Гораздо больше его сейчас волновало другое: глядя на разлетавшиеся во все стороны искры от костра, Карлос прикидывал, как бы незаметно связаться с сыном и сообщить ему обо всем случившемся. Конечно, гораздо лучше было бы не втягивать его в эту историю, но во-первых, Михаэль все равно будет их искать; во-вторых, рано или поздно его самого начнет разыскивать Нечистый. Пока Дэвид даже и не подозревает, что в Канде находится еще один разведчик «Sunrise», однако стоит лишь заглянуть в сознание любого из десантников, как это сразу обнаружится. Впрочем, С'фил — Карлос следил за ним очень внимательно — мыслями пленных не интересовался. Во всяком случае, пока — или ему это было просто запрещено. А Дэвид… Того в первую очередь, конечно, интересовал сам Карлос — с него он, пожалуй, и начнет.
О том, что ему вскоре, возможно, придется оказаться на острове Смерти и снова встретиться с Дэвидом, разведчик не мог не думать. И все же не в его характере было сдаваться: до моря, где их ожидали корабли Голубого Круга, нужно ведь было еще добраться. Между тем, с каждым днем шансов на побег становилось все меньше: встречи с кем-нибудь из десантников Карлосу так пока и не удавалось добиться, с него самого буквально не спускали глаз. Лишь однажды, сканируя, по своему обыкновению, ментальный эфир, разведчик обнаружил, что их преследует один из так называемых освободительных отрядов, но… Силы были слишком неравные. Понимая, что люди идут на верную гибель, Карлос снова вошел в сознание командира и… преследование вскоре прекратилось.
Зато передать весточку Михаэлю разведчик таки изловчился: С'фил тогда как раз общался с Дэвидом, и ни тот ни другой просто не успели засечь занявшую меньше минуты передачу. К сожалению, пока это была единственная удача. А отряд медленно, но верно, без особых приключений приближался к побережью…
Ей снилось, что она в библиотеке отца. Книга, которую необходимо достать, находится высоко, под самым потолком, а стремянки… Амалия растерянно оглядывается: «Кому, интересно, понадобилось уносить из библиотеки стремянку?» Однако книга нужна срочно, и тогда женщина начинает взбираться прямо по стеллажам, цепляясь и с трудом находя опору на шатких, скрипучих полках.
Не смотреть вниз… Главное — не смотреть вниз…
Скрип становится угрожающим…
«Не смотреть… не смотреть…» — повторяет Амалия, с ужасом замечая, как стеллаж отделился от стены и подозрительно накренился.
Вернуться? Поздно: пол уже настолько далеко, что почти не виден. И зачем только она посмотрела вниз…
Покачнувшись, Амалия хватается за что-то рукой — но это всего лишь книга. Женщина теряет равновесие, с криком летит вниз, но там, у самого пола, ее подхватывают чьи-то руки.
«Майкл!..»
Амалия открыла глаза и мысленно поблагодарила Господа за то, что в комнате темно: щеки в одно мгновение налились кровью, больно запульсировавшей, застучавшей в висках.
— Михаэль!
— Ты можешь называть меня так, как тебе больше нравится.
— Нет-нет…
Зачем она это сказала…
От Михаэля пахло солнцем, хвоей и какими-то неведомыми травами. Амалии захотелось поглубже вдохнуть этот незнакомый, волнующий аромат, но ее желание на несколько мгновений запоздало: Михаэль, первым сделавший было движение навстречу, точно споткнулся обо что-то невидимое.
— Одевайся, я отвернусь.
«Зачем…»
Если только что лицо горело, как в огне, то сейчас, от мысли, будто треснуло, надломилось нечто тончайшее, не имеющее названия, кровь отхлынула, а сердце словно упало вниз. Михаэль уже стоял у окна — скрестив на груди руки, спиной к Амалии. Ну, конечно, она должна была обрадоваться, а она едва ли не отшатнулась…
— Мне снился кошмар… — оправдываться было бесполезно: то, что произошло, не поддавалось никаким объяснениям, но Амалия все же это сказала.
— Да-да, я понял, — голос Михаэля прозвучал как-то неестественно. Или показалось?
— Мне снилось, что я падаю, — судорожно запихивая в сумку вещи, зачем-то продолжала Амалия.
— Потом.
«Потом…»
— Надо торопиться, — на этот раз попытался смягчить свою невольную грубость Михаэль, но почувствовал, что не получилось, и уже больше ничего не добавляя, закинул на плечо сумку и направился к выходу.
Амалия в отчаянии кусала губы. Нет, совсем не так представлялась ей эта их встреча. Господи, ну как было бы хорошо, окажись все происходящее сейчас лишь сном — продолжением того кошмара. И с чего ей вдруг вспомнился Майкл? Почему так некстати в памяти всплыло его имя? Отец Небесный, а если бы Патрика звали по-другому… Амалии стало немного легче — нет, она не успокоилась совсем, но теперь хотя бы могла свободно дышать. В конце концов, что в этом такого: ну, произнесла имя на английский манер. Михаэль же сам разрешил называть его так, как ей нравится…
Он бесшумно спускался по лестнице — следом, боясь отстать и, несмотря на все старания, безнадежно отставая, семенила Амалия. Наконец, точно сжалившись, Михаэль взял ее за руку и едва ли не потащил за собой. Как они оказались внизу, как миновали охрану и собак, которых на ночь обычно выпускали в сад, Амалия не заметила — вернее, у нее осталось смутное ощущение, будто Михаэль и она ненадолго превратились в невидимок. Незнакомые улицы, какие-то тени, гулкие шаги местных стражей порядка, крепостная стена на фоне предрассветного неба, лязг открывающихся ворот, и рука, по-прежнему сжимавшая руку Амалии. Только когда люди, которые также поспешили с рассветом покинуть пределы Чизпека, и сам город скрылись из виду, Михаэль разжал пальцы и повернулся к своей спутнице.
— Устала?
Амалия кивнула.
— Ничего не поделаешь: придется потерпеть — через несколько часов тебя наверняка хватятся, поэтому надо уйти как можно дальше.
Женщина снова кивнула — действительно, устало и… обреченно. Итак, она не ошиблась: что-то в их отношениях, несомненно, разладилось, и самое ужасное: разладилось совсем недавно. Михаэль избегал смотреть в глаза, однако стоило отвернуться, и Амалия чувствовала на себе его взгляд. Мамочка дорогая, что же делать?! Ведь не извинишься, не попросишь прощения, раз ничего не произошло — не за что… То есть на самом деле, конечно, было за что: за мысли, за желания, переполнявшие тогда, в каюте Патрика. Но, Боже мой, каким далеким и незначительным казалось Амалии все это сейчас. Настолько незначительным, что уже с трудом верилось в реальность происшедшего, и тем не менее Михаэль что-то почувствовал и отшатнулся.
Сентябрьское солнце, будто устав за лето, не торопилось приступать к своим обязанностям: в воздухе по-прежнему ощущалась ночная сырость, а тени, пересекавшие тропинку, казалось, отбрасывались не росшими по обочинам чахлыми кустами, а некими, достававшими до неба гигантами. Поежившись, Амалия сунула руки в карманы куртки — пальцы нащупали подобранные в день отъезда каштаны. Ну, как нарочно… Потихоньку она выбросила один — шедший впереди Михаэль сразу остановился.
— Что это было? — повернувшись, спросил он.
— А-а… — Амалия растерянно перекатывала между пальцев второй каштан и вдруг неожиданно выронила его на землю.
В глазах Михаэля промелькнуло странное выражение, однако он ничего не сказал и молча двинулся дальше.
«Что я натворила… — обмерла Амалия. — Впрочем, нет, все это, конечно, ерунда, — тут же спохватилась она, машинально подбирая орех, — мужчины, слава Господу, ведь не настолько сентиментальны, чтобы переходить на символы и связывать весну и цветущие деревья с любовью, а созревшие плоды, которые случайно выпадают из рук, с разрывом…»
«Разрыв»… Амалия мысленно отмахнулась от этого, пусть и не произнесенного вслух слова. И все же ощущение, что едва наметившаяся трещинка в отношениях с Михаэлем продолжала неумолимо увеличиваться, не покидало.
«Хоть бы оглянулся…» — с тоской подумала Амалия и вдруг словно очнулась: да с ума она сошла, что ли! Они в чужой стране! Возможно, в доме купца уже обнаружили ее исчезновение (да не возможно, а наверняка!) и пустились в погоню, а она тут со своими… Ну, до нежностей ли сейчас — унести бы ноги! Кроме того, они с Михаэлем почти не знакомы: это она, Амалия, постоянно думала о нем, и он стал для нее как родной — Михаэль же чуть ли не каждую минуту рисковал. До нее ли ему было? Хорошо еще, не забыл совсем. К тому же, с чего она взяла, что он доволен ее приездом: небось, думает, возись с ней теперь…
Поглощенная своими мыслями, Амалия почти перестала обращать внимание на окружающий пейзаж. То есть кое-что она, естественно, замечала: например, тропинка все время шла в гору. Глаза невольно задерживались на отдельных деталях — на необычной формы валуне, на усыпанной фиолетовыми цветами поляне. Но Амалия тут же о них забывала, потому что была полностью сосредоточена на Михаэле. Ее занимала сейчас одна интересная мысль. Или наблюдение… Как ни назови, но объяснения этому феномену пока никак не находилось.
С одной стороны, человека, ради которого Амалия совершила поистине безумный поступок, вроде бы и не существовало: он был создан силой воображения влюбленной женщиной взамен почти забытому, но не незабываемому; и сейчас этот придуманный образ, к ужасу Амалии, разрушался буквально с каждым словом, движением, с каждым взглядом. С другой же стороны, настоящий Михаэль казался настолько… Впрочем, слова не могли передать всего, что чувствовала, глядя на идущего впереди мужчину, Амалия. И если она вдруг его потеряет…
Нет, она споткнулась абсолютно случайно: этот камень как будто выскочил из-под ноги. Амалия вскрикнула — молниеносно среагировавший Михаэль тут же ее подхватил…
— Не ушиблась?
Амалия мотнула головой: он улыбался точно так же, как тогда в парке, и, похоже, совсем не торопился разжимать невольные объятия — наоборот: они становились все крепче, все…
— Ральф!
На тропинке, словно из ниоткуда, возник невысокого роста черноволосый юноша.
— Ян и Онк. — убедившись, что его появление не оставлено без внимания, добавил он.