Товарищ Котикова говорит монотонно, как робот без запинки вещая нам историю создания этого сооружения. Она не прерывает речи даже когда мы попадаем через служебный вход в роскошные гранитно-мраморные интерьеры с фресками на потолках. Также, не переставая, она говорит и в шикарном лифте с зеркальными стенами. При выходе из лифта рассказывает об открытии гостиницы в 1957 году. Похоже, что наша экскурсия по Москве с её достопримечательностями уже началась.
Да, но почему она назвала гостиницу Октябрьской? Не попутала ли? Я не мог не уточнить данного факта из любопытства.
– Извините, товарищ Котикова. Можно вопрос?
– Да, пожалуйста.
– Как вы сказали, называется эта гостиница?
Котикова укоризненно смотрит на меня.
– Товарищ боец, гостиница называется Октябрьская. Так её назвал лично сам Георгий Константинович Жуков. Это известно всем еще из школьной программы. Вы плохо учились в школе?
– Извините, забыл, – я задумчиво почесал голову, припоминая, что название Украина в моем мире дал этому зданию Хрущев. Теперь все понятно. Здесь он не в силах был этого сделать.
– Итак, товарищи, жить будете здесь, – Котикова останавливается у высокой двустворчатой двери из темного дерева с массивной бронзовой ручкой. – Заходите.
Войдя, мы застыли столбами. Внутри все блистало роскошью. На полу красные ковры. Стены из белого мрамора. На высоком потолке фрески, с изображениями счастливого трудового народа с серпами, молотами в руках и снопами пшеницы под безоблачным синим небом.
– Здесь три спальни, столовая, гостиная, ванная с сауной и бассейном, – начала пояснять Котикова, открывая перед нами одну дверь за другой. Стол вам уже накрыт. В баре – холодильнике напитки. Можете чуток расслабиться, но прошу знать меру. Вечером у нас очень серьезное мероприятие, и вы должны быть в лучшей форме. Я надеюсь на вашу социалистическую сознательность. Обязательно примите ванну и переоденьтесь в чистое. Свежее белье и новая форма в шкафу. На отдых вам отводится восемь часов. Из номера не выходить, иначе вас остановит охрана. Это сделано в государственных интересах. Я временно покидаю вас. До встречи вечером, товарищи бойцы.
С этими словами она вышла и закрыла за собой дверь.
Мы долго топтались возле входа, озираясь по сторонам. Первым из ступора вышел Кожура.
– Надо бы разуться, – пробормотал он, стягивая сапоги. Размотал портянки и, восторженно озираясь по сторонам, пошел по ковру.
– Копыта вымой сперва, – посоветовал Роман.
Глава 22
ПОЛНОЕ ИНТЕРВЬЮ
На широком столе разнообразие съестного.
Жадно накидываемся на еду. По ходу дела обсуждаем события.
После утоления первого голода сбрасываем потную одежду и моемся под массирующим душем. Пыль Америки уплывает в канализацию.
В шкафу свежее белье. Новая парадная форма. Кожаные ремни. Яловые сапоги.
Примерили. Все точно впору.
Пора второй заход за стол сделать и награды обмыть, – предлагает Кожура и направляется к огромному холодильнику «Зил – Москва». Дергает за ручку. Дверь не открывается.
– Черт! Что за фигня! Заперто!
– Ты его матом покрой, – ухмыляется Роман.
Кожура упорно дергает ручку.
Подхожу к холодильнику. Осматриваю дверцу. Дверца, как дверца. Ничего необычного. Догадка приходит, как вспышка. Вспомнилось, как в моем мире багажники некоторых автомобилей открывались ногой.
– Внимание! Фокус-покус! Сим-сим, откройся!
Провожу кончиком ступни под дверцей, и она плавно сама собой распахивается.
– Это как это? – таращится на меня Кожура.
– Волшебство, – ухмыляюсь я. – А вообще-то это сделано для удобства. Когда обе руки заняты, а надо дверцу открыть.
– Как это действует? – спрашивает Роман.
– Через датчик движения внизу, – отвечаю.
– А ручка тогда для чего?
– Наверное, здесь есть система перевода на открывание ручкой. Кому как удобнее.
– Да ну всю эту систему! – машет рукой Кожура и лезет в холодильник. – Вы посмотрите, что тут!
Холодильник заполнен до отказа разнообразнейшими напитками.
И чего тут только нет! Коньяк, бренди, виски, ром, текила, джин… и еще много всяких, о которых лично я даже и не слышал и во сне не видел.
– Глаза разбегаются, – пробормотал Кожура. – С чего начнем?
– А спирт есть тут? – спрашивает Роман, заглядывая в холодильник. – Награды чистым спиртом надо обмывать.
Кожура тут же приступил к разбору бутылок.
– Есть спирт! – вскоре радостно воскликнул он. – Спирт питьевой! Производства фабрики «Рот фронт».
Сели за стол. Положили награды в большой граненый стакан, Кожура заполнил его до краев и протянул мне.
– Валера, давай. Ты у нас командир. Тебе первому речь держать.
Беру стакан в руки. В нем американские медали вместе с советскими орденами. Вспоминаю свой талисман. Где он сейчас? Наверное, вот также когда-то мой дед обмывал со своими фронтовыми товарищами свою первую награду.
Моего талисмана нет со мной. Как же ты мог такое допустить, Валера? А ведь ты дрался за него.
* * *
Это было лет пять назад.
Тогда я еще был салага в Российской армии. Случилось так, что на мой талисман обратил внимание заместитель командира первого взвода сержант Кулиш. Это был детина под два метра ростом с кулаками, как капустные кочаны. Он постоянно докапывался до новобранцев и учил их уму-разуму самыми разнообразными способами, причем доставал не только солдат своего взвода, но и всей роты.
– Что это у тебя? – задал он вопрос, когда наш взвод забежал в роту после утренней пробежки в форме одежды номер два.
– Талисман. Дед подарил.
– Это же хрень какая-то битая. Снимай! И чтобы я больше этого не видел.
Я, молча, мотнул головой.
– Ты чо не понял, дух! Снимай, я сказал!
– Почему?
– Потому, что по уставу не положено всякую хрень таскать на цепи.
– А крестики положено по уставу таскать? – я указал пальцем на грудь Кулиша.
В роте наступила гробовая тишина. Под сотню человек замерли, устремив взгляды в мою сторону. Спорить с Кулишом было равносильно самоубийству.
Первый удар я пропустил. Пролетел меж кроватей и крепко приложился затылком к полу. В глазах все поплыло. Сквозь туманную муть медленно проявилась физиономия Кулиша. Он наклонился и рванул медаль деда с моей шеи.
Тут во мне будто, что взорвалось и подбросило пружиной. Я вскочил на ноги.
Кулиш шел от меня, покручивая талисманом на порванной цепи.
– Эй, – окликнул я его. Он обернулся.
Бью с разбегу в прыжке ногой в лоб. И как я достал на два метра? Сам не понял.
Он грохается на пол, роняет талисман, но тут же вскакивает, трясет головой и кидается на меня.
Дальнейшее помню плохо.
Помню кровавую маску вместо его рожи, и как меня оттаскивали от него.
Позже выяснилось, что я сломал ему нос и выбил два зуба. Сам отделался фингалом под глазом, и рассеченной губой.
А потом были разборки. Поначалу меня хотели отдать под суд за избиение старшего по званию. Но, спасибо нашему ротному. Он разобрался, узнал из-за чего была драка и доложил обо всем, как есть командиру полка. Тот замял дело.
Я был наказан пятью нарядами вне очереди, а Кулиша отправили дослуживать на север в Алакуртти.
– Молодец, – говорил мне ротный. – Правильно все сделал. Не посрамил память деда. На такую медаль молиться надо.
С тех пор он регулярно предлагал мне остаться на сверхсрочную.
– Что тебе делать на гражданке? – задавал он мне один и тот же вопрос. – Ну, будешь ты работать в какой-нибудь конторе. Может быть, свою фирму откроешь. И что с того? Ты же настоящий боец. В тебе кровь воинов. Ты должен остаться.
– Не люблю войну, – отвечал я. – Хочу мирно созидать.
– Зря, – говорил он. – Но ты подумай все же.
Я даже и не подумал.
Медленно тянулся день за днем, и наконец, настал мой срок.
Падал пушистый снег. Я уходил на дембель.
– Не передумал? – спросил ротный, подавая мне руку на прощание.
Я, молча, мотнул головой.
– Ну, бывай, архитектор. Что-то сдается мне, ты еще вернешься сюда.
* * *
– Валера! Ты чего тормозишь! Тост давай!
Настойчивый голос Кожуры выталкивает меня из потока моей памяти. Поднимаю стакан.
– Поздравляю вас, симулянты! Мы на правильном пути! Желаю вам и себе в скором времени обмыть звезды героев!
Делаю большой глоток. Холодный спирт пьется как вода. Передаю стакан Роману.
– За нас, – коротко говорит тот и прикладывается к стакану.
– За мир во всем мире, – торжественно продолжает Кожура. – И пусть эти американские и советские награды в одном стакане станут его символом.
– Хорошо сказал, – Роман показывает большой палец.
Кожура допивает остатки спирта, после чего мы возвращаем награды на парадную форму.
Резко звонит телефон на тумбочке. Роман берет трубку.
– Да. Да, все хорошо. Да, полный сервис. Нет. Все хорошо. Спасибо.
Возвращает трубку на место.
– Администраторша звонила. Спрашивала, не надо ли еще чего.
– И ты сказал, что не надо, – ухмыльнулся Кожура. – А надо было телок заказать. Не догадался ты, дурачок.
– Сам козел, – огрызнулся Роман. – Я давно знаю, что у тебя пустая башка. Холодильник открыть не мог.
– Лучше пустота в башке, чем говно, – парирует Кожура. – А ты своим рождением осквернил этот мир, воистину.
По уже заведенной привычке они лениво переругивались.
«Опять старая песня», – подумал я, вставая с дивана. Подхожу к окну. За ним с высоты десятков этажей открывается вид на Москву-реку и Новоарбатский мост, или, как его тут зовут. Не знаю. Никакого Нового Арбата здесь нет.
С этого моста в моем мире стреляли танки. Мне было тогда совсем мало лет. Я смотрел расстрел «Белого дома» по телевизору и принимал это за увлекательную игру.
Выстрел. Танк судорожно дергается, и через миг – черное разрывается на белом.
Мост. Танки. Дым.