Грен, чье сознание было словно подернуто туманом, прислушивался к беседе демонов. Он с изумлением отметил, что Халуаст на их с девушкой стороне. Халуаст пытался выручить их, но… что если это всего лишь очередной розыгрыш?..
— Я не отдам тебе этих людей!
Ухуб фыркнул:
— Вся сила Тьмы на моей стороне, а у тебя нет ничего, кроме глупой уверенности в победе!
В его руке появился клинок, сделанный не из огня, а из воды. Заклятие удерживало форму.
— Ты не посмеешь. Есть закон…
— На странников он не распространяется!
Ухуб нападал. Его меч едва не срубил Халуасту голову, в последний момент огненный демон успел отскочить.
— Я не буду биться с тобой!
— Тогда умри, странник! Смерть — то, чего ты достоин! — он занес меч над Халуастом. — Нет, — неожиданно передумал он. — Вначале я убью тех, кого ты защищаешь. А потом очередь дойдет и до тебя.
— Нет, Грен и королева должны жить! — демон закрыл своим огненным телом людей.
— Очень трогательно, — фыркнул Ухуб. — Что ж, если ты так хочешь, то сперва я все-таки разделаюсь с тобой…
Халуаст не желал бороться с собратом. Но он также обязан был спасти Грена.
— Старик, — огненный демон знал его подлинное имя, — почему я не способен отдать тебя на растерзание Ухубу? Что со мной?
Неужели все это потому, что он, Халуаст, стал демоном-странником? Или искать причину следует в ином? Кто сказал, что демоны не способны чувствовать? Халуаст ощущал к Грену симпатию, признаться, за это время они успели сдружиться, кто бы подумал, что такое вообще реально?..
Халуаст не дал врагам растерзать старика, что-то внутри него противилось этому верному для отродий зла поступку.
— Убирайся! — закричал Халуаст, выбивая клинок из рук противника.
Ухуб завизжал от ярости.
— Сгинь, твоей игре конец.
— Еще нет!
Синий (вернее — водный) и огненный демоны, олицетворения двух стихий, схлестнулись. Нельзя было заранее предсказать, чем закончится схватка, ведь, похоже, соперники равны. Они, рыча, отращивали когти и клыки, вонзали их друг в друга…
Их поединок завершился внезапно.
Яркая вспышка, — и там, где мгновение назад сражались дети Ночи, более никого нет.
— Халуаст! — вырвался вопль у Грена.
Сотни Пожирателей недовольно пошевелились и отползли подальше от людей. Твари предпочитали покой и тишину, нарушаемую лишь шумом, издаваемым неосторожной жертвой, угодивший им на обед. Но старик и девушка были, скорее, не добычей, а охотниками…
— Халуаст, — повторил он.
— Иди к порталу, — услышал он чей-то голос. Кто это? Халуаст? Но он же погиб?..
Грен, преодолевая слабость, поднялся. Тело плохо его слушалось. А разум… разум звал в путь…
— Вставай, Маргиад, — он потряс девушку за плечо.
Она, очнувшись, непонимающе посмотрела на него.
— Элгон? — спросила она.
— Нет, — покачал головой старик. — Меня зовут Грен!
Искорка жизни, начавшая было разгораться в девушке, потухла.
— Пойдем, — Грен взял ее за руку.
Он плакал и не стыдился своих слез, ему было больно. Он осознал, что дом и он — две вещи несовместимые; выбор Грена — Перепутье, место, где его когда-нибудь убьют демоны и Пожиратели; в тот же настоящий Элментейт, город-убежище, созданное Элгоном, он не хотел. Королеву же ждало счастье, радость и покой вместе с тем, кому принадлежало ее сердце, — Сыном Света. Вернее — с тем, в ком Маргиад его видела, — Эльбером, Белым Воином…
Они с Маргиад очутились в Храме-портале. Их взорам открылся гигантский зал. Он был пуст, если не считать стоящей посередине изумрудной статуи Моана, бога войны. Моана неизвестный мастер представил в виде дракона, нависшего над землей — шаром с изображением материков.
На шее Моана висела цепочка с камеей, точно такой же, какая была у Элгона.
— Портал, — прошептал старик.
Королева Маргиад, дрожа, отстранилась от него, и подбежала к статуе. Она осторожно дотронулась до камня-амулета и исчезла, вернулась в реальный мир.
— Спасибо! — донесло эхо ее последние слова, произнесенные в земле грез, до слуха старика.
«Вот и все», — грустно отметил он.
К нему, лишенному защиты королевы, уже ползли Пожиратели. Твари были, как всегда, голодны.
— Вперед! — подбадривал он их. Грен не собирался сопротивляться. — Убейте меня!
И вот, когда он уже готов был распрощаться с жизнью, свершилось очередное чудо. Рядом с ним образовалась сфера, от которой шло ярко-красное свечение. В воздухе постепенно появилась до боли знакомая физиономия огненного демона, а следом за ней и меняющееся постоянно туловище, то змеиное, то львиное, то птичье…
Халуаст выглядел расстроенным, но у старика создалось впечатление, что тот счастлив.
— Ваофул, тебе рано покидать сие царство! — закричал он. — Мы с тобой странники! Ты мне друг, ты разделил со мной пищу, я хочу путешествовать по лабиринту миров вместе с тобой!
— Но ты же умер! — изумился Ваофул. Более скрываться под именем Грен не имело смысла.
— Нет, я жив!
— Ты вновь играешь со мной! Ты и Ухуб…
— Ухуб мертв! Я победил его! — прервал он. — И еще, Маргиад и Кейулани — две частички души Гларии — воссоединились! Я не понимаю, как так получилось. Но это истина!
— Глария? — переспросил Ваофул. — Кто это?..
— Я тебе все расскажу! — пообещал Халуаст.
Они стояли спиной к каменному изваянию бога Моана и не видели, как жуткая — даже не лицо, а морда — статуи расплылась в довольной улыбке. Пожалуй, только ему из всех существ, населяющих Вселенную, было известно, что из случившегося подлинное, а что — всего лишь мираж…
21. Представление для короля
Нестерпимо яркий свет факелов, ударивший в лицо, почти ослепил ее, так что Ника зажмурилась и, вскинув руку, прикрыла глаза.
— Стоять! Не двигаться!
У нее не было сил сопротивляться и даже говорить, когда толпа стражников взяла ее и Огдена, стоявшего с безжизненным телом Таймацу на руках, в плотное кольцо. Должно быть, их вид ни у кого не оставил сомнения, что эти двое совершили преступление.
— Ничего себе! Гайсар, там еще один убитый, — крикнул тот из стражников, который метнулся во владения Ишума и нашел труп Ютена.
Гайсар приблизился к Нике и схватил ее за подбородок.
— Кого я вижу? Прекрасная англичанка, супруга новоиспеченного подданного Рима. И выглядит так, словно только что вдоволь наплавалась в целом пруду крови. Интересно, знает ли об этом твой муж? А с кем это ты столь весело и необычно проводишь время? — он кивнул в сторону Огдена. — У твоего спутника даже губы в крови — пьет он ее, что ли?
Знал бы Гайсар, насколько он прав…
— Некоторые инородцы, наводнившие Рим, исповедуют культы, требующие человеческих жертвоприношений. Особенно после посещения Черных Королевств, где, говорят, дикари до сих пор отнюдь не брезгуют пожиранием трупов. Один из них вы прихватили с собой, а второй, что, было не унести? Решили вернуться за беднягой попозже, или предпочитаете слегка протухшую падаль, изуверы? — вмешался Коувилар. В связи с исчезновением Араминты он лично участвовал в поисках пропавшей девушки. Но на подобную добычу, конечно, не рассчитывал.
Ника молчала. А что она, собственно, могла сказать?
— Мы никого не убивали, — произнес вместо нее Огден.
— Что заметно. Вы просто гуляли и случайно нашли двух свежезарезанных мертвецов. Подумаешь, невидаль какая, да они сплошь и рядом валяются, вечно приходится об них спотыкаться, — серьезно кивнул Коувилар.
Никому из стражников не пришло в голову освободить Огдена от его ноши, а разжать руки, бросив Таймацу, и скрыться он не сумел.
Кто-то завернул Нике руки за спину и стянул запястья веревкой. Кисти мгновенно онемели.
— Не трогайте ее, — прорычал Огден.
— Заткнись! Мы еще выясним, кто ты сам такой, — рявкнул Гайсар, подталкивая его в спину и заставляя идти вперед, в сторону городской тюрьмы.
— Мое имя Огден, я князь из России!
— Чего и следовало ожидать — еще один инородец, — отметил Коувилар. — Что-то я о тебе впервые слышу, ты, пожалуй, находишься в Риме и вовсе незаконно.
Несколько последующих часов слились для Ники в бесконечную череду душевных мук и отчаяния. Допросить ее не удалось — женщина выглядела почти безумной и, кажется, просто не способна была воспринимать ни угроз, ни криков, обращенных к ней. Когда ее оставили в покое, бросив в камеру вместе с трупом человека, которого, как предполагалось, она же сама и убила вместе со своим сообщником, девушка повела себя и вовсе странно. Она тут же подползла к умершему и прижалась к нему, обхватив его тело руками, словно пыталась собственным теплом вернуть его к жизни. Что касается Огдена, этот, похоже, не испытывал никакого страха. Он упорно повторял, что не причастен к убийству, но отказывался давать какие-либо объяснения случившемуся. На его плече отчетливо различалось клеймо раба, принадлежавшего военачальнику Туоргу, что свидетельствовало о следующем: к Коувилару попал беглый невольник. Должно быть, возвращение его собственности могло весьма порадовать Туорга, но прежде следовало выяснить, что же все-таки стряслось возле склепа.
Шел второй час ночи, когда дело неожиданно приняло еще более сложный оборот. Гайсар сообщил, что удалось найти Араминту.
— Она тоже мертва? — спросил Коувилар.
— Нет, — к своему удивлению, услышал он, — однако, похоже, имеет прямое отношение к происходящему. Как только мы задержали англичанку, я со своими людьми отправился к ее мужу, чтобы поставить его в известность, и застал его с дочерью казначея.
По тому, как это было сказано, Коувилар заключил, что дочь Ишума не просто мирно беседовала с англичанином.
— Надеюсь, ты привел их сюда?
— Конечно. Эльбер требует, чтобы ему дали увидеть супругу.
— Я бы на его месте не очень чего-либо требовал, — заметил Коувилар. — Эти инородцы мне порядком надоели! — сорвался он. — Они у меня уже в печенках сидят! Будь моя воля, я просто казнил бы их всех без суда, и, честное слово, в Риме стало бы гораздо спокойнее! Где этот английский ублюдок?!