С ходу, не снижая скорости, преодолеваю окопную траншею.
– Да ты мастер, – сержант показывает большой палец. – Давай на эстакаду. Только аккуратно!
Направляю машину на бетонные плиты, которые трамплином бегут вверх.
– Скорость! Сбрось скорость! – вопит сержант.
Но меня уже охватил восторг, и я прибавляю.
Машина врывается на эстакаду и отрывается в воздух.
– Ааа, бляя! – вопль сержанта смешался с нарастающим свистом двигателя.
На какой-то миг чувствую себя прыгуном с трамплина.
Секунды полета растягиваются в вечность. Время как бы останавливается, а затем срывается вдаль бешеным конем.
И вновь контакт с землей.
Вдавливаюсь в сиденье.
Скорости не снижаю. Не могу. Не хочу. Не желаю терять непередаваемые ощущения, где я чувствую себя терминатором.
Неожиданно двигатель зачихал, заглох и машина остановилась.
Машинально продолжаю давить на педаль.
– Это я остановил, – хрипло выдохнул сержант. – Аварийное отключение систем.
– Зачем? – спрашиваю. – Так было круто.
– Курсант Назаров, здесь тебе не гоночные трассы. Вижу, что водишь ты мастерски, но рисково. Это дорогая техника. Ты её угробишь, а мне отвечать. Вон из кабины!
Я выбрался из машины. Сержант сел за штурвал.
– Пешком дойдешь! – крикнул он мне и сорвал машину с места.
Добравшись до исходной точки, я узнал, что мне проставлен кол за вождение.
Так я впервые получил низкую оценку.
Вскоре она была исправлена на отлично. Дело в том, что учебная машина оснащается видеорегистратором. Съемки его просмотрел подполковник Стрельцов. Он был в восторге от моих гонок.
– Скорости не сбрасывай на виражах! Только так научишься побеждать! – заговорил он стихами перед нашим строем, потрясая кулаком. И откуда он узнал слова советской песни из моего мира?
«В жизни тоже будет много поворотов. Надо их учиться преодолевать», – мысленно продолжил я текст.
* * *
Наступило воскресенье двадцать пятого августа – последний день перед полевым выходом.
По воскресеньям у нас подъем на час позже. Вместо утренней пробежки мы вытряхиваем матрацы. Вытаскиваем их на улицу на газон напротив казармы, но обычно не трясем, а заваливаемся на них, чтобы подремать еще хоть немного.
Некоторые засыпают крепко. Их потом пинками будят сержанты.
По воскресным дням в полку нет занятий по боевой подготовке. Но курсантам отдыха не дают, привлекая к трудовой деятельности. Братухин не раз говорил, что безделье порождает надсадные мысли, а замполит нашей роты лейтенант Ломодуров часто повторял, что лучшее средство для духовного совершенствования и просветления – это копка ямы для сортира.
Солдат не должен думать. Солдат должен исполнять. Самая большая бородавка – это голова. Так говорил Сенцов.
Копали мы здесь много и часто. Копали канавы, ямы для заборных столбов, окопы на учебном поле. Сегодня после завтрака нашу роту погнали на это поле. Здесь нам была поставлена задача – освободить часть поля от десятков камней-валунов, мешающих проходу гусеничной техники. Избавлялись мы от камней способом, как бы сказал Васильев, извращенным.
Камни мы попросту похоронили лопатами.
Выкопали рядом с валунами ямы, спихнули в эти ямы камни, а затем засыпали их землей с выравниванием. Примерно через пару часов участок поля был чист от камней.
После обеда до самого вечера наш взвод перебирал картошку на овощном складе. Гнилой картофель мы складывали в мешки на корм свиньям. Свиньи жили на скотном дворе на северной окраине территории полка.
После ужина смотрели кино в клубе. Содержание его я не запомнил. Спал.
Вечерняя поверка. Прогулка. Отбой. Сон без снов.
Глава 17
ПОЛЕВОЙ ВЫХОД
И снова та же самая просека, да вот только на этот раз мы передвигаемся по ней не просто бегом, а с имитацией наступательного боя, то ползком, то перебежками. Взвода передвигаются с интервалами метров через сто. Наш взвод идет последним. Ритм передвижения рваный, и дыхание быстро сбивается.
Но мы теперь выносливые ребята. Нас так просто не утомить. Недавно был случай с Васей Мухой. Во время тренировки на спортивном городке Вася вступил в пререкания со Слесарчуком. Что там у них произошло, я так и не понял. Что-то Слесарчуку не понравилось в словах Васи. Недолго думая, Слесарчук наказал Васю десятью кругами пробежки по полковому стадиону, а это почти пять километров.
Но что такое пять километров для тренированного бойца, бегущего налегке? Вася бежал с наслаждением. Изредка он подпрыгивал козлом, размахивал руками, орал какие-то песни. На седьмом круге он нарочито подгибал и волок за собой ноги, поворачивался спиной, имитируя потерю ориентации, тупо раскрывал рот и закатывал глаза.
– Как я зае… (из уважения к литературному языку не могу здесь воспроизвести полностью, то, что он приговаривал при этом).
Закончив десятый круг, Вася, как ни в чем ни бывало, чеканным строевым шагом подошел к Слесарчуку.
– Ваше приказание выполнено! – доложил он бодро. – Готов выполнить любой приказ командиров и начальников.
– Силен, однако, – скривился в ухмылке Слесарчук. – Любой приказ выполнишь? Хорошо. На полевом выходе понесешь пулемет.
Рад стараться! – радостно заявил Вася.
Слесарчук выполнил обещание, и Вася несет пулемет. Эта штука тяжелее автомата будет раза в два с лишним. Но Вася только улыбается.
После просеки рота разделилась. Теперь у каждого взвода свой маршрут по карте с задачей выйти в условленную точку в заданное время. Но времени мало. Наш взвод спешит и бегом сворачивает с просеки вправо в густой лес. Нас ведет Васильев. Офицерский состав роты на этот раз предпочел не делить с нами все тяготы и укатил к месту дислокации взводов на боевой машине пехоты.
Примерно час мы ломимся через лес, затем выбираемся на грунтовую полевую дорогу. По сторонам дороги высокая трава. Стрекочут кузнечики. Над нами плывут облака. Кругом мир и покой.
Идем быстрым шагом. Васильев изредка заглядывает в карту и смотрит на часы. Похоже, что движемся в графике.
Я успеваю смотреть по сторонам. Вокруг раскинулись поля с перелесками. Вдали блестит речка.
Вьется пыль под сапогами…
Снова сворачиваем в лес. Под ногами мягко пружинит зеленый мох.
– Змея! – дико орет кто-то из бойцов. – Бей ее!
– Отставить! – останавливает его Васильев.
– Так она же ядовитая, товарищ старший сержант!
– В боевой обстановке боец не должен обращать внимание на всякую хрень и орать благим матом, привлекая внимание врага, – строго говорит Васильев. – Курсант Кичатов! Два наряда вне очереди!
– Есть два наряда вне очереди, – безразлично отвечает Кичатов. Ему не привыкать. Этот курсант не вылезал из нарядов по разным причинам. То он не побреется вовремя и со щетиной на щеках объявится на командном смотре на плацу, то сапоги у него грязные.
Я вижу змею справа от колонны. Извиваясь, она скрывается в траве. Это крупная гадюка. Ползи, ползи дальше тварь.
Я не боюсь змей. Наоборот, они у меня вызывают восхищение своей грацией, изяществом рисунка на коже и совершенством формы. В них таится дикая древность и холодная сила.
– Бегом марш!
То бегом, то шагом, то через лес, то через поле, вдоль ручья да по тропинке примерно через час выходим на широкую поляну. Здесь стоят большие брезентовые палатки. Возле них бойцы из нашей роты. Дымит походная кухня. На опушке леса притаились четыре боевые машины пехоты.
Это ротный лагерь и пункт назначения по карте.
Неужели все на сегодня?
Похоже, что все. Дальше каждое отделение нашего взвода ставит свою палатку. Земля внутри палатки устилается толстым слоем елового лапника, поверх которого укладываются шинели.
Чистим автоматы.
Кичатов скидывает бронежилет, но тут же получает еще один наряд вне очереди на этот раз от Слесарчука.
– Мы в боевой обстановке, – рычит Слесарчук. – Враг не дремлет и может открыть огонь в любой миг. Вам жить надоело, курсант?
В походной кухне получаем обед в котелки, набиваем до отвала животы, после чего заваливаемся рядом с палатками на траву. Но не все. Кое-кого из бойцов сержанты отправляют в боевое охранение лагеря.
Я лежу навзничь, раскинув в стороны руки. Надо мной синее небо с облаками. Стрекочут кузнечики. Щебечут птицы.
Красота!
Долгого отдыха не получилось. Улямаев объявляет построение и сообщает, что потерялся второй взвод под командованием старшего сержанта Болтовского. Связь со взводом есть, но они не знают, где находятся.
– Бараны! – недовольно рычит в адрес потерянного взвода Улямаев.
На карте обозначается квадрат возможного нахождения взвода, и мы, развернувшись в длинную цепь, бредем через лес.
Изредка стреляем в воздух одиночными холостыми, но только ворон распугиваем.
Через пару часов находим взвод километрах в пяти от лагеря на краю болота. Улямаев матами кроет Болтовского. Обещает его отправить под Мурманск, а тому видать уже все до лампочки. Только ухмыляется тупо. У него дембель через пару месяцев. А сам он из мест совсем недалеких. Из Выборга. Может быть, он уже невольно и направился в свои края. Кто его знает?
Возвращаемся в лагерь под вечер уставшие и грязные. Отдыха не получилось. А завтра самый трудный день. Предстоит марш-бросок с боями на сорок километров.
Снова чистим автоматы, ужинаем и заваливаемся спать в палатки.
Нам разрешают скинуть только сапоги и каски. Автоматы устраиваем себе под бок.
Комфорта – ноль. Не знаю, как там другие, но лично я проваливаюсь в сон без сновидений.
* * *
Ночь проходит, как один миг.
Утром просыпаюсь от рева самолетных двигателей.
– Подъем! – прорываются сквозь рев истошные крики сержантов. – Воздушная тревога!
Выбегаем из палаток и бестолково топчемся. Кто-то забыл прихватить оружие и рвется назад в палатку. Кто пытается намотать портянки и обуться. Над нами в небе заворачивают фигуры высшего пилотажа два боевых истребителя типа «Тайфун». Истребители разделяются. Один уходит вертикально в небо и зависает коброй, другой стремительно пикирует на нас, имитируя атаку с пуском ракет.