иколепно.
Водре-Шомары сделали все возможное, чтобы вечерний бал был еще великолепнее, чем утренний прием. Можно было подумать, что по дому прошлась фея с волшебной палочкой. Мадемуазель Клотильда в этот вечер решила не пользоваться электричеством. Белые и красные свечи горели в канделябрах и люстрах, и их мерцающий волшебный свет наделил новой молодостью позолоту и шелк. В нем таинственно замерцали украшения, отбрасывая снопы разноцветных искр, он смягчил и придал красоты и загадочности женским лицам. Все были прекрасны в этот вечер, соревнуясь красотой с розами, принесенными из теплицы и расставленными повсюду.
– Старинные костюмы не прибавили бы прелести этому балу, – прошептала маркиза, прикрываясь веером, – и ни один бал в Париже не сравнился бы с этим изысканностью. Женщины великолепны, и у мужчин, похоже, безупречные портные. Я уж не говорю о мундирах. Презирать провинцию с высоты Эйфелевой башни крайне глупо. Такой бал вполне мог быть в посольстве или герцогском дворце.
– Франш-Конте всегда дорожил правилами хорошего тона, – согласился Адальбер. – Может быть, потому что здесь одна великая династия сменяла другую.
– Но и грубых солдат прошло немало, – заметил Юбер, тоже облачившийся в безупречный фрак и украсивший грудь коллекцией орденов.
– Это в Коллеж де Франс выдают такие безделушки? – пошутила госпожа де Соммьер, приподняв пальчиком одну из медалей.
– И на войне тоже, – ответил профессор, выпрямляясь, будто приготовился к бою.
– На войне? С войны можно привезти золотых слонов?
– Амели! Не надо меня злить! И не надо мне портить этот вечер. Я готов сообщить вам, что мой слон привезен из Лаоса, этот орден называется "Миллион Слонов"[43], его мне собственноручно вручил король после одной потрясающей научной экспедиции.
– Друид на слоне – впечатляющее зрелище, – засмеялась госпожа де Соммьер.
– Стоит вам захотеть, вы святого выведете из терпения! – грозно заявил Юбер. – Идемте лучше танцевать. Это поможет вам отвлечься.
– Спасибо, Юбер! Но прыгать под грохот оркестра мне уже не по возрасту. Мне очень славно в моем кресле, и я с большим удовольствием рассматриваю приходящих гостей. Так что идите и прыгайте без меня.
– У меня такое впечатление, что вы чего-то ждете.
– Пока живешь, всегда чего-то ждешь. Вы дожили до такого возраста и до сих пор этого не знаете?
– Вы не хотите, чтобы упоминали ваш возраст, так не упоминайте и мой!
– Вы, как всегда, пикируетесь? – осведомился Альдо, который только что сопроводил на место жену супрефекта, покружив ее в английском вальсе, от чего она пришла в невероятное возбуждение.
– Ты же знаешь, мы по-другому не умеем. А ты веди себя осторожнее с очаровательной супрефектшей. Если ты протанцуешь с ней танго, муж пришлет тебе секундантов.
– Я не боюсь! Пойдемте танцевать, Мари-Анжелин! Танцы развеют ваши мысли!
– Что вы знаете о моих мыслях?
– Ничего! Только вижу, что они в этот вечер не с нами. И хотел бы узнать, в каком направлении они ускакали? – шепнул он ей на ухо, обнимая за талию, и тотчас же множество глаз стали следить за этой парой.
На вопрос Альдо Мари-Анжелин не ответила, несколько минут они танцевали молча, и тут Альдо совершил открытие.
– Танцевать с вами – истинное удовольствие! Вы танцуете, как ангел! Где и когда вы учились танцам?
– Сама не знаю, – отозвалась Мари-Анжелин.
Альдо хотел пошутить, что уж точно не в церкви Святого Августина в шесть часов утра, но сдержался и сказал совсем другое.
– Интересно, настанет ли день, когда вы перестанете удивлять нас своими талантами? И еще я должен сказать вам, что сегодня вы необыкновенно хороши!
Мари-Анжелин знала, что Альдо говорит искренне, поэтому порозовела от удовольствия и невольно повернула голову к двустворчатой двери, у которой лакей объявлял имена приходящих гостей. Альдо понял, сколько таится в ее взгляде ожиданий и надежд. Он коснулся легким поцелуем ее виска и подумал про себя, что чем скорее они покинут эти полные магии и легенд края, тем быстрее начнется вызоровление, необходимость в котором ощущалась все настоятельнее.
Музыка смолкла, Альдо сопроводил Мари-Анжелин к ее месту. Там ее уже ждал Адальбер, он протянул ей руку, и они умчались, вальсируя. Альдо взял с подноса проходящего мимо лакея два бокала шампанского и протянул один тетушке Амели, чокнулся с ней и откинулся на спинку кресла.
– Ждет его?
– Да. Кого же еще? – ответила госпожа де Соммьер, легко пожав плечами.
– А вы уверены, что его пригласили?
– Да. Его пригласили. После нашей встречи я на следующий день мимоходом осведомилась у Клотильды, есть ли он в списке. И она самым непринужденным тоном ответила, что конечно, они же друзья. Вот так-то!
– Поэтому наша Золушка так нарядилась. Должен сказать, что хоть она не красива, но у нее есть стать, есть элегантность... Шарм, в конце концов...
– И мужчины могут оказаться к нему чувствительны. Ты помнишь профессора Зендера?
– Помню, конечно! И не забыл, что нам рассказывал Лотарь о нашем смуглом герое. Он на ножах со своим отцом из-за девицы по имени Мари де Режий.
И тут, словно эхо, раздался голос лакея:
– Господин граф де Режий! Мадемуазель Мари де Режий! Господин барон фон Хагенталь!
Музыка смолкла, и Адальбер подвел Мари-Анжелин к ее месту как раз в ту минуту, когда в проеме дверей появились гости: светловолосая девушка в розовом платье между двумя мужчинами. Самое малое, что можно было о них сказать, это то, что вместе они совершенно не смотрелись.
Девушка – само очарование, стройная, грациозная, с большими голубыми глазами, зато ее отец казался не отцом, а дедом, таким он был седым и дряхлым. По сравнению с ним Хагенталь выглядел весьма моложавым. Во всяком случае, ему трудно было дать его пятьдесят – элегантно одетый, он сиял белоснежными зубами, вполне возможно, искусственными, и оглядывал присутствующих властным взглядом.
Лотарь пристально уставился на гостей, и встревоженная Клотильда поспешила положить руку на рукав брата в надежде его успокоить. Он стряхнул ее руку без всяких церемоний и двинулся гостям навстречу. Голос его прогремел, словно гром:
– Рад тебя видеть, Режий! И тебя тоже, Мари! А этого ты зачем привел? Мы его не звали!
Старик издал сухой неприятный смешок.
– У меня в семействе новости! Ты не можешь отказать в гостеприимстве моему будущему зятю!
Он опять неприятно улыбнулся, и его насмешливая улыбка явно относилась к смущенной дочери. Фон Хагенталь словно не слышал слов хозяина, а де Режий продолжал:
– Я хочу воспользоваться счастливой возможностью представить господина фон Хагенталя нашему обществу, где он отныне займет достойное место, поскольку стал владельцем замка Гранльё, купив его у наследников бедной графини.
– Что за чушь! Наследнице замка малышке Гвендолен еще далеко до совершеннолетия!
– Так-то оно так, но ты забыл, что ее интересы представляет до поры до времени опекунский совет. Так вот, опекунский совет принял решение продать замок...
– ...Ее предков?! Вместе с предками, которые покоятся в крипте?! Вместе с ее родным отцом? В наших краях таких махинаций не любят. Ладно бы продали особняк на улице Веласкеса, о нем и речи нет, это недавнее приобретение! Но замок!
– Опекунский совет продал и особняк тоже, – сообщил фон Хагенталь, сияя довольством. – Но вся мебель оттуда будет доставлена сюда. Замок несколько прост, на мой вкус, и тем более на вкус моей будущей супруги. Со дня нашей свадьбы, а она состоится в сентябре, я стану целиком и полностью франш-контийцем и надеюсь со всеми дружить. У нас с Мари будет открытый дом, не так ли, Мари?
Девушка улыбнулась глуповатой улыбкой и сразу же потеряла расположение "парижан". С глупой курицей лучше не иметь дела. Но Водре-Шомар уступать не собирался.
– А приглашения на свадьбу не принесли? – издевательски осведомился он. – Удобный случай, чтобы раздать их здесь, сэкономив на услугах почты! Это шутка, но теперь я без всяких шуток прошу вас покинуть мой дом. Всех троих, раз теперь вы одна семья. Очень жаль, Режий, но лучше было бы сначала подумать и не навязывать нам этого типа. Ко мне ему вход запрещен!
Лотарь повернулся к гостям.
– Прошу у всех прощения за неприятную интермедию. Музыка! А вас я провожу сам, – объявил он, тесня нежеланных гостей к вестибюлю.
Вновь зазвучал вальс, вновь закружились пары. Альдо наклонился к Адальберу.
– Вот так скандал! Такое нельзя спустить, – шепнул он. – Мало того, что этот человек, возможно, преступник, он еще готовится стать двоеженцем...
– Пошли!
– Что вы собираетесь делать? – забеспокоилась госпожа де Соммьер.
– Попробуем спасти бедную девушку от печальной судьбы, пусть даже она глупее гусыни. Ей, должно быть, лет семнадцать или восемнадцать, и она может сломать себе всю жизнь. В любом случае она заслуживает лучшего мужа, чем этот потрепанный донжуан!
Мужчины отправились в вестибюль, решив принять участие в разговоре, который продолжался на повышенных тонах. Тон повышали гости. Гнев хозяина улегся, сменившись полярным холодом.
– Разрешите нам сказать несколько слов, профессор, – попросил Альдо.
– Прошу вас!
– Небольшое уточнение, но оно может стать открытием для господина де Режий и его юной дочери, которая вряд ли встретит трудности, если захочет найти себе более подходящего мужа...
С фон Хагенталя вмиг слетело любезное безразличие, он разъярился не на шутку.
– Может, вы не будете вмешиваться не в свое дело? – рявкнул он, сжимая кулаки.
– Стоит ли так сердиться, когда речь идет лишь о том, чтобы все расставить по местам? Думаю, господин фон Хагенталь не забыл, как три недели тому назад мы пили чай в Брюсселе в доме госпожи Тиммерманс в обществе ее дочери Агаты и ее жениха, каковым был представлен господин фон Хагенталь!
Хагенталь пренебрежительно передернул плечами.