– С кем?
– Со своим братом.
– Подожди, кого ты имеешь в виду?
– Людовика XI! Смертельного врага Карла, который на протяжении многих лет трудился, приближая его погибель, и, не трогаясь из своего замка в Турени, медленно, но верно подводил его к ледяному пруду возле Нанси, где его поджидала смерть. Слушай, а я-то и не думал, что на французской истории ты собаку съел!
– Я вполне прилично знаю французскую историю, не сомневайся! – обиженно вскинулся Адальбер. – Другое дело, что Карл Смелый никогда не вызывал у меня симпатии: агрессивный смутьян, богач, каких мало, и вдобавок хитрец, себе на уме.
– Он шекспировский персонаж, мечтал об империи...
– И владел несметным количеством драгоценностей, украшений и великолепных камней. Я понимаю, почему он тебе так нравится.
– Признаюсь, да, нравится. Но не обижусь, если ты мне скажешь, кто тебе дороже: Рамзес II или Тутанхамон?
– Нашел, с кем сравнивать! У них все основательно, солидно – чистое золото килограммами, а не сверкающие облачка, унесенные ветром истории. Но ты можешь успокоиться, вирус попал по назначению, ты меня заразил. Как только вернусь в Париж, займусь Карлом. Пойду в библиотеку и...
– Тебе не понадобятся никакие книги! Как только мы разыщем План-Крепен, она ответит на все твои вопросы. Уверен, что о последнем Великом герцоге Запада ей известно больше всех. Хочешь пари?
– Это ты хочешь пари. А План-Крепен... Она расскажет, если только... Напоминаю тебе, что нам пока еще ничего не известно, и все может пойти совсем не так, как нам хочется.
Альдо ничего не ответил. На едва слышную трещинку в голосе друга он откликнулся такой же болью. Боль и тревога были общими. И для тех, кто жил в Венеции, и для тех, кто обитал возле парка Монсо, жизнь станет скуднее, если из нее исчезнет Мари-Анжелин.
Под влиянием вспыхнувшего беспокойства Альдо нажал на акселератор. Автомобиль подпрыгнул, Адальбер стукнулся о ветровое стекло.
– Черт побери! Какая муха тебя укусила? Ты, похоже, забыл, что это моя машина!
– Ты еще не так меня тряс на своем "Амилькаре". Я сообразил, что нам нужно как можно скорее вернуться обратно. Видишь, вот-вот стемнеет.
Таможенный кордон, где никого не было, они миновали в один миг и четверть часа спустя затормозили возле жандармерии. Бригадир Мери, главный помощник Вердо, стоял в дверях, широко расставив ноги и заложив большие пальцы рук за ремень. Вид у него был необыкновенно воинственный.
– Куда вы исчезли? Патрон вас повсюду ищет!
– Mea culpa![19] – признал Адальбер. – Я забыл ему сказать, что мы собираемся посетить Грансон. Есть новости?
– Да вроде бы.
Оба сразу же выскочили из машины и, бросив ее на произвол судьбы, ринулись к дверям, а потом по коридору в кабинет капитана. Капитан сидел за письменным столом по-королевски и величественно произнес:
– Ну, вот и вы, наконец! Где были?
– Проехались в Швейцарию. Скажите скорее, что известно? Где она?
– В монастыре.
– А у вас тут только один монастырь? – удивился Альдо.
– С какой стати она вдруг в монастыре? – удивился Адальбер.
– Отвечу сразу обоим, но по очереди. Да, у нас один монастырь, и очень красивый. Монастырь Благовещения. Вы вчера проходили мимо него и любовались часовней. Мадемуазель дю План-Крепен находится там совсем недавно. Не более часа.
– Как она туда попала?
– И где была до этого?
– Давайте по очереди, – взмолился Вердо. – Выслушайте, и все станет ясно: как только стемнело, человек, пожелавший остаться неизвестным, передал ее с рук на руки сестре-привратнице, сказав, что вы приедете за ней. Он назвал ваши имена – настоящие – и настоятельно просил, чтобы мадемуазель передали только вам, так как иначе она может оказаться в опасности. И уехал. Из монастыря позвонили нам. С тех пор мы вас ждем.
– Этот человек не пожелал назвать свое имя, чтобы получить вознаграждение?
– Он просил передать вознаграждение монастырю, сказав, что монахини лучше им распорядятся. Теперь, если позволите, я дам вам совет: уезжайте сразу же, как только ее заберете. Если задержитесь хотя бы до следующего утра, вам не будет прохода. Объявления сделали свое дело, город бурлит уже целый день.
– Где Ланглуа?
– Он уже уехал, забрав с собой тело несчастного паренька. Но он ждет от вас новостей, в этом вы не сомневайтесь. Он пока еще не знает, что мадемуазель нашлась. Ну, так как?
– Мы сейчас же поедем за ней, но...
Альдо, казалось, находился в некотором затруднении.
– Вас что-то смущает? – удивился капитан.
Адальбер поспешил с ответом.
– Природная порядочность не позволяет нам уехать, не расплатившись за номер в гостинице. Вряд ли хозяин будет доволен, получив в виде платы наши зубные щетки и пару рубашек в чемодане.
– Честное слово, я об этом не подумал, – рассмеялся Вердо. – Если хотите, я займусь этим вместо вас. В гостиницу пройду через гараж. Надеюсь, чемоданы не самые большие?
– Маленькие, но их два. Я подпишу чек, вы его заполните и попрощаетесь с хозяином. Передайте ему самые теплые слова. Гостиница превосходная, хочется в нее вернуться.
– Приезжайте, будем рады. Развлечений у нас тут немного, но госпожа Вердо с удовольствием потрудится, чтобы угостить вас на славу.
Через полчаса Адальбер остановил машину на узкой улочке, что тянулась вдоль стены монастыря. Фар он не зажигал. Поначалу он намеревался объехать город и выяснить, как обстоит дело с движением. Но успокоился, увидев, что машин на улицах стало гораздо меньше. Видно, их возвращение совпало с концом рабочего дня, и все из-за холодной погоды торопились как можно скорее оказаться в домашнем тепле.
Монастырская часовня, построенная в XVIII веке вдохновенным любителем Ренессанса, служила главным украшением улицы Репюблик, и Альдо очень сожалел, что они не могут войти в монастырь через ее величественный портал. Они проскользнули туда через узкую боковую дверь, и ему показалось, что в Божью обитель он пробирается, как воришка. А что, если Мари-Анжелин, иной раз чрезмерно набожная, не захочет уехать с ними и предпочтет остаться в монастыре?
Альдо ощутил искренний трепет, когда вошел в приемную с большим распятием на одной стене и портретом основательницы монастыря на другой, а основала его святая Жанна Французская, дочь Людовика XI.
Альдо с Адальбером низко поклонились монахине, когда она вышла им навстречу. При виде ее друзьям показалось, что стрелка часов остановилась в XV веке: монашеская одежда не изменилась ни на нитку – серая ряса, белый апостольник и белое нижнее покрывало, поверх которого накинуто еще и черное. Длинные рукава прячут руки, но на правой должно быть кольцо, потому что на наперсном кресте завязан голубой бант, свидетельствующий, что перед ними мать настоятельница. Мужчины, не сговариваясь, наклонили головы еще ниже, словно и в самом деле оказались в XV веке. Альдо даже невольно заговорил иначе, услышав вопрос, кто из них князь Морозини.
– Я ношу это имя, досточтимая матушка, а мой спутник зовется Адальбером Видаль-Пеликорном, он археолог. И оба мы находимся в родстве с дамой, нашедшей у вас приют.
– Я не приглашаю вас сесть, полагая, что вы ограничены во времени и весьма торопитесь.
– Именно так, досточтимая матушка. Мы спешим вернуться в Париж в дом маркизы де Соммьер, где живет и мадемуазель Мари-Анжелин дю План-Крепен, о которой маркиза очень печалится. Или мадемуазель в первую очередь нуждается в услугах врача?
– Нет, не думаю. Ее состояние удовлетворительно настолько, насколько это может быть после перенесенных ею испытаний. Она утомлена, что естественно, но от природы, мне кажется, наделена большой энергией, – добавила настоятельница с улыбкой. – Сейчас ее приведут.
Она повернулась и негромко хлопнула в ладоши. Дверь позади нее отворилась, и Альдо с Адальбером увидели Мари-Анжелин, которую и не надеялись уже повстречать.
Мадемуазель держалась с присущим ей достоинством, несмотря на несвежее, с пятнами, платье. Она куталась в большую серую шерстяную шаль. Шляпка была безвозвратно потеряна, висок с левой стороны украшала большая гематома, частично заклеенная пластырем. Мари-Анжелин подошла к Альдо и Адальберу и без малейшей улыбки спросила:
– Добрый вечер, господа. Кто из вас князь Морозини?
Тишина в приемной после заданного вопроса была тяжелее свинцовой монастырской крыши.
Адальбер открыл было рот, но не смог произнести ни слова. Альдо, нахмурив брови, с усилием произнес:
– Это я, Анжелин. А рядом – Адальбер Видаль-Пеликорн, которого моя жена Лиза зовет моим братом. Вы нас не узнаете?
– Нет. И поверьте, меня это крайне огорчает.
– Хотите, я покажу вам наши паспорта?
– Нет. Не вижу в этом смысла. Куда вы меня повезете?
– В Париж. На улицу Альфреда де Виньи. К тетушке Амели, чьей любимой подругой и помощницей вы были уже столько лет! Словом, к вам домой. Или вы предпочитаете остаться здесь?
– Нет. Хотя здесь меня приняли с необыкновенной добротой. Но я должна ехать, должна вспомнить свое прошлое, понять, кто я.
– Вы забыли, кто вы? – переспросил Адальбер, холодея от ужаса.
– Я... Да.
– Не помните даже имени: Мари-Анжелин дю План-Крепен, родовитая дворянка... чьи предки участвовали в Крестовых походах?
– Неужели в Крестовых походах? Как это интересно!
– Значит, что такое Крестовые походы, вы помните? – удивился Альдо, жадно всматриваясь в нее.
– Да. Вполне возможно. Это были походы на...
– У нас сейчас нет времени заниматься историей. Но не может быть, чтобы вы знали о Крестовых походах и не помнили своего имени.
– Нет, не помню. Ничего не могу вам сказать по этому поводу. Так вы забираете меня или нет? – нетерпеливо спросила Мари-Анжелин, и тон ее живо напомнил им прежнюю План-Крепен.
– Да, конечно! И я вижу, что мы должны всерьез заняться вашей раной, – добавил Альдо, указывая на пластырь.