— Мы в ловушке, — оценила ситуацию Ника. — Здесь от силы сотня, с позволения сказать, воинов, да и те в большинстве своем сражаться не способны. Архалет, конечно, достойный человек, но от этого не легче. Пока не поздно, надо выбираться отсюда, через пару часов от Малиарака останутся одни дымящиеся развалины, а все его защитники будут мертвы.
— Я не уйду, — неожиданно сказал Эльбер.
— Мечтаешь умереть как храбрый безумец? Это будет не сражение, а резня!
— Я не уйду! — твердо повторил англичанин.
Его взгляд остекленел, на лбу выступила испарина, а губы беззвучно зашевелились, словно он впал в транс и бредил. Мгновением позже девушка узрела, как на стенах обреченной крепости появились лучники, количество которых многократно превышало реально имеющееся в Малиараке. Ворота открылись, и навстречу испанцам, под копытами коней которых уже ощутимо содрогалась земля, вылетели не менее полутысячи отлично вооруженных и организованных всадников.
Перевес явно был на стороне Италии!
Не ожидавшие подобного испанцы обратились в бегство. Они беспорядочно отступали, в панике бросая оружие и давя друг друга. Да и их лошади точно взбесились, вставая на дыбы с тонким душераздирающим ржанием и сбрасывая седоков.
Самым невероятным было то, что выступившие на стороне Малиарака воины выглядели не совсем реально, как и стоявшие на стенах лучники, но на поле битвы словно коса выступила против зрелых злаков. Их преимущество было в том, что наносимые ими удары сражали противников, а для испанских клинков они оставались эфемерным дымком, лезвия проходили сквозь них, не причиняя ни малейшего вреда.
— Никогда не видела ничего подобного! — выдохнула девушка. — Эльбер, объясни это!
— Что — это? — далеко не сразу переспросил англичанин.
— Призраки сражаются наравне с людьми! — Ника взглянула в лицо Эльбера и снова вздрогнула: его глаза излучали свет, как и тогда, когда в руке Белого Воина изменялся цветок розы. — Ты чародей, Эльбер?
— Нет, я никогда не учился колдовству! Я… я только вообразил себе армию и всем сердцем пожелал, чтобы она была, а больше ничего не делал. Ты мне веришь? — цвет глаз англичанина снова стал обычным. Сияние исчезло без следа.
— Не знаю… Эльбер, ты что-то скрываешь от меня, таким вещам тебя научили Мбонго, или Таймацу, или…
— Да нет же! — почти в отчаянии выкрикнул тот. — Не спрашивай, мне все равно нечего сказать, это получается само собой! Некоторые вымыслы оживают, но для меня-то они все более или менее реальны, а иногда происходит такое, как сейчас, когда и другие люди тоже видят! Я сам не нахожу этому объяснения!
— Эльбер, но…
Договорить девушка не успела, откуда-то появился Аггу и сообщил:
— Архалет ранен в битве, он просил немедленно привести вас к нему.
Состояние отважного воина было плачевным — при одном взгляде на него Ника поняла, что Архалет, все еще остающийся в сознании, умирает. Отбросив всякий страх, да и вряд ли человеку в его положении стоило бояться заразы, он протянул руку и сжал пальцы Эльбера.
— Ты слепой, но твоя женщина не могла не заметить того, что здесь произошло сегодня. Она поведала тебе?
— Да, — подтвердил англичанин.
— Это хорошо, — воин говорил очень тихо. Слова давались ему с трудом. При каждом выдохе изо рта выплескивалась тонкая струйка крови. — Туорг непременно припишет эту победу своей мудрости и мужеству, постаравшись добиться еще более высокого звания и положения в войсках. А остальные будут молчать… он жесток и мстителен… из моего же десятка почти никого не осталось, — Архалет ненадолго умолк, собираясь с силами. — Ваше слово немногого стоит, но все же вы были свидетелями… чуда, к которому Туорг не имеет никакого отношения. Он предатель… такие, как он, губят Италию. Не допустите, чтобы он… — кровь еще сильнее хлынула по подбородку умирающего, его глаза остановились… и воин испустил дух.
Ника растерянно покосилась на Эльбера. Архалет успел высказаться достаточно ясно: он не желал, чтобы бездарный, недалекий и трусливый Туорг увеличивал свою славу за чужой счет, и призывал их в свидетели. Аггу, совершенно потрясенный, стоял у смертного одра своего боевого командира, словно не до конца еще осознав, что тот мертв.
— Я сражался рядом с призраками, — проговорил он с обидой. — Почему Архалет не обратился ко мне? Разве вы, две живые развалины, надежнее меня? Со мной он участвовал во многих битвах!
— Разумеется, нет, — сказала девушка. — Но если ты выступишь против Туорга, тот легко найдет способ избавиться от тебя, так что пока молчи. А про нас он даже не знает. Придет час, когда мы будем действовать вместе…
— Сомневаюсь, — безнадежно махнул рукой Аггу. — Меня убьют, на границе долго никому протянуть не удалось, за исключением начальства, а вы и так заживо гниете. Свидетелей битвы за форт Малиарак не останется, и никто не узнает правды…
Удачно избранная маскировка, безусловно, сослужила Нике и Эльберу добрую службу. Не раз она помогла им избегнуть серьезных неприятностей, а то и гибели. Чем севернее они продвигались, тем заметнее менялся ландшафт, превращаясь в бесконечные, насквозь продуваемые ветрами пустоши с редкими селениями, подчас покинутыми жителями или вконец разоренными долгой войной. Вид их производил впечатление не менее угнетающее, нежели далекий Мтова-Мбу.
Испанцы проходили как стая саранчи, оставляя после себя лишь безнадежность и страх.
Девушка все чаще думала о том, что Европа неуклонно движется к закату. Подобные мрачные размышления посещали ее и раньше: то, что не смогли уничтожить враждующие армии, приканчивали стихийные бедствия или Черная Смерть, несколько лет назад не пощадившая даже Рим.
Кое-где по обочинам дорог валялись облепленные мухами трупы. Мимо них путники проходили, не обращая на непогребенные останки внимания, разве что сами не являлись мародерами, которые находились в постоянном поиске, чем бы поживиться, и не ведали ни сострадания, ни брезгливости; именно поэтому умершие зачастую были обнажены. Остальное доставалось бродячим псам, воронам и все тем же мухам, черными смерчами роящимся над недвижными телами с выклеванными глазницами.
Погода менялась столь стремительно, будто природа обезумела, нарушился непоколебимый ритм смены времен года. Жара, небывалая в этих местах, в течение нескольких часов уступала месту ледяному дождю, размывавшему дороги до такой степени, что преодолеть их было сложно даже верхом — настолько глубоко вязли копыта лошадей в жидкой грязи.
— Неужели в Англии творится то же самое? — в тревоге спрашивал Эльбер.
— Наверняка сказать трудно, но, скорей всего, дела там обстоят не намного лучше, — вздохнула девушка. — Ты беспокоишься о близких? Может, они перебрались куда-нибудь… в ту же Италию, например.
— Нет, мои родственники не согласились бы поменять привычные места на что-то незнакомое. Отец всегда проявлял удивительную покорность судьбе, да и возраст у него уже не тот, чтобы совершать далекие переходы. Как бы я хотел еще раз увидеть его…
В направлении Румынии двигалось великое множество людей, которых прежде ни за что не привлекли бы не самые плодородные северные земли — теперь там было безопаснее, чем оставаться в центральной части Европы. Между собой вынужденные переселенцы почти не общались, разговоры возникали крайне редко, да и то в основном немедленно переходя в перебранки и даже драки. Каждый рассчитывал только на себя, надеясь, что выживет сам, а все остальное как будто никого не касалось.
— Когда люди убивают собственных детей и не заботятся о том, чтобы предавать земле умерших, это конец, — сделала неутешительный вывод Ника.
— Я тебе и прежде говорил, что иного от вазунгу трудно ожидать. Вот в лесах…
— В лесах то же самое произошло семьсот лет назад, — оборвала его девушка, — и кто выжил, образовал племена. Подобная участь ожидает и эту землю, разве ты не видишь? Лет через тысячу Европа будет населена странными созданиями, утратившими речь и скорее похожими на диких зверей, нежели на человеческие существа. И все это будет называться Белыми Королевствами…
Отдельные селения были выжжены дотла, очевидно, при попытке остановить распространение мора. На пепелищах копошились люди, в надежде спасти хотя бы часть своего скудного скарба.
В одном из таких мест Ника замедлила шаг — несколько крепких мужчин напали на семью, состоявшую из женщины и мальчика-подростка, очевидно, ее сына, отбирая у тех чудом сохранившиеся запасы еды и какие-то жалкие пожитки.
— Эй, — крикнул Эльбер, разом забыв о своей роли прокаженного, — оставьте этих людей в покое!
— Заткнись, тварь, — одни из нападавших повернулся к англичанину, совершенно по-собачьи скаля крупные желтые зубы, — иди куда шел и не лезь не в свои дела!
Другой в этот момент вырвал из рук женщины небольшую деревянную шкатулку, которую та судорожно прижимала к груди, и с ликующим воплем поднял добычу над головой. Мальчишка в ярости бросился на обидчика матери и тут же отлетел в сторону, получив сильный пинок в грудь. Женщина, захлебываясь в рыданиях, безумными глазами взирала на происходящее, уже более не пытаясь защищаться и, видимо, отчаявшись.
Выносить тягостное зрелище, и дальше не участвуя в событиях, Эльбер не мог. Он рванулся к самому сильному из мародеров. Рука Белого Воина мелькнула в воздухе настолько стремительно, что противник не сумел уклониться, и мощный удар свернул тому челюсть. Здоровяк пошатнулся, а Эльбер наотмашь ударил его по лицу ребром ладони. Удар рассек щеку, из раны брызнула кровь.
Англичанин в упор взглянул на остальных мародеров, которые, в свою очередь, настороженно уставились на него.
— Даже не сжал кулак, — заметил кто-то из моментально собравшейся вокруг толпы.
— Прокаженный, или кто он там, не желает сдохнуть спокойно, — угрожающе произнес тот из приятелей верзилы, что лежал сейчас, растянувшись в пыли.
Первый тем временем, процедив сквозь зубы: «Я понял, Грат», попытался незаметно приблизиться к англичанину. Белый Воин молниеносно оценил ситуацию и решил, что лучше пустить в дело кулаки, а не оружие. Имея немалый опыт в такого рода переделках, Эльбер действовал с необычайной стремительностью. Целясь в лоб, он совершил ложный выпад, а затем нанес удар противнику прямо в солнечное сплетение. Колени мародера подогнулись, он качнулся вперед, где его немедленно встретил удар слева. Шагнув навстречу,