Талисман — страница 129 из 143

– Помни, кто убил твоего сына.

В тот самый момент, когда Джек Сойер вогнал горячую монету в лоб чудовища в Долинах, у Руэла Гарденера, который с шести лет страдал не причинявшими особого ущерба здоровью слабыми эпилептическими припадками (в том же возрасте у сына Осмонда начали проявляться симптомы так называемой болезни Проклятых земель), случился сильный припадок, когда он сидел на заднем сиденье управляемого Волком «кадиллака», мчавшегося по автостраде 70 на запад, из Иллинойса в Калифорнию.

Он умер, полиловевший и задохнувшийся, на руках Лучезарного Гарденера.

И теперь глаза Гарденера начали вылезать из орбит.

– Помни, – мягко повторил Морган.

– Плохой, – прошептал Гарденер. – Все мальчишки. Аксиома. Этот мальчишка – особенно.

– Точно! – согласился Морган. – Не забывай об этом! Мы можем остановить его, но я хочу сделать так, чтобы он вышел из отеля по суше.

Он повел Гарденера к скалам, к тому месту, откуда наблюдал за Паркером. Обратил внимание, что мухи – раздувшиеся мухи-альбиносы – уже начали садиться на мертвого ниггера. Они смотрелись на нем как пятна краски. Если бы существовал журнал «Вэрайети» для мух, Морган с радостью купил бы в нем место для рекламного объявления, сообщающего о местоположении Паркера. Прилетай каждая. Прилетайте все. Они отложат яйца в трещины его уже гниющей плоти, и человек, который заклеймил бедра двойника Моргана, послужит пищей личинкам. Моргана это вполне устраивало.

Он указал в сторону балкона.

– Надувной матрац где-то под ним. Он в форме лошади, уж не знаю почему. Где-то в тени. Но ты всегда был отменным стрелком. Если разглядишь матрац, пусти в него пару пуль. Утопи эту чертову хрень.

Гарденер снял карабин с плеча, приник к прицелу. Долго водил ствол из стороны в сторону.

– Я его вижу, – наконец удовлетворенно прошептал он и нажал спусковой крючок. Эхо выстрела прокатилось над водой. Ствол карабина поднялся, потом опустился. Гарденер выстрелил вновь. И еще раз.

– Попал. – Гарденер опустил карабин. Храбрость вернулась, страх ушел. Он улыбался, точно так же, как при возвращении из Юты. – Плавает, как сдувшаяся шкура. Хотите взглянуть? – Он протянул карабин Слоуту.

– Нет, – покачал головой Слоут. – Если ты говоришь, что попал, значит, так оно и есть. Теперь он выйдет из отеля по суше, и мы знаем, куда он направится. Думаю, он принесет с собой то, что мешало нам столько лет.

Гарденер смотрел на него, сверкая глазами.

– Я предлагаю переместиться вон туда. – Слоут указал на старый дощатый променад. Он находился за изгородью, и там Морган проводил долгие часы, разглядывая отель, гадая, что же находится в бальном зале.

– Хоро…

Тут земля начала стонать и дрожать у них под ногами: подземное чудовище пробудилось. Встряхнулось и заворчало.

В этот самый момент ослепляющий белый свет заполнил все окна «Эджинкорта»: свет тысячи солнц. А потом все стекла разом вылетели. Осколки посыпались алмазным дождем.

– ПОМНИ О СВОЕМ СЫНЕ И СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ! – проревел Слоут. Чувство предопределенности стало особенно сильным и ясным. В конце концов победить суждено ему!

Вдвоем они побежали по пляжу к набережной.

8

Джек, наполненный благоговейным трепетом, медленно шел по паркету бального зала. Он смотрел вверх, его глаза сверкали. Лицо купалось в ярком белом сиянии, в котором слились все цвета: заката, восхода, радуги. Талисман висел в воздухе высоко над головой, медленно вращаясь.

Хрустальный шар диаметром около фута, сиявший так ярко, что не представлялось возможным определить его точные размеры. Плавно закругляющиеся линии виднелись на поверхности Талисмана, напоминая параллели и меридианы… И почему нет? – подумал Джек, по-прежнему пребывая в трепетном восторге. – Это же мир – ВСЕ МИРЫ – в миниатюре. Более того: это ось всех возможных миров.

Талисман пел, вращался, сиял.

Джек стоял под ним, купаясь в тепле и чистоте доброй силы. Стоял, словно попав в грезу, ощущая, как эта сила вливается в него чистым весенним дождем, пробуждающим миллиард крохотных семян. Невероятная радость ракетой наполнила сознание, и Джек Сойер поднял обе руки над вскинутым к Талисману лицом, смеясь в ответ, чувствуя, будто сам поднимается к потолку.

– Так приди ко мне! – крикнул он

и прыгнул


(сквозь? через?)


в

Джейсона.

– Так приди ко мне! – крикнул он вновь на более мягком и напевном языке Долин: крикнул, смеясь, но по щекам текли слезы, и он понимал, что поход этот начал другой мальчик и ему же предстоит его закончить, а потому надо вернуться,

прыгнуть

обратно

в

Джека Сойера.

Над его головой Талисман задрожал в воздухе, медленно вращаясь, излучая свет, и тепло, и ощущение истинного добра, белизны.


– Приди ко мне!


И Талисман начал спускаться.

9

Вот так, после долгих недель, заполненных суровыми испытаниями, и темнотой, и отчаянием, после того как друзья находились и терялись вновь, после дней тяжелого труда, после ночей в сырой соломе, после встреч с демонами темных мест (не говоря о тех, которые живут в собственной душе), после всего этого и многого другого Талисман пришел к Джеку Сойеру.

Он наблюдал, как спускается Талисман, и хотя ему не хотелось убежать со всех ног, Джека охватило всесокрушающее чувство, что все миры в опасности и на карту поставлена их судьба. Действительно ли в нем существовала ипостась Джейсона? Сына королевы Лауры убили, он стал призраком, именем которого клялись жители Долин. Но Джек думал, что не ошибся. Отправившись в поход за Талисманом, он взял на себя уготованное Джейсону, и благодаря этому Джейсон ожил, пусть и на время. То есть в каком-то смысле у Джека был двойник в Долинах. И если Джейсон был призраком, как и все эти рыцари, он мог исчезнуть, когда этот сверкающий вращающийся шар прикоснется к пальцам Джека. Умереть во второй раз.

Не волнуйся, Джек, прошептал голос, теплый и ясный.

Шар спускался, мир, все миры – сияющий и теплый, чистое добро, непреходящая белизна. Но, как и любая белизна, Талисман был очень хрупким.

И пока он спускался, миры роились вокруг Джека. Теперь он не мчался сквозь слои, а, казалось, целиком видел вселенную реальностей, накладывающихся друг на друга, переплетенных, как кольца


(миров)


кольчуги.

Ты тянешься вверх, чтобы взять вселенную миров, вселенную добра, Джек. Этот голос принадлежал его отцу. Не урони его, сынок. Ради Джейсона, не урони его.

Миры, и миры, и миры, некоторые прекрасные, другие адские, но все они на мгновение осветились теплым белым светом этой звезды – хрустального шара, покрытого филигранными линиями. Он медленно спускался к вытянутым ему навстречу дрожащим рукам Джека Сойера.

– Иди ко мне! – крикнул Джек, глядя на приближавшийся Талисман. – Иди ко мне, прямо сейчас!

Вот Талисман всего в трех футах над его руками, заливает их мягким, целительным теплом; вот – в двух футах, в одном… На мгновение шар помедлил, неспешно вращаясь вокруг слегка наклоненной оси, и Джек увидел на его поверхности контуры континентов, и океанов, и полярных шапок. Помедлил… а потом плавно скользнул в протянутые руки мальчика.

Глава 43Новости отовсюду

1

Лили Кавано, крепко заснувшая после того, как ей почудилось, будто она услышала где-то внизу голос Джека, резко села на кровати. Впервые за долгие недели ее восково-желтые щеки окрасил румянец. Глаза засверкали безумной надеждой.

– Джейсон? – выдохнула она и тут же нахмурилась. Ее сына звали иначе. Но во сне, из которого ее словно выдернули, сына звали именно так, и она сама в этом сне была кем-то еще. Причина, конечно, в таблетках. От них ей снилось бог знает что.

– Джек? – предприняла она вторую попытку. – Джек, где ты?

Ответа не получила… но ощутила сына и теперь знала наверняка, что он жив. И первый раз за долгое время – может, за полгода – она действительно почувствовала себя хорошо.

– Джеки, – сказала она и схватила сигареты. Секунду смотрела на пачку, а потом швырнула ее через комнату, и она приземлилась в камине на куче мусора, который Лили собиралась сжечь чуть позже. – Думаю, я только что бросила курить второй и последний раз в жизни, Джеки, – заявила Лили. – Держись, малыш. Твоя мама любит тебя.

И безо всякой на то причины ее губы растянулись в широченной глупой улыбке.

2

Донни Киган, который работал на кухне «Лучезарного дома», когда Волк выбрался из Ящика, пережил тот ужасный вечер; составлявшему ему компанию Джорджу Ирвинсону повезло в меньшей степени. Теперь Донни жил в обычном сиротском приюте в Манси, штат Индиана. В отличие от многих других мальчиков из «Лучезарного дома» Донни действительно был круглым сиротой. Гарденеру приходилось иногда брать к себе сирот, чтобы не вызывать неудовольствия властей штата.

И теперь, протирая пол в тускло освещенном коридоре второго этажа, Донни внезапно повернулся к окну, его глаза широко раскрылись. Снаружи, где из серых облаков на декабрьские поля сыпались редкие снежинки, клочок западного неба вдруг очистился, и землю осветил широкий солнечный луч, удивительный в своей обособленной от мира красоте.

– Ты прав, я ЛЮБЛЮ его! – торжествующе крикнул Донни. Он обращался к Ферду Джэнклоу, хотя Донни, в голове которого хватало места для всего, кроме мозгов, уже забыл и имя, и фамилию. – Он прекрасен, и я его ЛЮБЛЮ!

И Донни загоготал своим диким смехом, только на этот раз даже его смех звучал красиво. Некоторые мальчишки выглянули из дверей, в изумлении уставившись на Донни. Его лицо купалось в свете этого чистого, неземного солнечного луча, и один из мальчишек тем же вечером шепнул на ухо близкому другу, что в тот момент Донни Киган выглядел как Иисус.