он: он налил себе в стакан бурбона из бутылки, которая стояла на полу. «Никому его не украсть, Рич, – ответил он. – И если какой-нибудь торчок заберется в «Эджинкорт», он увидит такое, чего никогда не видел раньше. – Отец выпил, и по голосу чувствовалось, что он засыпает. – Во всем мире есть только один человек, который может прикоснуться к этой вещи, но он никогда к ней не приблизится, Рич. Это я могу тебе гарантировать. Интересует меня только одно: такой ли он там, как здесь? Вещь эта не меняется… насколько я могу судить, не меняется. Я бы хотел заполучить ее, но не буду даже пытаться, во всяком случае, сейчас, а может, и никогда не буду. Я бы многого с ней достиг, будь уверен! Но в целом, думаю, оно к лучшему, если вещь эта останется там, где она сейчас». Я тоже начал засыпать, но спросил, о чем именно он говорит.
– И что он ответил? – спросил Джек с пересохшим ртом.
– Он назвал эту вещь… – Ричард запнулся, задумчиво хмурясь. – Он назвал ее «осью всех существующих миров». Потом рассмеялся. И назвал по-другому. Тебе это название не понравится.
– Какое?
– Ты разозлишься.
– Давай, Ричард, не томи.
– Он назвал это… ну… он назвал это «блажью Фила Сойера».
Но название вызвало у Джека не злость, а жаркое, головокружительное волнение. Значит, речь шла о нем, о Талисмане. Ось всех существующих миров. Скольких миров? Это знал только Бог. Америка, Долины, гипотетические Долины долин – и так далее, и так далее, как бесконечные полосы, бегущие по вывеске парикмахера[37]. Вселенная миров, макрокосм миров, и во всех мирах есть только одно общее, объединяющая сила, конечно же, добрая сила, но во всех мирах заточенная в злом месте. Талисман – ось всех существующих миров. И одновременно блажь Фила Сойера?
Вероятно, да. Блажь Фила… блажь Джека… Моргана Слоута… Гарденера… и надежда обеих королев.
– Это больше чем двойники, – прошептал Джек.
Ричард уже шагал впереди, старательно устремив глаза на подгнившие шпалы. Теперь он нервно посмотрел на Джека.
– Это больше чем двойники, потому что миров больше двух. Тройни, четверни… кто знает? Морган Слоут здесь, Морган из Орриса там, может, Морган, герцог Азраилский, где-то еще. Но он никогда не входил в отель!
– Я не знаю, о чем ты говоришь. – В голосе Ричарда слышалась покорность. Но я уверен, тебя все это не остановит, говорил тон Ричарда. Ты пойдешь дальше, прямиком в безумие. Все на борт, пункт назначения – Сибрук-Айленд!
– Он не может войти в отель. В этом все дело, Морган из Калифорнии не может. И знаешь почему? Потому что Морган из Орриса не может. А Морган из Орриса не может, потому что не может Морган из Калифорнии. Если один из них не может войти в свою версию черного отеля, тогда не может и другой. Ты понимаешь?
– Нет.
Джек, опьяненный открытием, не слышал.
– Два Моргана или несколько десятков – значения это не имеет. Две Лили или несколько десятков… десятки королев в десятках миров, Ричард, подумай об этом! Какая же путаница в голове! Десятки черных отелей… только в некоторых мирах это может быть черный парк развлечений… черная стоянка для трейлеров… Но, Ричард…
Он остановился, развернул Ричарда за плечи, всмотрелся в него, сверкая глазами. Ричард в первое мгновение попытался вырваться, но тут же застыл, зачарованный яростной красотой лица Джека. Внезапно, на короткий миг, он поверил, что все возможно. Внезапно, на короткий миг, почувствовал себя исцеленным.
– Что? – прошептал он.
– Некоторые вещи – исключение. Некоторые люди – исключение. Они… ну… в единственном экземпляре. Иначе и не скажешь. Они… как Талисман. Единственный. Я. Я единственный. У меня был двойник, но он умер. Не только в Долинах, но и во всех мирах, кроме этого. Я это знаю… чувствую. И мой отец тоже знал. Думаю, потому и прозвал меня Странником Джеком. Когда я здесь, я не там. Когда там – я не здесь. Ричард, та же история и с тобой.
Ричард смотрел на него, лишившись дара речи.
– Ты не помнишь, твоя крыша тогда была в отъезде, но Андерс сказал, что у Моргана из Орриса тоже был сын, Раштон. Ты знаешь, кем он был?
– Да, – прошептал Ричард. Он по-прежнему не мог отвести взгляда от глаз Джека. – Моим двойником.
– Совершенно верно. По словам Андерса, маленький мальчик умер. Талисман – единственный. Мы – единственные. Твой отец – нет. Я видел Моргана из Орриса в другом мире, и он похож на твоего отца, но он – не твой отец. Он не может войти в черный отель, Ричард. Сейчас не может. Но он знает, что ты – единственный, такой же, как и я. Он хочет, чтобы я умер. А ты ему нужен.
– Чтобы послать меня за Талисманом, если он решит, что без Талисмана ему не обойтись?
Ричарда начало трясти.
– Не важно, – мрачно ответил Джек. – Ему не придется об этом тревожиться. Мы вынесем оттуда Талисман, но твоему отцу он не достанется никогда.
– Джек, не думаю, что я смогу войти в этот отель, – едва слышно прошептал Ричард, но Джек, который уже шел к Пойнт-Венути, его не услышал.
Ричард поспешил следом.
Разговор иссяк. Пришел и ушел полдень. Лес затих, и дважды Джек заметил деревья со странными искривленными стволами и переплетенными корнями, которые росли у самых рельсов. Вид этих деревьев ему не понравился. Они казались знакомыми.
Глядевший на шпалы Ричард в итоге споткнулся, упал и ударился головой. После этого Джек вновь понес его на закорках.
Прошла, казалось, целая вечность, и наконец Ричард крикнул:
– Станция, Джек!
Впереди рельсы исчезали в старом сарае, который, вероятно, служил трамвайным парком. За раскрытыми створками ворот ждала темнота, хмурая и поеденная молью. Позади трамвайного парка (который мог в свое время нравиться Ричарду, но сегодня от одного его вида по коже Джека бежали мурашки) тянулось шоссе. Сто первое, догадался Джек.
Дальше находился океан: Джек слышал мерные удары волн.
– Пожалуй, мы пришли. – Во рту у него пересохло.
– Почти, – поправил его Ричард. – До Пойнт-Венути еще миля или около того по дороге. Господи, как же мне не хочется туда идти. Джек… Джек? Ты куда?
Но Джек не оглянулся. Он сошел со шпал, обогнул одно из этих странных деревьев (данный экземпляр был не выше куста) и зашагал к шоссе. Высокая трава и сорняки терлись о потрепанные джинсы. Что-то с шумом заскользило в трамвайном парке, или на станции личной железной дороги Моргана Слоута. Джек даже не посмотрел в ту сторону.
Он добрался до шоссе, пересек его и остановился на краю уходившего вниз склона.
Почти что в середине декабря 1981 года мальчик по имени Джек Сойер стоял, сунув руки в карманы, там, где земля встречалась с водой, и смотрел на вечный Тихий океан. Мальчик двенадцати лет от роду и необычайно красивый для своего возраста. С длинными – может, слишком длинными – каштановыми волосами, которые дувший с воды ветер сметал с высокого чистого лба. Он стоял, думая о матери, которая умирала, о друзьях, отсутствующих и присутствующих, о мирах внутри миров, живущих своей жизнью.
Я прошел этот путь, думал он. От берега до берега со Странником Джеком Сойером. Его глаза вдруг наполнились слезами. Он глубоко вдохнул насыщенный солью воздух. Он здесь – и Талисман совсем рядом.
– Джек!
Джек не обернулся, Тихий океан не отпускал его взгляда. В солнечном свете гребни волн поблескивали золотом. Он здесь, он дошел. Он…
– Джек! – Ричард потряс Джека за плечо, вырвав из транса.
– Что?
– Посмотри! – Рот Ричарда приоткрылся, он указывал в сторону дороги, уходившей к Пойнт-Венути. – Посмотри туда.
Джек посмотрел. Он понимал изумление Ричарда, но сам ничего такого не испытывал, как и в тот момент, когда Ричард сказал ему, как назывался мотель, в котором они с отцом останавливались в Пойнт-Венути. Нет, никакого изумления, но…
До чего приятно вновь увидеть мать.
Ее лицо высотой двадцать футов, более молодое, чем помнил Джек. Так выглядела Лили в расцвете своей карьеры. Светлые, с рыжеватым отливом, волосы зачесаны назад и забраны в конский хвост. На губах – ее личная, фирменная беззаботная улыбка «а-пошли-вы-все». Больше в кино так никто не улыбался. Лили придумала эту улыбку и имела на нее патент. Она оглядывалась поверх обнаженного плеча. На Джека… на Ричарда… на синий Тихий океан.
Он смотрел на мать… но стоило ему моргнуть, как лицо чуть изменилось. Линии подбородка и челюсти немного закруглились, скулы уже не так выступали, волосы потемнели, в глазах прибавилось синевы. И теперь он видел лицо Лауры Делессиан, матери Джейсона. Джек вновь моргнул, и его мать вернулась, его двадцативосьмилетняя мать с ее радостным «плевать-я-на-вас-хотела-если-вы-не-понимаете-шуток» пренебрежением к миру.
Лили смотрела на них с огромного рекламного щита, который гласил:
ТРЕТИЙ ЕЖЕГОДНЫЙ
ФЕСТИВАЛЬ
ЛУЧШИХ БИ-ФИЛЬМОВ
ПОЙНТ-ВЕНУТИ, КАЛИФОРНИЯ
КИНОТЕАТР БИТКЕРА
10–20 ДЕКАБРЯ
АКТРИСА ЭТОГО ГОДА – ЛИЛИ КАВАНО
«КОРОЛЕВА БИ-ФИЛЬМОВ»
– Джек, это же твоя мать. – От благоговения голос Ричарда осип. – Это всего лишь совпадение? Такого же быть не может.
Джек покачал головой. Нет, не совпадение.
А его взгляд, естественно, не отрывался от слова «КОРОЛЕВА».
– Пошли. – Он махнул Ричарду рукой. – Думаю, мы почти на месте.
Бок о бок они зашагали по шоссе к Пойнт-Венути.
Глава 38Конец пути
На ходу Джек оценивающе поглядывал на сгорбленную фигуру Ричарда и на его блестящее от пота лицо. Похоже, тот заставлял себя волочить ноги только невероятным усилием воли. Несколько новых прыщей расцвели на бледном лице.
– Ты в порядке, Ричи?
– Нет, мне плохо. Но я могу идти, Джек. Тебе не нужно меня нести. – Наклонив голову, Ричард упрямо шел вперед. Джек видел, что его друг, хранивший так много воспоминаний об этой маленькой железной дороге, об этой маленькой станции, страдает от окружавшей их реальности куда больше, чем он сам: ржавые рельсы, сорняки, сумах… и обветшавшее здание с выцветшей, облупившейся краской, которое Ричард помнил таким ярким, здание, в темном чреве которого что-то ворочалось.