— Наше путешествие было, хм, частным делом, — тут же откликнулась Ника. — Все карты тщательно зашифрованы и находятся в надежном месте. Мы опасались, что их похитят, и потому старались сохранять инкогнито. В самом деле, недавно некто пытался обокрасть нас, тайком проникнув в дом. Бедняга оступился на лестнице и свернул себе шею. Мне очень жаль. Мы его нашли уже мертвым и похоронили. В саду. Надеюсь, это… ничего страшного? — невинно спросила она, кокетливо похлопав глазами. — Мы даже не знаем, кто это был.
Она рассчитывала, что Эльбер уже успел окончательно очнуться и способен поддержать игру.
— Погибший вор сам выбрал свою участь. Это была кара богов, вашей вины здесь нет, — тут же отпустил ей грехи Аргеваль. — Но такие карты… большая ценность, их нельзя хранить в обычном доме.
— Так мы их там и не храним. К тому же без опытных и надежных проводников они все равно бесполезны, а настоящую дорогу через леса знаем только мы двое. Эльберу лучше знакомы одни, а мне другие отрезки пути. Собственно, именно поэтому мы и выжили. Это было нелегко. Вот, — добавила она, указывая на висящий на шее талисман Элгона, — это одна из величайших ценностей Города, обладающая магической силой.
— Насколько велики богатства Города? — спросил Ишум сквозь шумное пыхтение — ему явно было трудно говорить. Его глаза помутнели от сильнейшего приступа алчности. Лицо же стало таким багровым, что создавалось впечатление, будто казначея сейчас хватит удар.
— Неисчислимы, — сообщила Ника. — Там целые пустые дворцы из чистого золота, сплошь набитые драгоценностями, оружием… Некоторые люди, попадая туда, умирают от того, что не в силах уйти, оставив все это, а на себе ведь много не унесешь. Дети из окрестных племен играют драгоценными камнями, как речными камушками, а золото они не любят потому, что оно слишком мягкое и не подходит для изготовления наконечников стрел.
— Значит, все, что я слышал о Городе, правда, — прохрипел казначей. — Поверить не могу…
— Ника, не кажется ли тебе, что ты сегодня излишне многословна? — предостерегающе спросил Эльбер.
«Ну спасибо, сподобился рот раскрыть», — подумала девушка.
— А что такое? Я сочла, что всем будет интересно послушать, — протянула она. — Так как эти люди твои прежние друзья, да, Эльбер? Вы знаете, — обратилась она к присутствующим, — он мне мало о себе рассказывал, я, наверное, что-то не вполне понимаю, но думаю, Эльбера в Риме все любили. Он ведь такой… талантливый, смелый человек, и…
— У нас были в прошлом… э-э… маленькие недоразумения, — встрял Ишум, — но в целом, безусловно, ты права.
— Прекрати, отец, — неожиданно взорвалась Араминта, единственная, кому не было никакого дела до рассуждений о богатствах Мертвого Города. Ее лицо оставалось не просто бледным, но такого цвета, какого Нике еще не доводилось видеть у живых людей, лишь на скулах пылали яркие пятна. — Эльбера в Риме считали шутом, наплевав на все его заслуги. Его дом разорили, его самого сначала жестоко публично унизили, а потом заставили сражаться на арене с настоящим чудовищем, которое едва его не убило. Его жена стала наложницей моего отца и умерла, продолжая любить Эльбера до последнего дня и не надеясь когда-нибудь с ним встретиться! А эта женщина, — она обвиняюще указала на Ликенион, — соблазнила и оболгала его, пользуясь им, как одним из мужчин, продающих свою любовь за деньги. Свое подданство он сполна оплатил страданиями и кровью!
«Браво, — восхитилась Ника, любуясь ею. — Я, пожалуй, на твоем месте поступила бы точно так же, как ты, девочка».
— Араминта! — загремел Ишум. — Что ты несешь?! Немедленно замолчи!
— Ну уж нет, и ты мне рот не заткнешь! Мне надоело молчать, меня тошнит от вашего лицемерия! Это не Эльбера, а Ликенион следовало тогда отправить под кнут, а ей хоть бы что! — запас прочности иссяк, и Араминта отчаянно, совершенно по-детски разрыдалась.
— Она не в себе! Моя дочь всегда была ненормальной. Я сейчас распоряжусь отправить ее домой, и… мы все выясним.
— Позвольте мне ее успокоить, — Ника обняла девушку за плечи, настойчиво подталкивая к двери. — Пойдем-ка отсюда, милая.
Но неожиданности на этом не закончились. Оставшись с Никой наедине, Минта продолжала биться в рыданиях.
— Я его люблю! Мне плевать, что ты теперь его жена! Это я должна быть с ним — и буду. Я позабочусь об Эльбере ради памяти Гларии! Она мне была больше, чем матерью. Пусти меня, я скажу ему, что на все готова ради него! Я покончу с собой, если мы не будем вместе…
Ника встряхнула ее как тряпичную куклу, и наотмашь ударила по лицу.
— Уймись!
Девчонка задохнулась от ярости и в ответ отвесила ей такую же хлесткую пощечину, но слезы у нее мигом высохли. Дрожа от бешенства, она занесла руку для нового удара, но Ника перехватила ее запястье и сжала как в тисках.
— Еще раз так сделаешь, и я тебе все пальцы переломаю, — предупредила она. — По одному. Я женщина-воин и легко могу это сделать. А ты только сопли горазда распускать. Вытри лицо сейчас же. Боюсь, что Эльбер не в курсе насчет твоих планов, выйти за него замуж.
— Я его люблю, — повторила Араминта, — и никому не позволю встать между нами.
— Ты теряешь лицо, — сурово отозвалась Ника, поймав себя на том, что употребила выражение Таймацу. — Это стыдно и недостойно. А теперь послушай меня. Я очень скоро приглашу тебя к нам, и мы поговорим спокойно, не сейчас и не здесь. Мне известно, что ты встречалась с Эльбером один раз возле усыпальницы Гларии…
— Да, и он поцеловал меня по-настоящему. Я ему не безразлична! Мы…
— Эльбер способен… поцеловать вообще все, что шевелится! Это в его духе. Но из таких его действий не стоит делать поспешных выводов. Так, ты в порядке? Тогда обещай мне, что до конца вечера будешь сидеть тихо, как мышь, и молчать, как рыба. Сейчас я вернусь назад, а ты приведешь себя в порядок и последуешь за мной, — она развернулась и вышла, не сомневаясь в том, что Араминта выполнит ее распоряжение. Увы, Ника слишком плохо знала бунтарку.
— Все замечательно, — сказала она, возвращаясь к столу и усаживаясь рядом с Эльбером, — девочка немножко разнервничалась. Скоро она вновь к нам присоединится. Так о чем шла речь? Я что-то важное пропустила?
— Да мы тут беседовали о том, что я не собираюсь пока отправляться в новое путешествие, — просветил ее англичанин, — нам с тобой нужен отдых, не так ли? Я вернулся в Рим, чтобы хоть раз еще сыграть в Колизее, а там уж можно будет подумать о дальнейшем. Тем более для начала долгого похода требуется соответствующее удачное расположение звезд.
— Сыграть в Колизее, — подхватил Аргеваль, — ну, конечно же, наш народ будет рад приветствовать своего героя! Ты всегда был замечательным актером.
— Но в своей собственной драме, — тут же добавил Эльбер, — которую сам поставлю.
— Не вижу ничего невозможного, — охотно согласился король.
«Ну еще бы, — отметила Ника, — он ведь теперь для всех этих пауков в банке достаточно ценен и может попросить себе хоть звезду с неба: полезут и принесут. За такие-то немереные деньги, которые для них может добыть только он. И позаботятся о том, чтобы с его головы не упал ни один волос. У него каждый — на вес меры золота. Да и потом, судя по тому, как на него смотрит Ликенион, эта из кожи вон вылезет, чтобы снова затащить его в постель. Даже Ишум жаждет ему угодить. Вроде неловкость, вызванная выступлением Араминты, благополучно сглажена».
— Еще я бы хотел сражаться на арене, — заявил Эльбер. — Я достоин своих прежних побед!
— Безусловно! В этом тоже никто не сомневается! — подскочил на месте Туорг.
«Да уж, учитывая, что каждому твоему сопернику будет приказано поддаваться тебе, — мысленно усмехнулась Ника, — чтобы ты, Эльбер, не пострадал в поединке».
Но в целом она была довольна результатом своей маленькой речи и с интересом наблюдала, как расходятся круги от удачно брошенного камня. У нее даже проснулся аппетит, и Ника принялась, наконец, за еду, лишь спустя примерно полчаса вспомнив об Араминте, которая так и не соизволила почтить всех своим присутствием.
«Вот упрямица», — подумала она, незаметно подозвав к себе одного из слуг и попросив посмотреть, как там юная особа. Слуга отсутствовал довольно долго, и, вернувшись, сообщил, что Араминту видели выходившей из дворца. Ника не придала этому особого значения: девчонке не мешает побыть в одиночестве и слегка остыть. А казначей вообще был только рад отсутствию дочери.
Беседа затянулась далеко за полночь. И Нику ничуть не удивило, когда Аргеваль принялся усиленно предлагать им с Эльбером остаться до утра в королевских покоях. Эльбер к тому моменту был уже изрядно навеселе, а ей не терпелось задать ему несколько не очень приятных вопросов без посторонних ушей, поэтому Ника от его имени отказалась от приглашения. Так что они отправились домой — разумеется, воспользовавшись для этого любезно предоставленной им каретой, запряженной шестеркой лучших королевских лошадей.
Белый Воин все еще не мог опомниться после потрясающего приема и по дороге старался обнять ее и выразить свое восхищение идеей Ники как словами, так и действиями.
— Подожди, — отстранила она его. — Ты не помнишь, чем завершился твой разговор с Араминтой возле усыпальницы?
— Ничем, поговорили и разошлись, а что такое? — искренне изумился Эльбер. — Я и не предполагал, что она вступится за меня. Удивительная девушка.
— Юная и сладкая. Да? — вкрадчиво спросила Ника, и ее глаза чуть сузились, недобро блеснув. — Как она тебе на вкус?
— Да ты что, у меня и в мыслях не было!.. Ну да, я вроде как ее поцеловал, просто в знак благодарности, эка невидаль!
— Невидаль для такой впечатлительной девушки, представь себе! — отрезала Ника. — И впредь советую держать свои штаны застегнутыми. В лесах у тебя было больше уважения к законам племени, чем здесь к обычаям, принятым в Европе.
— В лесах у меня было четыре жены, и ты пятая!
Искательница приключений вздохнула. Пора бы привыкнуть к тому, что этот человек неисправим. Если Глария вернется к нему, ей по-прежнему придется нелегко. Но пока Нике даже думать об этом не хотелось — ее саму устраивали их отношения, и она вовсе не горела желанием их прекращать. Боги, если посчитать, сколько ночей с момента своего знакомства с Муонгом они провели не вместе, и не занимаясь любовью, набралось бы совсем немного… При этой мысли Ника почувствовала приятную теплую тяжесть внизу живота.