь забывшем о своих обязанностях.
Кретов метнулся на нос парохода, ухватился за ограждение. Дальше была только вода. Вернее, не менее трех-четырех саженей до ее поверхности.
— Стой, дурак! Хуже будет! — Он выставил перед собой ладони, но Алексей, пригнувшись, слегка отклонился в сторону, ухватил Михаила за шкуру, прикрывавшую его бедра, перекинул через себя и, не дав опомниться, тут же рванул вверх и, крутанув в воздухе, выбросил за борт…
Зрители, взволнованно гомонящие возле рубки, одновременно вскрикнули и сдавленно выдохнули: «А-ах!» — и метнулись на нос. Алексей протиснулся сквозь галдящую и отскакивающую от него толпу и подошел к Владимиру Константиновичу, который окинул его взглядом и неожиданно спокойно произнес:
— Идите, Илья Николаевич, переоденьтесь и умойтесь.
Пока Михаила поднимут из воды и приведут в чувство, много времени пройдет. Объяснений не избежать, поэтому вам нужно выглядеть достойно.
Алексей спустился в каюту, переоделся, с трудом оттирая руки и лицо от пятен гуталина, умылся, затем с отвращением посмотрел на изгаженный мундир и сорочку, источавшую водочный запах, и вновь вернулся на верхнюю палубу.
Михаил, закутанный в тяжелый персидский халат, восседал, скрестив ноги, среди красно-желтых подушек на низком широком диване под столь же пестрым балдахином, который поддерживали чернокожие кариатиды. В пылу схватки Алексей балдахин не заметил, лишь промелькнуло перед глазами что-то яркое и по-восточному пестрое…
Тигрица лежала рядом с хозяином. Крупная голова покоилась на его коленях, а круглые желтые глаза лениво жмурились. Иногда она столь же лениво зевала, открывая ярко-розовую пасть с мощными клыками. При появлении Алексея кошачьи глаза открылись и уставились на него пристальным, немигающим взглядом.
Столы и стулья уже водворили на место, но официанты, то и дело косясь на Кретова, сновали по палубе, подбирая посуду, бутылки, сметая в совки осколки и остатки обильной трапезы, растоптанной и размазанной по палубе. Цыгане, не по обычаю молчаливые и растерянные, сгрудились слева от балдахина, гости — справа, и все как один испуганно и вместе с тем изумленно вытаращились на Алексея, когда он поднялся по трапу, прошелся по палубе и остановился напротив дивана, заложив руки за спину.
Михаил окинул его тяжелым взглядом:
— Пить будешь?
— Нет, — спокойно ответил Алексей.
— А если я велю утопить тебя в вине? — ласково справился Михаил и потрепал тигрицу за уши. — Или Мурке на ужин скормлю, выбирай!
— Попробуйте, — Алексей качнулся с пятки на носок и обратно, — первому, кто ко мне приблизится, я сверну шею!
Купец окинул его скептическим взглядом:
— Не успеешь!
Ощутив движение за спиной, Алексей оглянулся. Степка и Тришка в компании еще пятерых слуг пристроились сзади, поигрывая плетками и железными цепями. Алексею уже приходилось видеть нескольких пострадавших в драке обитателей Хлудовки, с переломанными костями и кожей, что висела на них лохмотьями. Тогда Вавилов пояснил ему, что их избили цепями. Поэтому, увидев цепи в руках инородцев, Алексей понял, что ничего хорошего ему уже не светит. Ко всему прочему, «смит-вессон», подарок Тартищева, остался в саквояже, поэтому вновь придется рассчитывать только на свою ловкость и свои кулаки. Но перевес в этот раз будет явно не на его стороне.
— Ладно, — неожиданно миролюбиво проговорил Михаил Кретов и кивнул головой своей гвардии. Сопение за спиной прекратилось, и Алексей краем глаза заметил, что вся узкоглазая компания с Тришкой и Степкой во главе отступила к борту, но по-прежнему оставалась за его спиной.
— Не хочешь — не пей! — Михаил облокотился на подушки и язвительно произнес:
— Думаешь наверняка, что я самодур, дикарь, только что с ветки спрыгнул?
— Думаю, — спокойно ответил Алексей, продолжая покачиваться с пятки на носок. — Думаю, — повторил он не менее язвительно, — что самодур, дикарь и с ветки действительно совсем недавно спрыгнул. Хвост, правда, уже отвалился.
Даже под густыми мазками гуталина, оставшегося на лице хозяина парохода, стало заметно, как он побелел и едва сумел выговорить от ярости:
— Капитана ко мне!
Капитан парохода в черном сюртуке с желтыми галунами выскочил из рубки, громко стуча каблуками, пробежался по палубе и, белея в сумерках испуганным лицом, вытянулся перед хозяином, прижимая к груди форменную фуражку.
— Слушаю, Михаил Корнеевич!
— Немедленно верни ему деньги за билет и спусти его на берег! Везти его я дальше не намерен!
— Но, Михаил Корнеевич… — поперхнулся от неожиданности капитан, — это ж… Как он доберется до Тесинска?
— Это не твоя забота, — рявкнул Кретов и исподлобья посмотрел на Алексея. — Я хоть и с ветки спрыгнул, но законы божьи чту… Поэтому дай ему лодку, пусть своим ходом телепается до Тесинска. — Он щелкнул пальцами, и Драпов угодливо склонился к нему. — Подай ему, Федька, четвертной, думаю, расходы подпоручика это покроет.
Алексей принял из рук Драпова ассигнацию, медленно сложил ее пополам, затем разорвал и бросил под ноги Кретову и, окинув ошеломленного купца безмятежным взглядом, развернулся и направился к трапу, ведущему на вторую палубу.
— Куда это ты? — опешил еще больше Кретов.
— За вещами, — ответил холодно Алексей и, как ни в чем не бывало, подмигнул Владимиру Константиновичу:
— Встретимся в Тесинске.
— Илья Николаевич, — проговорил быстро учитель, — я живу за Базарной площадью, рядом с аптекой.
— Понял, я вас обязательно найду.
— Подождите, — Владимир Константинович придержал его за рукав и с укором посмотрел на Кретова, — остепенись, Миша, пока не поздно.
— Простите, Владимир Константинович, но я своих слов на ветер не бросаю, — произнес тот высокомерно. — Ваш знакомый мне изрядно насолил.
— Хорошо, — кивнул головой учитель, — тогда я остаюсь с Ильей Николаевичем, — и, не обращая внимания на взволнованный ропот, пробежавший по толпе пассажиров, отправился вслед за Алексеем в свою каюту.
Глава 7
Алексей связал в пучок ветки тальника и накрыл сверху толстым пледом, который взял по совету Анастасии Васильевны, уверявшей, что ночи на воде необычайно холодны. Получился небольшой шалаш, в котором можно было с грехом пополам, но переночевать вдвоем.
Владимир Константинович возился около костра. Отсыревшие ольховые и березовые ветки никак не желали загораться, и Алексей поплелся к ближайшим березам за берестой, моментально промочив ноги. Обильная ночная роса, казалось, пропитала все вокруг и даже воздух, который вырывался изо рта облачком белесого пара.
Наконец костер разгорелся. И тотчас ночная темнота отступила к реке, укрылась за кустами ракит и березами, распустившими зеленые космы над их примитивным убежищем и костром, чадящим едким дымом в высокое звездное небо.