«Ты злишься, и это хорошо, — говорил он, — когда человек злится, он уже не мертвый!»
Постепенно я снова начал двигаться, и он заставил меня вставать и ходить…
Таймацу был родом издалека, с Радужных Островов. Я прежде никогда не видел таких странных людей. Он молился неведомым мне богам и совершал непонятные обряды…
Он поведал мне, что в книгах пророчеств значится, что вот-вот наступят последние дни, когда войны и болезни уничтожат множество народов и стран, и только в Австралии сохранится жизнь… и, дескать, звезды свидетельствуют о том же самом.
— Как я погляжу, у тебя вечно голова забита всякой ерундой!
— Бара, нет, это серьезно. Я решил построить корабли и увезти на них в Австралию Гларию и столько людей, сколько поместится…
— И где ты взял денег на все это?
Ника представила: человек лежал пластом, харкая кровью, потеряв все, что имел, и при этом мечтал спасти мир. Поистине, он либо безумец, либо… именно на таких людях сущее и держалось. Но одно другого не исключало.
— Ну, сбережений на пару кораблей мне бы хватило. А остальное, я полагал, придумаю, как раздобыть… В десять раз больше для начала.
— Уж не ради ли этого ты стал охотником за сокровищами?
— Ну да… Я думал, если боги все-таки даруют мне жизнь, я сумею достойно ею распорядиться.
Не удержавшись, девушка с нежностью погладила его по плечу. Для нее не было секретом, что нельзя показывать ему свою жалость. Белый Воин слишком горд и воспринимает как унижение слова сочувствия.
— Ты фантазер, Эльбер.
— Ты считаешь меня дураком?
— Нет. Только великие страсти способны вознести душу до великих дел.
— Спасибо, — прошептал он. — Через год я, вернувшись в Рим, отправился к Гларии. Помня о прошлом безрассудном поступке, я проник в дом казначея ночью, каким-то чудом умудрившись остаться незамеченным. Но, когда Глария увидела меня, то вскрикнула! Она шарахнулась от меня, как от призрака!
«Глария, я за тобой!» — воскликнул я, спеша заключить ее в объятия. Она отстранилась.
«Нет, Эльбер, — услышал я ответ. — Уходи! Мы не будем вместе. Я не хочу тебя видеть. Зачем мне сдался какой-то несчастный неудачник, да еще и калека? Бойцом тебе уже не бывать, на твою игру тоже вряд ли кто снова захочет смотреть — тебя забыли! А то, что было между нами, не имеет никакого значения: поищи себе счастья в другом месте».
— Она так сказала? Неужели у этой женщины нет сердца?..
— Я не знаю, что у нее вместо сердца, но это в точности ее слова.
«Будь ты проклята, — ответил я. — Ты не способна любить!»
Через три дня я ступил на борт корабля, идущего к берегам Черных Королевств… а дальше тебе известно…
С тех пор минуло шесть лет…
Белый Воин замолчал и сел ближе к огню, вытянув длинные ноги чуть ли не до самого входа в пещеру.
Воспоминания пробудили в нем забытую боль.
— Бара, ты поспи, а я посторожу.
«Не хочет, чтобы я видела, как он страдает», — подумала девушка. В такие минуты человеку лучше одному…
С восходом солнца они покинули пещеру и двинулись дальше на северо-восток.
Ника не ошиблась: здесь, в одной из горных долин, располагалось крошечное пастушеское селение. В отличие от шумного Каира, его неразговорчивые и замкнутые обитатели не проявили к чужакам интереса. Смотрели же они настороженно, словно единственный вопрос, который у них возникал: «Что вам нужно?».
Попытки девушки найти проводника, который согласился бы указать им кратчайший путь через горы, успехом не увенчались: местные жители отворачивали и отходили в сторону, иногда недовольно ворча сквозь зубы.
— У них сейчас окот у овец, — пояснил Эльбер. — Не до нас.
— То годами ни одной души, — проговорил какой-то старик, — то разом целая толпа заявилась.
Спутники переглянулись — почему-то у них не создавалось впечатления, что они вдвоем составляют целую толпу.
— Но другие-то побогаче будут, — продолжал старик, тяжело опираясь на посох и подслеповато щурясь. Похоже, из-за возраста он уже не мог трудиться, поэтому и был единственным, у кого нашлось время на праздные разговоры, — те, сразу видно, господа, а вот вы кто такие будете, не пойму.
Эльбер посмотрел на его руки с суставами, напоминающими коричневые наросты на древесных стволах.
— А мы кем нужно, теми и бываем, — сказал он.
Старик недоверчиво пожевал губами.
— Как это? — проскрипел он. — Что-то ты, сынок, заговариваешься. У каждого человека одно какое-то ремесло есть, в котором он лучше других толк знает. Я вот, к примеру, пятьдесят зим гончарный круг крутил… теперь уж нет, все, руки — видишь? Не способен… Надеялся, сыновья поднимутся, продолжат мое дело, но у них к этому душа не лежит, а без души — толку не будет.
— Круг сохранился? — спросил Эльбер.
— Куда бы он подевался? Круг есть, как и мастерская, но работать некому. А тебе на что?
— Покажешь, отец?
— Ты ж не за этим сюда притопал, — усомнился старик.
— Может, как раз и за этим? Так покажешь?
— Ну, пойдем…
Ника было двинулась за ними, но тут знакомый голос, который она сейчас меньше всего ожидала и хотела услышать, окликнул ее:
— Великая ах-кан!
Мельгар! Значит, он их не просто выследил, но и опередил.
Девушка медленно обернулась.
— Чего ты хочешь? — осведомилась она.
Советник поклонился низко, с почтением. Но его холодные глаза с трудом скрывали истинные чувства: ненависть, гнев, зависть.
— Выручить тебя из беды. Таков мой долг.
— Благодарю за трогательную заботу, но я уж сама как-нибудь…
— Не получится, — покачал головой Мельгар. — Ты до сих пор жива лишь потому, что вчера я отвел от вас гнев великого Тлалока.
— Бога грома и вод, — уточнила Ника. — Мы оскорбили его тем, что не принесли даров и не совершили положенных обрядов, когда проходили через святилище. Так это тебя мы должны благодарить за спасение?
— Тлалок никогда не прощает отступников. Он погубит вас.
Словно в подтверждение его слов, от скал к долине сползла узкая каменистая осыпь, обрушившись грохочущим водопадом. Над нею клубами дыма повисла желтая пыль.
— Я вам помогу, — сказал Мельгар. — Я умилостивлю разгневанного бога.
— Если таково желание твоего сердца, осуществи его, — не без иронии обронила Ника, скрестив на груди руки. — Но, сдается мне, ты хочешь предложить обмен. Наши жизни — за талисман Элгона. Так вот, Мельгар, не бывать этому!
— Но Тлалок вас уничтожит! — взорвался советник.
— Почему ты, смертный, мнишь, что способен читать помыслы богов, как раскрытую книгу? Откуда тебе ведомо, как поступит Тлалок? Он подарил мне самую красивую грозу, какую я когда-либо видела! И он вовсе не живет в той пещере, где такие, как ты, веками ставите свои жалкие посудины! Они ему ни к чему! Неужели ты полагаешь, что хозяин ветра может прельститься уродливым глиняным горшком?! Это смешно! Он принял придуманные людьми правила, но, поверь, легко обойдется и без них! — девушка почти кричала, наступая на Мельгара. — Боги были прежде нас и будут, даже если мы все умрем и никто не станет воздавать им почести!
Будут грозы над горами, и лавины, и камнепады, и дожди, и снег, и радуга! А если Тлалоку станет тогда чего-то недоставать, так вовсе не подобострастного бормотания, а глаз, способных видеть творимые им чудеса, и сердец, сжимающихся от восторга перед его могуществом! Богам не нужен ни твой страх, ни ты сам — посмотри на себя, ты, жалкий корыстный ростовщик, который угрозами или обманом жаждет заполучить вечность! Тебе нужен талисман Элгона? Зачем? Чтобы войти в Город по ту сторону черты, ступить за его призрачные врата? Но он же тебя не примет, хоть ты с ног до головы обвешайся тысячами талисманов, потому что ты вонючий хорек, и тебе не место там, где царствует Свет! Если ты мне не веришь — так на, попробуй взять его, ключ от врат, у меня!
Ника протянула камею Мельгару на раскрытой ладони: талисман сиял и пульсировал в руке девушки, как живое существо.
Советник смотрел на него с яростным вожделением, но выхватить не решался. Эта странная особа говорила так, словно вещала от лица Всевышнего. И Мельгар отступил, осторожный, недоверчивый — знал, чуял: она права.
«Ничего, — подумал советник, — я умею ждать. Она самоуверенна, но мой срок еще придет!»
— Оставь его себе, ах-кан, — он улыбнулся одними губами, — а кто из нас лучше знает нрав Тлалока, еще неизвестно. Так что, если понадоблюсь, я буду поблизости.
Он бесшумно удалился.
Сердце Ники бешено билось, стучало. Собственная речь удивила ее саму. Почему она все это сказала? Кто ее надоумил?..
— Ты подсказал? — обратилась девушка к талисману, но руки-лучи не шелохнулись.
Постаравшись успокоиться, девушка огляделась в поисках Эльбера.
«Он-то куда делся? Ах да, — вспомнила она, — он же разговаривал со стариком о мастерской. Где же та находится?»
Ника спросила об этом у первого встречного — пастуха. Тот, что-то недовольно проворчав, показал ей направление.
Эльбера она обнаружила сидящим на корточках возле гончарного круга. Рядом с ним был старик и что-то объяснял. При появлении девушки он замолк.
— Эльбер, — сказала девушка, привыкнув называть Белого Воина его настоящим именем, — ты чем занят? Нам надо идти.
— Подожди до утра, — отмахнулся он, — я исполню обещанное.
— Да ты не то что до утра, до будущей луны не управишься! Так мы и будем торчать в этих горах, что ли? — возмутилась она. — Как долго ты не держал в руках глины?
— Старик подсобит, если я сделаю что-то не так!
— Хорошо, тебя, похоже, не переубедишь…
Чтобы не тратить зря времени, она прислонилась спиной к стене и прикрыла глаза…
Ника проснулась на жестком полу в мастерской. Она разлепила глаза, чувствуя, как от неудобной позы затекло все тело. Сколько она продрыхла?..
— Бара… Бара, посмотри!
Эльбер осторожно держал в руках кувшин, примерно такой же, какие она видела в святилище. Впрочем, разница все-таки была: вместо