Теперь понятно, откуда эти провалы в памяти. Их не могло не быть на стыке действительности и гипнотического внушения. Тут-то вы и промахнулись, товарищ профессор! Экономили пленку и не засняли старт. Думали, и так сойдет, а на поверку вышло не то. И фантазии у вас хватило только на какого-то паука с вульгарным автоматом. Ясно, почему он стреляет холостыми патронами.
Теперь уже смело Бугров оглянулся по сторонам. Где-то за этими камуфляжными горами должны быть спрятаны объективы телекамер, передающих в экзаменационную каждое его движение. Ловко! Потом при просмотре видеозаписей профессор скажет: «Что же вы, батенька, посланец гуманоидной планеты, элементарного контакта не сумели осуществить? Плохо, очень плохо!»
Ну нет, дудки! Сейчас, уважаемые экзаменаторы, начнется цирк по всей форме! Курсант Бугров идет на пятерку!
Он с трудом подавил смешок. Перед объективами телекамер таких вещей делать нельзя. Пусть думают, что он всю игру принимает всерьез.
Итак, сто двадцать шесть правил. Однако каждое из них требует какой-то оснастки. У Бугрова не было ни набора геометрических фигур, ни магнитофона с записью симфоний Чайковского, ни лингвистического анализатора. Ну что ж, попробуем проявить смекалку. Он сгреб к себе кучу камней и отобрал десять одинаковых. Затем бросил кукле сначала три, потом еще два, а спустя некоторое время — пять. Пришельцу ясны правила сложения, а это уже кое-что да значит!
В ответ раздался выстрел.
Плохо! Очень плохо. Наверняка полбалла скинули. Нужно было начинать не с этого. Попробуем объясниться на пальцах.
Бугров показал кукле три пальца, два пальца, а потом и всю пятерню.
На этот раз выстрела не было.
Отлично! Теперь можно внести в игру некоторый элемент юмора. Неважно, что нет магнитофона. Споем!
— Не счесть алмазов в каменных пещерах! — запел он слегка дребезжащим тенором.
Экзаменаторы дали ему закончить всю арию, не прерывая ее пальбой.
Тоже неплохо! Что же дальше?
Что делать дальше — Бугров сообразить не мог. Он представил себе устремленные на экран выжидающие глаза Сурвилло, презрительную усмешку ассистентки и разозлился.
«Ах так, ну ладно!»
Он встал во весь рост, театральным жестом отбросил лучемет и с поднятыми руками пошел вперед.
Он и впрямь казался себе героем.
Потея в неудобном скафандре, высоко подняв голову, он шел навстречу опасности, и кровь, пульсирующая в ушах, выстукивала марш гладиаторов…
От внезапно вспыхнувшей боли в левом плече, его рука шлепнулась вниз, как тряпка.
— Что они там, с ума посходили?
Вторая пуля попала в ногу, и, упав на колени, он стукнулся лбом о камень.
— Неужели действительно?…
Ему бы так и не удалось решить этот вопрос, если б стремительно спикировавший спасательный отсек с «Ильи Муромца» не принял правым бортом автоматную очередь, которую выпустило в Бугрова четырехрукое существо, передвигающееся на мохнатых лапах тарантула, существо, прекрасно отдающее себе отчет в последствии своих поступков.
Илья ВаршавскийРОБИФантастический рассказ
Несколько месяцев назад я праздновал свое пятидесятилетие.
После многих тостов, в которых превозносились мои достоинства и умалчивалось о свойственных мне недостатках, с бокалом в руке поднялся начальник лаборатории радиоэлектроники Стрекозов.
— А теперь, — сказал он, — юбиляра будет приветствовать самый молодой представитель нашей лаборатории.
Взоры присутствующих почему-то обратились к двери.
В наступившей тишине было слышно, как кто-то снаружи царапает дверь. Потом она открылась, и в комнату въехал робот.
Все зааплодировали.
— Этот робот, — продолжал Стрекозов, — принадлежит к разряду самообучающихся автоматов. Он работает не по заданной программе, а разрабатывает ее сам в соответствии с изменяющимися внешними условиями. В его памяти хранится больше тысячи слов, причем этот лексикон непрерывно пополняется. Он свободно читает печатный текст, может самостоятельно составлять фразы и понимает человеческую речь. Питается он от аккумуляторов, сам подзаряжая их от сети по мере надобности. Мы целый год работали над ним по вечерам для того, чтобы подарить его вам в день вашего юбилея. Его можно обучить выполнять любую работу. Поздоровайтесь, Роби, со своим новым хозяином, — сказал он, обращаясь к роботу.
Роби подъехал ко мне и после небольшой паузы сказал:
— Мне доставит удовольствие, если вы будете счастливы принять меня в члены вашей семьи.
Это было очень мило сказано, хотя мне показалось, что фраза составлена не очень правильно.
Все окружили Роби. Каждому хотелось получше его разглядеть.
— Невозможно допустить, — сказала теща, — чтобы он ходил по квартире голый, Я обязательно сошью ему халат.
Когда я проснулся на следующий день, Роби стоял у моей кровати, по-видимому ожидая распоряжений. Это было захватывающе интересно.
— Будьте добры, Роби, — сказал я, — почистить мне ботинки. Они в коридоре у двери.
— Как это делается? — спросил он.
— Очень просто. В шкафу вы найдете коричневую мазь и щетки. Намажьте ботинки мазью и натрите щеткой до появления блеска.
Роби послушно отправился в коридор.
Было очень любопытно, как он справится с первым поручением.
Когда я подошел к нему, он кончал намазывать на ботинки абрикосовое варенье, которое жена берегла для особого случая.
— Ох, Роби, — сказал я, — я забыл вас предупредить, что мазь для ботинок находится в нижней части шкафа. Вы взяли не ту банку.
— Положение тела в пространстве, — сказал он, невозмутимо наблюдая, как я пытался обтереть ботинки, — может быть задано тремя координатами в декартовой системе координат. Погрешность в задании координат не должна превышать размеров тела.
— Правильно, Роби. Я допустил ошибку.
— В качестве начала координат может быть выбрана любая точка пространства, в частности, угол этой комнаты.
— Все понятно, Роби. Я учту это в будущем.
— Координаты тела могут быть также заданы в угловых мерах, при помощи азимута и высоты, — продолжал он бубнить.
— Ладно. Не будем об этом говорить.
— Допускаемая погрешность в рассматриваемом случае, учитывая соотношение размеров тела и длину радиус-вектора, не должна превышать двух тысячных радиана по азимуту и одной тысячной радиана по высоте.
— Довольно! Прекратите всякие разговоры на эту тему, вспылил я.
Он действительно замолчал, но целый день двигался за мною по пятам и пытался объяснить жестами особенности перехода из прямоугольной в косоугольную систему координат.
Сказать по правде, я очень устал за этот день.
Уже на третий день я убедился в том, что Роби создан больше для интеллектуальной деятельности, чем для физической работы. Прозаическими делами он занимался очень неохотно.
В одном нужно отдать ему справедливость: считал он виртуозно.
Жена говорит, что если бы не его страсть подсчитывать все с точностью до тысячной доли копейки, помощь, которую он оказывает в подсчете расходов на хозяйство, была бы неоценимой.
Жена и теща уверены в том, что Роби обладает выдающимися математическими способностями. Мне же его знания кажутся очень поверхностными.
Однажды за чаем жена сказала:
— Роби, возьмите на кухне торт, разрежьте его на три части и подайте на стол.
— Это невозможно сделать, — сказал он после краткого раздумья.
— Почему?
— Единицу нельзя разделить на три. Частное от деления представляет собой периодическую дробь, которую невозможно вычислить с абсолютной точностью.
Жена беспомощно взглянула на меня.
— Кажется, Роби прав, — сказала теща, — я уже раньше слышала о чем-то подобном.
— Роби, — сказал я, — речь идет не об арифметическом делении единицы на три, а о делении геометрической фигуры на три равновеликие площади. Торт круглый, и если вы разделите окружность на три части и из точек деления проведете радиусы, то тем самым разделите торт на три равные части.
— Чепуха! — ответил он с явным раздражением. — Для того чтобы разделить окружность на три части, я должен знать ее длину, которая является произведением диаметра на иррациональное число «пи». Задача неразрешима, ибо в конечном счете представляет собою один из вариантов задачи о квадратуре круга.
— Совершенно верно! — поддержала его теща. — Мы это учили еще в гимназии. Наш учитель математики, мы все были в него влюблены, однажды, войдя в класс…
— Простите, я вас перебью, — снова вмешался я, — существует несколько способов деления окружности на три части, и если вы, Роби, пройдете со мной на кухню, то я готов показать вам, как это делается.
— Я не могу допустить, чтобы меня поучало существо, мыслительные процессы которого протекают с весьма ограниченной скоростью, — вызывающе ответил он.
Этого не выдержала даже моя жена. Она не любит, когда посторонние сомневаются в моих умственных способностях.
— Как не стыдно, Роби?!
— Не слышу, не слышу, не слышу, — затарахтел он, демонстративно выключая на себе тумблер блока акустических восприятий.
Первый наш конфликт начался с пустяка. Как-то за обедом я рассказал анекдот:
— Встречаются на пароходе два коммивояжера.
«Куда вы едете?»
«В Одессу».
«Вы говорите, что едете в Одессу, для того, чтобы я думал, что вы едете не в Одессу, но вы же действительно едете в Одессу, зачем вы врете?»
Анекдот понравился.
— Повторите начальные условия, — раздался голос Роби.
Дважды рассказывать анекдот одним и тем же слушателям не очень приятно, но скрепя сердце я это сделал.
Роби молчал. Я знал, что он способен проделывать около тысячи логических операций в минуту, и понимал, какая титаническая работа выполняется им во время этой затянувшейся паузы.
— Задача абсурдная, — прервал он наконец молчание, — если он действительно едет в Одессу и говорит, что едет в Одессу, то он не лжет.
— Правильно, Роби. Но именно благодаря этой абсурдности анекдот кажется смешным.