— Пока нет, — пожал тот плечами и предложил:
— Давайте-ка лучше чайку выпьем, а потом уже и за загадки примемся. — И поднялся на ноги. — Может, стоит сходить и пригласить Марфу Сергеевну?
— Оставьте ее, — покачал головой Михаил. — Она сейчас плачет. Ох я негодяй! — произнес он удрученно и скривился в болезненной гримасе. — И зачем я только этот разговор затеял? Теперь она неделю на меня сердиться будет. — Он поднялся из кресла. — И вправду попробую за ней сходить. Повинюсь, может, простит…
Но Маша остановила его:
— У меня это лучше получится! Пойду пошепчусь с Марфушей. — Она слегка улыбнулась, обвела всех взглядом и вышла из гостиной.
Глава 42
Федька разнес гостям чай, за отсутствием хозяйки разрезал торт на части и вновь вернулся в свой угол.
— Михаил Корнеевич, думаю, пора простить вашего приятеля, по-моему, он заслужил право выпить с нами чашечку чая, — неожиданно предложил Иван и передал Федору свою чашку. — Возьми-ка, любезный, я сладкого не ем.
Федька протянул руку, принимая у него чашку, и вдруг уронил ее на пол, пролив содержимое.
— Ай-я-яй! — всплеснул руками Иван. — Это что ж такое? — И, подняв свою чашку, отставил ее в сторону.
Федька тем временем взял со стола чистую чашку, открыл кран самовара и наполнил ее кипятком, добавив заварку из заварного чайничка.
Но Иван неожиданно накрыл его чашку ладонью.
— Постой-ка, любезный! Кажется, ты забыл еще об одной процедуре?
Федор, побледнев, молча взирал на него. На широком лбу выступили крупные капли пота, кончик курносого носа побелел, а глаза уставились на Ивана с несомненным ужасом.
— Так тебе помочь или сам вспомнишь? — продолжал допытываться Иван. Не дождавшись ответа, он залез во внутренний карман сюртука Драпова и достал из него плоскую бутылочку. — По-моему, ты забыл капнуть кое-что отсюда? — И, положив ее на ладонь, подал Федору. — Возьми и налей в свою чашку из этого сосуда то, что ты успел плеснуть нам в чай.
Федор, схватившись за горло и побагровев лицом, опустился на стул.
— Егор Лукич, — приказал Иван уряднику, — постой-ка рядом с ним, пока я объясню обществу, в чем тут дело. — Он подошел и встал рядом с Михаилом. — Смотрите, господа! Перед вами бутылочка! И в ней содержится нечто, что очень не хочет испробовать сей господин. — И он вновь обратился к Драпову:
— Или объяснишь, наконец, что в ней находится?
— Я ничего не знаю! Брешешь ты все! Подсунул мне банку, легаш вонючий! — взвился на дыбы Драпов и смачно выругался.
— Что я легаш, не возражаю, — спокойно произнес Иван. — Но зачем тогда, падаль такая, взял и вылил чай на ковер?
— Это случайно получилось! — выкрикнул Федор.
— Хорошо, давай повторим опыт. Я наливаю из бутылочки в твою чашку, и ты выпиваешь…
— Ничего я не буду пить! — завизжал Федор и бросился в ноги к Михаилу, угрюмо взиравшему на него из своего кресла. — Мишенька! Это поклеп! Чистейшей воды поклеп!
— Я тебе не Мишенька, а ваше степенство! — произнес жестко Михаил и оттолкнул его ногой. — Пшел вон, скотина!
Иван подскочил к Федору, ухватил того за шиворот и поднес бутылочку к его губам.
— Давай, глотни при всех!
Драпов отчаянно замахал руками и выбил бутылочку из рук Ивана. Она упала на пол, и ее содержимое тоже вылилось на ковер. Федор взгромоздился на стул и затравленно огляделся по сторонам.
Иван брезгливо отряхнул руки, словно коснулся чего-то непотребного. Потянулся к карману сюртука и извлек точно такую же бутылочку, как и первая.
— Думаешь, мразь такая, я б оставил яд в твоих поганых руках? — произнес он и поболтал бутылочкой у Драпова перед глазами. — Говори, кто тебе ее передал и по какой причине хотели нас отравить?
— Я правда ничего не знаю! — заерзал на стуле и заблажил не своим голосом Федор. — Я ее первый раз в жизни вижу!
— Хорошо, я это принимаю. Со старцем на Базарной площади ты не встречался, и он тебе ничего не передавал.
Но тогда вспомни другое… — Он вдруг изогнулся в поклоне, голова его затряслась, а глаза сошлись к переносице. Вытянув вперед дрожащую руку, он прогнусавил дребезжащим тенорком:
— Угостите, господин хороший, героя Плевны.
Умираю, трубы горят! — И, заметив, как ужас расплывается по лицу Федора, усмехнулся:
— Узнал, мерзавец?
Тот, побелев, медленно сполз со стула и вперил взгляд в одну точку. Рот у него приоткрылся, а из уголка губ стекла густая струйка слюны.
— Ты мне арапа не заправляй! — усмехнулся Иван и приказал Егору:
— Держи его крепче!
Урядник навалился на Федьку, а Иван зажал ему нос и, когда тот открыл рот, чтобы вдохнуть воздуха, влил в него содержимое бутылочки и зажал челюсти рукой. Федька бился в их руках. Из глаз его бежали слезы. Он хрипел и сучил ногами по ковру.
Алексей бросил быстрый взгляд на хозяина и Владимира Константиновича. Михаил наблюдал за возней с Федькой, сжав зубы с такой силой, что на скулах выступили белые пятна. Учитель же опустил взгляд в стол, и уши его пылали багровым цветом.
— Ну вот, — Иван с самым довольным видом отошел от Драпова. — Сглотнул ты яд, милейший мой, и жизни тебе осталось не больше двух часов. — Он повернулся к Михаилу и подал ему бутылочку. — Только что в ней находился спиртовой настой аманиты виросы, то есть белой поганки, смертельно ядовитого гриба, как мне любезно сообщил владелец городской аптеки Яков Львович Габерзан. Он лично исследовал содержимое бутылочки и вынес сей безжалостный для господина Драпова вердикт. — Он вновь пошарил, как в закромах, в своих карманах. И вытащил на свет аккуратную аптекарскую упаковку. Высыпав на ладонь белый порошок, произнес:
— Это противоядие, и вы, господин Драпов, получите его в том случае, если ответите на вопросы, которые я вам единожды уже задавал.
— Я ничего не знаю! — опять выкрикнул Драпов и обвел гостиную обреченным взглядом. Слезы потоком хлынули из его глаз. Словно затравленный зверь, он трясся мелкой дрожью в своем углу и следил за тем, как Иван медленно приближается к нему с вытянутой ладонью, на которой возвышался горкой вожделенный порошок. Федька нервно сглотнул и облизал губы, не спуская испуганного взгляда с Ивана. А тот надул щеки и сделал вид, что собирается сдуть порошок с ладони.
Драпова и вовсе затрясло как в лихорадке, и он заскулил, как нашкодивший щенок.
— Отпустите меня! Я точно ничего не знаю. — И пожаловался:
— Я — мокрый!
— Бывает! — Иван навис над ним как дамоклов меч. — Считаю до трех! Раз, два…
И Федька не выдержал, заелозил ногами, схватился за голову и быстро произнес:.
— Они сказали, что это не отрава, просто заснут все на сутки или чуть больше… Они не хотят, чтобы шахту взорвали…
— Кто они? — Иван склонился к нему. — Говори, падаль!
Федор вскочил на ноги, прижал руку к груди.
— Ничего больше не знаю! Вот те крест! — И перекрестился.
— Кто такой Протасий? — Иван отошел и сел в кресло, продолжая держать порошок на раскрытой ладони. — Откуда ты с ним знаком?
Драпов боязливо оглянулся на Михаила, который по-прежнему сидел молча, с окаменевшим лицом, и лишь вспухшие желваки выдавали его ярость. Федька отвел от него испуганный взгляд и открыл рот, но не успел произнести ни звука в ответ. За его спиной со звоном разлетелось стекло, и почти одновременно с этим грохнул выстрел. Стреляли с близкого расстояния, потому что вместе с пулей в комнату ворвался запах горелого пороха. Драпов, пронзительно вскрикнув, повалился лицом вперед, и тотчас из-под его головы побежала, стекаясь в лужу, струйка крови, ярко-алой в свете нескольких люстр и настенных бра.
Иван, выхватив револьвер, метнулся в дверь и чуть не сбил с ног входившую в гостиную Марфу. Она испуганно отшатнулась в сторону, пропуская Алексея и урядника. Михаил, приказав сестре и учителю оставаться в доме, ринулся за полицейскими.
На улице с яркого света было очень темно. Рассредоточившись вдоль дома, они прислушивались к звукам. Но вокруг стояла просто необыкновенная тишина. Даже цикады не трещали в этот миг и не шелестела листва. Внезапно эту странную тишину разорвал дикий человеческий крик. И вновь грохнул выстрел. А следом раздалось вдруг громкое шипение, словно открыли клапан паровой машины, и жалобное, почти кошачье мяуканье, только более хриплое и низкое.
— Боже, Мурка! — вскинулся Михаил. — Я ж запретил ее сегодня выпускать!
Он рванулся к кустам, но Алексей успел схватить его за руку.
— Стоять! Первыми пойдем мы!
Через десяток саженей, под забором, они обнаружили два тела. Одно уже мертвое — Степки Анчулова, второе — еще живое — тигрицы Мурки. У Степки была разорвана шейная артерия и располосована страшными когтями грудь.
Тигрица же с трудом подняла голову при виде людей, посмотрела стекленеющими глазами, потом слабо мяукнула и вытянулась всем своим огромным телом. Пуля поразила ее в грудь во время прыжка. Как объяснил подоспевший Михаил, Мурка в ночное время прочно забывала о своем домашнем воспитании, поэтому ее хотя и выпускали изредка погулять в саду, но только в исключительных случаях. И в это время всем живущим в доме категорически запрещалось появляться во дворе и в саду. Но кто посмел пренебречь его запретом и выпустить Мурку, когда в доме было полно гостей?
Егор сбегал в дом, принес керосиновый фонарь. И они принялись осматривать место происшествия. Степка, выстрелив в окно, видимо, бросился к забору, и тут его настигла Мурка, принимавшая любой движущийся предмет за добычу. Степка успел выстрелить вторично, но одновременно заработал сильнейший удар лапой, который свел на нет все его затеи разбогатеть сильно и быстро…
Убитый горем Михаил опустился на колени и, положив голову тигрицы себе на колени, не стесняясь, плакал, шмыгая носом, как мальчишка. Урядник, рыская по кустам, что-то бурчал себе под нос, потом неожиданно присвистнул и подозвал Алексея. Когда тот на пару с Иваном приблизился к нему, Егор с торжествующим видом закрутил свой ус и ткнул пальцем в четко отпечатавшуюся на рыхлой земле цепочку следов.