– Успокойся. Успокойся, Гард. У тебя в мозгу лопнет сосуд.
– Они вошли в отель… на пляже… стреляли в них, пока они были на пляже… тупые козлы промахнулись… на воде, я думал… мы достанем их на воде… потом вынырнули эти подводные твари… я видел его в прицеле… я видел этого плохого, плохого мальчишку в МОЕМ ПРИЦЕЛЕ… а потом… эти твари… они… они…
– Помедленнее. – В голосе Моргана слышались успокаивающие нотки. Он закрыл дверь. Достал из внутреннего кармана пиджака фляжку. Протянул Гарденеру, который свинтил крышку и сделал два большущих глотка. Морган ждал. Его лицо оставалось доброжелательным и спокойным, только на лбу пульсировала вена да пальцы сжимались и разжимались.
Вошли в отель, да. Морган видел этот нелепый надувной матрац с разрисованной лошадиной головой и резиновым хвостом и как он, покачиваясь на волнах, плыл к отелю.
– Мой сын? – спросил он Гарденера. – Что говорят твои люди? Он был жив или мертв, когда Джек затаскивал его на матрац?
Гарденер покачал головой… но его глаза выдавали, во что он верил.
– Никто не знает наверняка, мой господин. Некоторые говорят, что видели, как он шевелился. Другие утверждают обратное.
Не важно. Если он и был жив тогда, то теперь точно мертв. Один глоток воздуха в том отеле – и его легкие разорвутся.
От виски щеки Гарденера раскраснелись, глаза начали слезиться. Он не вернул фляжку, а по-прежнему держал ее в руке. Слоут не возражал. Ему не хотелось ни виски, ни кокаина. Как сказали бы в шестидесятых, он и так пребывал в естественной эйфории, не требующей использования стимуляторов.
– Начни снова, – предложил Морган, – и на этот раз говори связно, ничего не упускай.
Единственной новостью, которую сообщил Моргану Гарденер, стало присутствие на пляже ниггера, да и то, пожалуй, об этом можно было догадаться. Однако Морган позволил Гарденеру продолжить. Голос преподобного успокаивался, ярость утихала.
Под его рассказ Морган еще раз просчитал варианты дальнейших действий, с легким уколом сожаления вычеркнув сына из всех уравнений.
Зачем приобретать власть над целым миром? Чтобы получить целый мир, а мира вполне достаточно… или в данном случае миров. Для начала двух, потом, если все получится, больше. Я смогу править ими всеми, если захочу… я стану Богом Вселенной.
Талисман. Талисман – это…
Ключ?
Нет.
Не ключ, а дверь. Запертая дверь между ним и его судьбой. Он хотел не открыть дверь, а уничтожить ее, уничтожить окончательно, бесповоротно и на веки вечные, чтобы она никогда больше не захлопнулась, не говоря уж о том, чтобы не закрылась на замок.
Когда Талисман разобьется, все эти миры станут его мирами.
– Гард! – воскликнул он и вновь закружил по комнате.
Гарденер вопросительно уставился на Моргана.
– Зачем нужна власть над миром? – весело спросил Морган.
– Мой господин, я не пони…
Морган остановился перед Гарденером, его глаза лихорадочно блестели. Лицо пошло рябью. Стало лицом Моргана из Орриса. Вновь лицом Моргана Слоута.
– Чтобы получить целый мир! – ответил Морган, кладя руки на плечи Осмонда. Когда мгновением позже убрал их, Осмонд превратился в Гарденера. – Чтобы получить целый мир, а мира вполне достаточно.
– Мой господин, вы не понимаете. – Теперь Гарденер смотрел на Моргана как на сумасшедшего. – Я думаю, они вошли в отель. В отель, где находится ЭТО. Мы пытались застрелить их, но твари… подводные твари… поднялись и защитили их, как и говорилось в «Книге доброго земледелия»… и если они в отеле… – Поднимающийся голос Гарденера оборвался. Глаза Осмонда округлились от ненависти и страха.
– Я понимаю, – успокаивающе ответил Морган. Его лицо и голос казались безмятежными, но кулаки сжимались и разжимались, а кровь капала на заплесневелый ковер. – Да, сэр, все понимаю, будь уверен. Они вошли в отель, и мой сын никогда из него не выйдет. Ты потерял своего сына, Гард, а теперь я потерял моего.
– Сойер! – рявкнул Гарденер. – Джек Сойер! Джейсон! Этот…
Он разразился ругательствами и не замолкал минут пять. Клял Джека на двух языках, его голос дрожал и звенел от горя и безумной ярости. Морган стоял и ждал, пока преподобный изольет душу.
Когда Гарденер, тяжело дыша, замолчал и еще раз глотнул из фляжки, Морган заговорил:
– Правильно! Все правильно! А теперь послушай, Гард… ты слушаешь?
– Да, мой господин.
Глаза Гарденера/Осмонда ярко сверкали, не отрываясь от Моргана.
– Мой сын никогда не выйдет из этого отеля, и я не думаю, что из него выйдет Сойер. Скорее всего он не успел стать Джейсоном в достаточной степени, чтобы иметь дело с черным отелем. ЭТО, вероятно, убьет его, или сведет с ума, или забросит за сотню миров от нашего. Но он может выйти, Гард. Да, он может.
– Он наиплохейший, наимерзейший сучонок, который когда-либо появлялся на этой земле, – прошептал Гарденер. Его пальцы стискивали фляжку… стискивали… стискивали… стискивали… и на металле появились вмятины.
– Ты говоришь, старый ниггер на берегу?
– Да.
– Паркер, – кивнул Морган, и в тот же момент Осмонд назвал другое имя: «Паркус».
– Мертвый? – спросил Морган без особого интереса.
– Не знаю. Думаю, да. Послать людей, чтобы притащили его сюда?
– Нет! – резко ответил Морган. – Нет… но мы пойдем туда, где он лежит, верно, Гард?
– Мы?
Морган заулыбался.
– Да. Ты… я… все мы. Потому что именно туда Джек отправится в первую очередь. Если выйдет из отеля. Он не оставит своего старого черного друга на берегу, верно?
Теперь заулыбался и Гарденер.
– Да, – согласился он. – Не оставит.
И впервые Морган ощутил тупую, пульсирующую боль в руках. Разжал кулаки и задумчиво взглянул на кровь, которая текла из полукруглых ран на ладонях. Его улыбка не поблекла. Наоборот, стала шире.
Гарденер со всей серьезностью смотрел на него. Ощущение мощи наполнило Моргана. Он поднял руку к шее, и окровавленные пальцы сомкнулись на ключе, который метал молнии.
– Человек получает целый мир! – прошептал Морган. – Можете сказать аллилуйя.
Его губы разошлись в усталой желтозубой ухмылке волка-одиночки – старого, но по-прежнему коварного, цепкого и сильного.
– Пошли, Гард. На пляж.
Глава 41Черный отель
Ричард Слоут не умер, но уже потерял сознание, когда Джек поднял его на руки.
Кто теперь стадо? – спросил у него в голове Волк. Будь осторожен, Джеки. Волк! Будь…
ПРИХОДИ КО МНЕ! СЕЙЧАС! – пел Талисман сильным беззвучным голосом. – ПРИХОДИ КО МНЕ, ПРИВОДИ СТАДО, И ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО, И ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО И…
– …всем нам будет хорошо, – пробурчал Джек с интонациями Андерса.
Он шагнул вперед и на какой-то дюйм разминулся с провалом люка, едва не угодил в него ногой, словно участник странной двойной казни через повешение. Болтаемся с другом, мелькнула у Джека безумная мысль. Удары сердца отдавались в ушах, и на мгновение он подумал, что его вырвет в серую воду, плескавшуюся у свай. Потом он взял себя в руки и ногой захлопнул крышку люка. Теперь остался только шум флюгеров – кабалистических бронзовых знаков, без устали вращавшихся в небе.
Джек повернулся к «Эджинкорту».
Он стоял на широком балконе, выполнявшем функции веранды над водой. Когда-то, в двадцатых и тридцатых годах, здесь по вечерам сидели под зонтиками модно одетые дамы и господа, пили «Джин Рики» или «Сайдкар», возможно, читали последние романы Эдгара Уоллеса или Эллери Куина и смотрели на далекий остров Лос-Кавернес – синевато-серый горб кашалота, чуть выступавший на горизонте. Мужчины – в белом, женщины – в пастельных тонах.
Когда-то.
Сейчас доски изогнулись, покоробились, растрескались. Джек не знал, какого цвета балкон был раньше, но теперь он стал черным, как и весь отель, как злокачественные опухоли в легких матери.
В двадцати футах от Джека высились упомянутые Спиди окна-двери, через которые выходили на веранду и возвращались в отель его постояльцы в те далекие дни. Закрашенные белой краской, окна напоминали бельма на глазах.
На одном Джек прочитал:
ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС УЙТИ ДОМОЙ
Звук волн. Звук вращающихся на угловатых крышах флюгеров. Запах морской соли и давно пролитых коктейлей – пролитых красивыми людьми, которые ссохлись и умерли. Запах самого отеля. Джек посмотрел на закрашенные стекла и не удивился тому, что надпись изменилась:
ОНА УЖЕ МЕРТВА ДЖЕК ТАК ЗАЧЕМ БЕСПОКОИТЬСЯ?
(и кто теперь стадо?)
– Ты, Ричи, – прошептал Джек, – но не ты один.
Ричард протестующе всхрапнул у него на руках.
– Пошли, – сказал Джек и двинулся к окнам-дверям. – Еще одна миля погоды не сделает.
С приближением закрашенные окна росли, и Джеку казалось, что черный отель разглядывает его со слепым, но пренебрежительным удивлением.
Маленький мальчик, ты действительно думаешь, что сможешь войти, и действительно надеешься выйти отсюда? Ты думаешь, что в тебе действительно так много Джейсона?
Красные искры, которые прежде возникали в воздухе, теперь вспыхивали и перемещались по белому стеклу. На мгновение они обрели форму. Джек в изумлении смотрел, как они превратились в огненных чертенят, а те скатились вниз на бронзовые ручки дверей и собрались на них. Ручки начали светиться, как железо в кузнечном горне.
Давай, маленький мальчик. Прикоснись ко мне. Попробуй.
Однажды, шестилетним ребенком, Джек коснулся пальцем холодной спирали электроплиты, а потом повернул ручку до упора. Секундой позже он с криком боли отдернул палец, на котором уже вырос волдырь. Фил Сойер вбежал на кухню, посмотрел на Джека и спросил, когда у того появилось странное желание сжечь себя живьем.