«Чем больше знаю, тем меньше шансов выжить», — отметила для себя Ника.
— Идите вперед! — приказал советник.
Они, страшась оступиться и рухнуть во тьму, спускались не меньше часа. Но вот, глубоко под землей, лестница закончилась, и открылся коридор. Вход в него преграждала стена из камней, зацементированная раствором извести с песком. Создавалось впечатление, что она неприступна, но это было не так. Стоило Мельгару коснуться каких-то одному ему известных точек на камнях, как тяжелые части стены, скрипя, раздвинулись, разошлись.
Перед Никой и Муонгом открылось жуткое зрелище — сотни, если не тысячи, черепов. Их зубы были с инкрустацией — значит, как было известно искательнице приключений, перед ними останки рабов, принесенных в жертву, чтобы их души после смерти охраняли погребенного властителя и прислуживали ему.
Миновав страшные покои, путешественники вслед за Мельгаром вступили в просторную крипту.
Частые дожди, многие века проливавшиеся на Каир, образовали на потолке склепа сосульки из белоснежных сталактитов. Под их бахромой лежала монолитная плита, закрывавшая большую часть пола гробницы, и являвшаяся алтарем тайного святилища внутри пирамиды.
В центре плиты была изображена фигура молодого мужчины, свидетельствующая о безусловной гениальности своего творца. Лицо незнакомца буквально светилось возвышенностью, богатой внутренней силой и покорностью неизменной философии времени. Из тела мужчины вырастало нечто вроде креста, а сам он почивал на лике смерти — безобразной голове животного, из пасти которого торчали острые клыки. Нос и подбородок жуткой твари были лишены мышц, а дикие глаза словно искали новую жертву. По обе стороны креста возвышались двуглавые змеи.
— Элгон, — выдохнул Муонг, взирая на работу великого мастера, — Сын Света!..
— Вот оно что, — проговорил Мельгар, услышав его слова. — Вам известно больше, чем я предполагал. А вот ему, Элгону, открыты все тайные помысли тех, кто приходит сюда. Хотя подобное редко бывает. Привести в святилище кого бы то ни было во власти лишь представителей моего древнего рода…
— Хранителей Врат, — невозмутимо закончила за него Ника, чем, в свою очередь, повергла советника в неподдельное изумление. — Ты — великий маг, сдерживающий силы Хаоса, заключенные в этом месте…
Брови Мельгара поползли вверх. Откуда ей так много ведомо?..
— Н-не совсем так, — его голос заметно дрогнул, — но ты близка к истине. Плита — вход в Иное Царство. По преданию, его охраняет Ваофул, который и положил ее сюда. Я же не способен проникнуть за черту, разделяющую миры…
— Ваофул?! Значит, вот где он нашел свое последнее пристанище после того, как вывел остатки народа Побережья в леса и похоронил в Элментейте прекрасную Маргиад! Все сходится! — воскликнула девушка, позабыв обо всякой опасности. — И он же повелел изобразить Элгона, которому все-таки остался верен…
Действуя скорее по наитию, нежели сообразуясь с доводами рассудка, она сдернула с шеи бесценный талисман и высоко подняла его над головой. Камея вспыхнула, излучая ослепительное сияние, не обжигающее сжимавших ее рук, но такое яркое, что Мельгар и Муонг невольно отступили на шаг назад, прикрывая глаза.
Плита дрогнула и сдвинулась с места сама собой, открыв каменный саркофаг, в коем покоился прах Ваофула.
Ваофул был похоронен в праздничном облачении, с драгоценной диадемой на голове, пластинками испещренных иероглифами серег в ушах, браслетами на запястьях и золотыми перстнями на каждом пальце, в ожерелье из тысяч зернышек нефрита, нанизанных в девять рядов. Его лик покрывала искусно выполненная мозаичная маска, сложенная из разноцветных кусочков все того же нефрита, только для глаз неведомый умелец использовал обсидиан и раковины.
— Что такое?.. — прошептала Ника, чувствуя, как нечто меняется, сама ткань бытия трещит.
Миг, и вот она уже не в душной полутемной подземной крипте, а в лесу перед невиданной красоты полупрозрачными вратами. Голубовато-золотистый свет струился от них, а вдали можно было увидеть очертания прекрасного города.
— Это и есть Элментейт, — произнес Ваофул. Нике откуда-то было ведомо, что говорит именно он. — Не тот, на руинах которого Маргиад вручила тебе ключ, а истинный Город Сына Света.
Ника обернулась и увидела открытый саркофаг, плиту и застывших в потрясении Муонга и Мельгара. Причем, советник уже не стоял на ногах, а, преклонив колени, зачарованно наблюдал за происходящим.
Девушка повесила талисман на шею. Сияние и прозрачные врата исчезли.
Мельгар тут же подполз к ней, норовя коснуться губами ее ступней, униженно бормоча извинения.
— Встань, — распорядилась Ника, — и выведи нас отсюда.
— Да, ах-кан, — часто закивал он, — я исполню любой твой приказ!..
Ах-кан на языке Сына Света значило «госпожа» — об этом ей гораздо позже сообщил Муонг.
— Ну, что, я тоже теперь должен называть тебя ах-кан? — спросил Муонг, когда они вернулись в отведенную им комнату во дворце. — Ты вроде как преодолела черту, разделяющую миры! Дивный истинный Элментейт… поверить не могу… но что, если нам это просто привиделось?..
Ника пожала плечами:
— Для тебя я как была другом, так и осталась!
— А Мельгара ныне трясет при одном твоем виде, — усмехнулся Муонг. — Он думать забыл о своих угрозах, почести нам оказывает, считает тебя богиней. Удачно, что он приволок нас именно в эту пирамиду!
— Ты действительно веришь, будто все это случайность? Нет! Не Мельгар, а сам талисман привел нас в подземную крипту, он — живой ключ, тянущийся к замку, — заявила девушка. — Что касается советника, то не теряй осторожности: он не так-то прост, и после всего, будь уверен, возненавидел нас еще больше.
— Но за что?
— Муонг, у тебя что, мозги расплавились? Он же сам многие годы мечтал завладеть талисманом, проникнуть в Город и найти его, а вместо этого ему приходилось, как псу, стеречь алтарную плиту в гробнице Ваофула. И вот выяснилось, что камея в моих руках, а он ее получить не в силах. Талисман Элгона нельзя отнять, он может быть передан одним человеком другому только как дар.
— С чего ты взяла?
— Если бы было иначе, Мельгар бы уже отобрал его у меня!
— Бара, скажи… ты — колдунья?
— Не Бара, а Ника, легко запомнить, — поправила она. — Нет, конечно, колдовством я не владею. Иногда я жалею об этом. Но, надеюсь, у меня хватает и других достоинств!
— Кто бы спорил! — хмыкнул он. — Между прочим, ты тоже нечасто называешь меня Эльбером! Нам обоим сложно привыкнуть, что мы уже не в лесу. Не исключено, что мы совсем недолго будем вместе…
— Да ладно тебе, рано прощаешься. Нам бы сначала живыми выбраться из Каира. Видимо, я совершила непростительную ошибку, пожелав заручиться помощью Тулума. Надо было идти своей дорогой тихо и незаметно, а не привлекать к себе внимание власть имущих.
Ника в очередной раз внимательно оглядела покои. Неужели здесь только один выход? Похоже на то, однако проверить не мешало. Девушка опустилась на колени, простукивая пол в поисках скрытой полости. Возле самой стены звук слегка изменился.
— Эльбер, тут повсюду стража, — сказала она. — Нам следует унести ноги прежде, чем Мельгар надумает, как с нами расправиться, не навредив самому себе. Он боится гнева духа Ваофула, но, будучи магом (или считая себя таковым), непременно попытается найти такое средство, под влиянием которого я сама вручу ему талисман. Скорей всего, он полагает, что силы небесные столь же легко обвести вокруг пальца, как земные… Приподними вот эту плиту…
— Чем, руками? — усомнился мужчина. — Она слишком плотно прилажена!
— Но что если пробить?
— Ты себе как это представляешь, дорогая? Здесь толщина камня локтей пять, к тому же это монолит.
— И вовсе не монолит. А ты просто слабак, — разочарованно вздохнула Ника.
Красивое лицо Муонга пошло пятнами от гнева.
— Я не знаю, почему Маргиад столь лестно отзывалась о тебе там, на Побережье. По мне, ты — настоящее крысиное отродье!
— Такому слабаку и возражать-то противно, — лениво парировала девушка, стремясь вывести его из себя. — Ты валяешься в термах, пока рабы натирают тебе спину пальмовым маслом. От тебя за половину дневного перехода несет благовониями, как от женщины! Да ты сейчас не сумел бы выдержать на арене в Колизее и трех минут…
Ответом на ее незаконченную тираду был мощный удар Муонга ребром ладони по центру каменной плиты. Если бы подобный удар нанесли, например, по переносице человека, угадать, какой формы был прежде изуродованный череп несчастного, не смог бы и десяток лучших знахарей.
Плита треснула посередине. Когда мужчина, поднявшись, пнул ее ногой, она с грохотом обрушилась в образовавшийся провал.
— Ах, радость моя, — Ника повисла на шее у Белого Воина раньше, нежели он успел высказать ей все, что думает по поводу ее язвительных реплик, — вижу, что неправа! — она закрыла ему рот страстным поцелуем.
— Если бы ты была мужчиной, я бы тебе врезал, — сообщил Муонг, сбрасывая ее руки: он был слишком сильно оскорблен, чтобы купиться на обычную женскую уловку. — Никогда не смей унижать меня, даже если ты не человек, а результат прелюбодеяния богов.
Его глаза, которые столь часто имели мечтательное, даже несколько отрешенное выражение, сейчас смотрели холодно и зло.
— Вот твой вонючий проход, лезь туда, убирайся на все четыре стороны, — объявил он. — Давай, давай…
— Разве мы не уйдем вместе?
— С тобой?! Никогда. Ни шагу больше. С меня довольно.
— Но Мельгар убьет тебя!
— А уж это не твоя забота. Моя жизнь тебя никак не касается. Смерть, кстати, тоже.
Девушка поняла, что на сей раз ее друг не шутил и не ломался в ожидании новых извинений.
Никакая сила в мире не могла бы сдвинуть его с места.
— Эльбер, Белый Воин, — сказала Ника. — Ты имеешь полное право на поединок со мной, чтобы защитить свою честь и смыть кровью нанесенное оскорбление. Когда мы покинем Каир, я приму твой вызов.