есой, и устремлялась к морю огромными потоками, сметая всё на своём пути. Я подумал, что бы случилось, если бы мы промедлили с переселением? Мне стало не по себе. Ветер был сильный, но это ещё не была буря. Капитан сказал:
– Буря – это, когда нет света, нет моря, нет острова, нет ни планеты, не людей, все звуки вселенной сливаются в один протяжный вой, и над планетой господствует ураган. Буря – это, когда море рвут как бумагу, частями выкидывая далеко на материке, вместе с их морскими обитателями. Буря отрывает скалы от земли, и вместе с вековыми деревьями, перемалывает их в своих жерновах, в пыль. Буря – это, когда небо становится морем, а море – небом. Силу и мощь бури можно сравнить, только с любовью, если она настоящая любовь, а не слабый ветер, навеянный мечтаниями.
Капитан тоже любил: давно, когда-то, раньше, но в жизни ему чаще приходилось встречаться с бурями, поэтому он знал, о чём говорил. На третий день, всё потемнело, не надо было никому ничего объяснять, началось. Вдруг всё зверьё ринулось на выход, к нам стремился попасть незваный гость – пещерный медведь. Я считаю, что палеонтологи умышленно скрывают размеры допотопных животных, эта гора мышц и ярости, была больше любого динозавра. Обитатели пещеры, все как один, кинулись на защиту территории, к ним присоединился Юнга с двумя смоляными факелами. Только вмешательство человека смогло прогнать чудовище. На пятый день буря стала утихать, а на следующее утро пещеру покинули: жучки, паучки, скорпиончики, следом разбежалась другая мелочь – ящерки, лягушки, змеи, козлы ушли раньше, ещё ночью. Вскоре в пещере остались одни люди и пума, кошку во время бури подкармливали женщины. Пума и нашла медведя с раздробленной головой. Всё можно было свернуть на бурю. А может нет? Тогда я не представляю, какие монстры водятся на этом острове. Была такая тишина и море – таким грязным, как будто его всколотили огромным миксером. Я прошёлся около пещеры, весь остров изменился, селевыми потоками сделало большие бреши в растительной стене, Корнежабы исчезли, полосатых лент стало, наоборот, больше, они, как трудолюбивые ткачи, старались залатать прорехи в заграждении, восстанавливая растительный барьер. Из-под грязи стала появляться первая трава, жёсткая, похожая на кустарниковый бамбук. Среди травы бегала вся наша пещерная мелочь. Жизнь тихонько налаживалась, без шума, без крика, без подстёгивания. Военные разделывали тушу пещерного медведя, нам его должно было хватить надолго, девочки уже успели перевязать раненых и развешивали мясо на рогатинах, около костров. Пума лежала в углу и урчала, от сытости. Странно, но греи кошку не боялись, совсем. Потом мне Юнга объяснил:
– Пумы легко поддаются дрессировке, и в богатых семействах греев, они заменяют собак, их приучают охранять дом.
Капитан, через переводчика, посоветовал не уходить из пещеры. Эта внешняя тишина, после бури, может быть обманчива. Во время ураганов, возникают цунами, и если они прошли мимо, не зацепив нас, то это не значит, что мы не попадём под обрат. В пещерах много полостей и пустот, и если даже весь остров накроет водой, то в пещере больший шанс, для спасения. Я согласился с ним. Решили, пока базироваться в пещере и далеко не разбредаться, это было согласовано, как с гражданскими, так и с самурами. Общее руководство базой пришлось выполнять нам троим: мне, Юнге и капитану. Но главным из нас, был, всё-таки Юнга. У него было больше опыта жизни в экстремальных условиях. Мы с капитаном, полностью доверились юнцу, могли только что-то советовать, ссылаясь на собственный жизненный опыт. Капитан, после пещер, говорил, что он на суше, хуже салаги. Я не знал, кто такая эта салага, но я ему верил. Я сам, вспомню, как пришлось наступать в скопище пауков, мне дурно становится. Утром меня разбудил капитан:
– Пойдём, что-то покажу.
Я уже, усилиями Юнги, мог немного понимать речь греев. Капитан подвёл меня к выходу и дал бинокль, показывая в сторону моря и того места, где нас высадили ящеры:
– Смотри!
– О, великий космос! Что это?
Море уже очистилось, к берегу приближались какие-то плоские создания. Эта планета была полна гигантизма неизвестных форм существования, к берегу приближались необъятной формы платформы, похожие, и на транспортёры, и на гигантские ковровые дорожки, одновременно. Я не знаю, на что это похоже, но оно начало вылезать на берег по всему острову, доползло до стены растительности и остановилось. Я не знаю, были ли у этих существ глаза, но что на внутренней стороне этого создания было, помимо многочисленных щупалец с присосками, миллион ротовых отверстий, так это точно. Теперь я начал догадываться, почему фауна возвела стену из растительности, и заботилась о её сохранности. Я ошибался, но не на много. Мне казалось, что этот плоский монстр готов слопать всё, что попадётся на его пути, и он, как в подтверждение моих слов, взвился на дыбы, открыв свою ужасающую брюшину. Он подмял под себя изгородь и растянулся вдоль всей растительности, раздался хруст, похожий на звук гусениц-шелкопрядов. Этот монстр оказался травоядным. На этом концерт не кончился: вслед за плоским монстром появились существа, похожие на всадников. Огромные, уродливые безголовые туши, покрытые раковинами, полипами, грязно зелёного цвета, на двух драконьих лапах, на шее которых, сидели карликовые бегемотики. Это был обман зрения – в действительности, это было одно существо, ящеры его называли «Всадник смерти», передние лапы которого были рудиментарными. Эти всадники, могли на поверхности издавать такие звуки, и в таких диапазонах, что убивали всё живое, на расстоянии десяти метров. Они, прошли по плоским монстрам, как по ковровой дорожке, и от их беспорядочного и почти беззвучного свиста, стали гибнуть все, кто попал в диапазон их влияния. Тут я увидел то, что называют борьбой за своё существование. Пока всадники, своими природными пылесосами засасывали свою добычу, из засады, из каких-то расщелин, ям, первыми появились полосатые ленты, и перерезали только им известные замаскированные лианы, и бамбук с пружинил, откликнулся на действие лент, и проткнул плоских пожирателей травы. Монстры уже не могли уползти обратно в море. На монстров накинулась вся хищная мелочь. Треск от поедаемой пищи, стал громче. Всадники тоже оказались в ловушке, между ними и морем были, торчащие из земли, пики бамбука. Я не видел, откуда появились корнежабы, но с их появлением, начался полный разгром оккупантов. Корнежабы отстреливали ядовитые отростки своих ветвей, которые, как управляемые ракеты, поражали всадников, в некоторых случаях делясь на сотни ядовитых игл, ленты, своими острыми телами, подрезали мышцы всадникам, не давая им отступить к морю. В течении нескольких минут всё было закончено. Я думал, что паучков обеспечили питанием на несколько недель? Какой там! Они в течение часа съели всех плоских монстров. Юнга рискнул, пошёл на берег, поближе, посмотреть, что это такое, больше из греев никто не страдал любопытством. Самур сделал заключение:
– Плоский, похож на огромного червя, у него нет даже костей, сплошные желудки, а всадник – одно существо, мутант какой-то.
Я поражался самообладанию парня – шагал среди этого ужаса, как у себя дома. Юнга ещё добавил, что всадников кто-то пытается закапывать из земли, какие-то кроты островные. Некоторые из мутантов ещё живые, но корнежабы, уже успели запустить в них свои корни. А закопанные больше похожи на консервы, кроты оставляют головы этих существ на поверхности, они так и сидят в земле по шею с открытыми ртами, похоже яд островной древесной лягушки, их парализовал.
– Вот увидите, эти корнежабы, ещё вернуться к ним, чтобы продолжить своё пиршество.
Как мало времени прошло с момента триумфа нападающих и разгромом армии пришельцев. Я с сожалением вернул бинокль капитану. Мне это место всё меньше и меньше начинало нравиться. Не знаешь, какие секреты ещё хранит этот остров. Я уже боялся вообще выходить из пещеры, чтобы меня не порезали пёстрые ленточки с окраской земляного шершня, или не подстрелили корнежабые снайперы. Это ещё не гарантия, что тебя живьём не закопают островные кроты, чтобы подарить древесной лягушке. Я даже представил его корни в моём теле. Юнга смеялся над моими страхами:
– Пустельга! А тебе не кажется, что в пещере ещё кто-то есть? Просто он не проснулся.
За моей спиной что-то пошевелилось, по стене пробежала уродливая тень от факела и над ухом раздался громкий крик:
– Мур-р-мяу!
Это был мой первый полёт в этом мире. Я оказался на берегу быстрее, чем успел испугаться. Юнга мне сделал комплимент:
– Пустельга! Ты прыгнул лучше корнежаба! Капитан говорил:
– Ты даже не летел, ты сразу переместился. Говорил с Юнгой, и в момент, очутился возле воды.
Я, потом, много раз пытался повторить этот манёвр, но бесполезно. Одна малышка меня пожалела:
– Такой большой, зелёный, а кошек боится!
Всё равно, по острову я ходил с опаской, рассчитывая каждый свой шаг, а к корнежабам вообще боялся приближаться, о купании в холодном море – даже мыслей не было. Все свои силы я приложил к скорейшему изучению языка греев, их культуры, обычаев и нравов. Последнее время я больше стал пропадать у гражданских, они между собой были более общительны, чем военные. Даже капитана тяжело было расшевелить, чтобы он рассказал, что, из своей жизни. Юнге нравилось со мной общаться на «волшебном» языке. Его старания в обучении меня языку греев не проходили даром, гражданские тоже пытались помочь, объясняли, что не понятно, поправляли, где надо. Время от времени я перестукивался с ящерами, они доставляли необходимые нам вещи, от ящеров я узнал, что Квин получил контузию во время атаки плавбазы глубинными бомбами. Крабы спасли друга, разбили это корыто и вытащили черепаху из воды. Благодаря крабам Квин остался жив. Сейчас его здоровью и разуму не угрожает опасность, он рвётся к тебе на остров, но врачи пока запрещают.
– Зачем ты сказал ему, что его может выучить нашему языку только болотный ящер?
Мы вызвали его из другого клана, но после двух занятий, он в ужасе прибежал в наш штаб с претензиями: