— А ты хотел бы, чтобы она это сделала? Охотник с силой ударил кочергой по золе, подняв серое облако, от которого Много Лошадей закашлялся. Истина заключалась в том, что он не мог выносить мысли о Лоретте рядом с другим мужчиной.
— В настоящий момент я готов отдать ее любому мужчине, который окажется настолько глупым, чтобы взять ее.
Много Лошадей хранил молчание.
— Все мои дети будут… — Охотник закатил глаза. — Ты можешь представить меня, окруженного Белыми Глазами?
— Ах, вот в чем дело. Она Белые Глаза. — Много Лошадей кивнул и, поддразнивая, сказал: — Я не ругаю тебя за это. Ни один мужчина не может гордиться сыном с белой кровью. Он будет слабым и трусливым, позором для каждого, кто заявит на него родительские права.
Охотник застыл, глядя на своего отца. Белая кровь в его собственных венах была незатрагиваемой истиной в отношениях между ним и его отцом. Никогда раньше Много Лошадей не касался этого вопроса.
Много Лошадей чихнул и стал вытирать золу со своего носа.
— Конечно, существуют редкие исключения. Я предполагаю, что мужчина может вырастить ребенка со смешанной кровью и научить его быть одним из подлинных представителей Народа. Однако это потребует больших усилий.
Жесткость исчезла из плеч Охотника.
— Я испытывал твое терпение, мой отец? Много Лошадей подумал с минуту над вопросом.
— Мне всегда не хватало терпения с того момента, когда ты поранил мне бедро твоими первыми луком и стрелой. Было бы не так плохо, если бы я не стоял позади тебя.
Охотник негромко засмеялся.
— Ты и не стоял, когда я выпустил стрелу. Если я не ошибаюсь, я обернулся, чтобы задать тебе вопрос.
— На который я так и не ответил. Я всегда благодарил Богов за то, что ты доставал только до колена. Если бы ты был немного выше, твои братья и сестра никогда бы не родились. — Он снова чихнул, затем улыбнулся. — Кстати, Воин был еще опаснее с его первой винтовкой. Помнишь, когда он случайно прострелил мой вигвам и продырявил горшок твоей матери? Она варила кролика. Вода залила огонь, и было так много дыма, что я чуть не задохнулся, выводя всех наружу в безопасность.
Охотник запрокинул голову и расхохотался.
— Я помню, как ты вытащил этого кролика из горшка и говорил Воину, что это был отличный выстрел прямо в сердце. За исключением того обстоятельства, что он был выпотрошен. И не начнет ли он практиковаться по живым мишеням с этого времени?
— Говоря о косточках в сливовых пудингах, помнишь ли ты первую попытку твоей сестры? Твой дедушка сломал свой единственный оставшийся зуб, пытаясь съесть его.
— И проглотил зуб, косточку и все, чтобы не смущать ее перед Серой Лошадью, которая пришла проверять, как она справляется. — Охотник положил руку на живот, заболевший от смеха, и вздохнул. — Хорошо, что я пришел, мой отец. У тебя дар. У меня стало легче на сердце.
Много Лошадей провел языком по неровным зубам, задумчиво кивая.
— Я горжусь всеми моими детьми, — хрипло сказал он. — Тобой больше всех. Странная вещь, мой сын, но когда мужчина берет в руки ребенка и заявляет, что это его сын, это становится правдой в глубине его сердца. Кровь, текущая в его венах, ничего не значит, так же, как и цвет его глаз. Когда ты сделал свой первый шаг, ты шел к моей вытянутой руке. Это было самое главное. Белые Глаза или команч, ты был моим сыном. Я убил бы любого, кто сказал бы, что это не так.
Слезы жгли глаза Охотника.
— Что говоришь ты, мой отец?
— Я говорю, что ты должен идти по дороге своего сердца. Ты пришел сюда сердитый, потому что твоя желтоволосая рассердилась, да? Если ты любишь ее, то же самое будет, когда она печальная, когда она счастлива. Стоял ли ты когда-либо в месте, где ручей вливается в реку? Двое сливаются в одно. Они вместе смеются над камнями, вместе извиваются по дну глубоких каньонов, вместе срываются с огромной высоты ревущих водопадов. То же самое происходит между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга. Это не всегда бывает приятно, но когда это случается, мужчина ничего не может изменить. Женщины подобны рекам, они могут быть тихими и спокойными в одну минуту, и заставить мужчину чувствовать себя плывущим в бешено несущемся потоке пенящейся воды в следующую.
Охотник наклонился, размахивая кочергой перед носом отца.
— Я не понимаю ее. Я обращаюсь с ней по-доброму, тем не менее, она все еще трясется от страха при мысли о том, чтобы слиться со мной воедино. Я пытаюсь сделать ее счастливой, а она вместо этого впадает в гнев.
Много Лошадей приподнял бровь.
— Страх не похож на слой пыли на листьях дерева, который смывает легкий дождь. Дай ей время. Стань сначала ее хорошим другом — потом станешь любовником. Что же касается того, чтобы сделать женщину счастливой, то иногда это удается, а порой нет. Так уж устроена жизнь.
Охотник глубоко вдохнул и устало выдохнул.
— Дело не в том, что я хочу взять другую женщину в жены. Просто…
— Что ты упрям?
Охотник подавил сердитый смешок.
— Немного, да.
Много Лошадей пожал плечами.
— Несколько жен неплохо для мужчины. Но я рад, что только одна женщина вошла в мой вигвам. Можешь ли ты представить, как трудно справляться с тремя или четырьмя женами?
— Моей матери было достаточно для тебя, но она особая женщина.
Много Лошадей улыбнулся.
— Она ревнивая женщина. А я не глупец. Я не хотел жить в осином гнезде всю жизнь. — Он пожал плечами. — Я люблю покой. Меньше острых языков, чтобы «пилить» меня. Меньше ртов, которые надо прокормить. И только одна женщина, которую надо попытаться понять. Я привел ей рабов, чтобы помогать в работе.
— Моя желтоволосая не признает рабства.
— Но она также не признает многих жен. Дай ей выбрать — рабы или жены. Посмотришь, что она выберет. — Много Лошадей помахал рукой перед лицом, чтобы разогнать пепел, летавший в воздухе. — Ты также должен помнить, что желтоволосая может принести тебе гораздо больше детей, чем женщина из племени команчей. Будь осторожен, иначе у тебя будет больше детей, чем ты сможешь прокормить. Я никогда не встречал белой женщины, которая мало рожает.
Улыбка появилась на лице Охотника.
— Ты скажешь ей об этом, да? До сих пор она не проявляет должного энтузиазма.
— Она привыкнет. Дай ей время. Будь терпелив. Награда будет достойна терпения.
Охотник отбросил в сторону кочергу и встал.
— Я хорошо обдумаю твои слова.
— Ты говоришь, как мужчина, глаза которого смотрят в двух разных направлениях. Какая девушка в деревне привлекает тебя?
— Таких нет.
— Хм. Упрям именно так, как я подозревал. Я надеялся, что с возрастом это пройдет у тебя. Но, похоже, это на всю жизнь.
— У меня самая сильная рука в моем кругу. Ее капризы не изменят меня. Если это упрямство, то я достаточно упрям.
Много Лошадей закатил глаза.
— Ты считаешь, что моя рука не сильнейшая?
— Я считаю, что ты должен драться с мужчинами на поле боя, сынок, где у тебя есть шансы на победу. Вот что я считаю. Но разве ты когда-нибудь прислушивался к моему мнению? — Он взялся за лук, который так искусно отделывал. — Я думаю, ты получишь жизненные уроки своим путем.
Не обращая внимания на насмешки отца, Охотник сказал:
— Это очень маленький лук. Для кого он?
— Для Черепахи, — ответил Много Лошадей с озорной улыбкой. — В моем возрасте получаешь не много удовольствий от жизни. Пришло время понаблюдать, как внук будет учиться стрелять. Я и мои друзья заключаем пари. Я ставлю двух лошадей, что он попадет Воину в бедро. Старик думает, что это будет крестец. Хочешь принять участие?
Улыбка Охотника превратилась в гримасу.
— Не думаю. Насколько я помню, я обещал Воину, что научу Черепаху стрелять.
Много Лошадей кивнул, затем шевельнул бровью.
— Значит, это твое бедро, на которое я делаю ставку, да? Хм. Приведи сегодня свою желтоволосую ко мне.
— Зачем?
— Она наверняка захочет принять участие в пари.
— Моя желтоволосая? Много Лошадей улыбнулся.
— Если Черепаха прицелится немного выше, он сможет избавить ее от многих печалей.
Охотник с отвращением фыркнул и вышел из вигвама.
ГЛАВА 20
Терпение. В следующие пять дней Охотник стал таким же неуловимым, как пушинки одуванчика, захваченные сильным ветром. Он жил не с одной, а с двумя разгневанными желтоволосыми. Лоретта гневалась за то, что он отказывался отвезти Эми домой и упомянул о возможности его женитьбы на нескольких женщинах. Эми за то, что он навязывал ей общество Быстрой Антилопы. По всем этим пунктам Охотник чувствовал себя оправданным и продолжал с неотвратимой решимостью пытаться игнорировать свирепые взгляды, которыми его обстреливали всякий раз, когда он появлялся в вигваме.
На пятый день его упорство было вознаграждено улыбкой Эми после того, как Быстрая Антилопа проводил ее домой после очередной ежедневной прогулки. Эми засыпала Лоретту подробностями о времени, проведенном в обществе Быстрой Антилопы, об оленухе и двух оленятах, за которыми они следили; о цветах, которые собирал для нее Быстрая Антилопа; о птичьих криках и языке знаков, которым он обучал ее; о глупых фокусах, которыми он ее развлекал. Было ясно, что в отношениях Быстрой Антилопы с Эми наблюдается решительный прогресс; девочка начинала выздоравливать.
И без того плохое настроение Охотника еще более ухудшилось. Дела его были плохи, если неопытный юноша преуспел в отношениях с женщиной больше, чем взрослый мужчина. Особенно задевало Охотника то, что он заплатил дорогую цену не единожды, но дважды, за право обладать Лореттой, чтобы иметь возможность осуществлять свои права в любое время по своему выбору, и тем не менее он терялся при виде гнева в ее глазах. Вспоминая совет отца, он мог только посмеиваться над собой. Все шло к тому, что, став другом своей женщины, он мог никогда не стать ее любовником, так и не перейдя ко второй стадии их отношений.
Чем больше раздражало это положение Охотника, тем более сердитым становился его взгляд, и чем более сердитым становился его взгляд, тем более неспокойно чувствовала себя Лоретта в его присутствии. Самое худшее было в том, что Охотник не мог осуждать ее за это. Их сделка повисла над ними подобно темному облаку. Ее обещания привязывали ее к нему, но не сближали. Ему было известно, что она боится момента, когда он потребует, чтобы она легла с ним под бизоньи шкуры. С каждым прошедшим днем такая перспектива все больше пугала ее. Охотник был достаточно сообразит