Он отбросил рацию. Та развалилась на две части. Из щели десятками полезли насекомые с длинными усиками.
Морган наклонился и рывком поднял на ноги скулящего, побледневшего Гарденера.
– Поднимайся, красавчик.
Ричард вскрикнул, не приходя в сознание, когда стол, на котором он лежал, подпрыгнул, сбросив его на пол. Джек услышал крик и оторвался от зачарованного созерцания Талисмана.
Он услышал, что «Эджинкорт» стонет, как корабль в сильный шторм. Оглядевшись, увидел, как отрываются половицы, обнажая ходящие ходуном балки. Белые гусеницы расползались, спеша убраться от чистого света Талисмана.
– Я иду, Ричард! – крикнул Джек и двинулся к двери по разваливающемуся полу. Один раз его бросило в сторону, и он упал, высоко подняв светящийся шар, зная, какой он хрупкий. А что произошло бы, если бы Талисман разбился, было ведомо только Богу. Джек поднялся на одно колено. Потом снова упал, вскочил.
Снизу донесся крик Ричарда.
– Ричард! Иду!
Сверху послышался перезвон колокольчиков. Джек поднял голову и увидел раскачивавшуюся из стороны в сторону люстру на цепи. И раскачивалась она все быстрее. Звук издавали сталкивавшиеся хрустальные подвески. На глазах Джека цепь порвалась, и люстра рухнула на вздыбленный пол, словно бомба, начиненная бриллиантами. Осколки полетели во все стороны.
Джек повернулся и большими, размашистыми шагами покинул бальный зал, очень напоминая комичного пьяного матроса.
В коридоре его отбросило сначала к одной стене, потом к другой. Пол вспучивался и разламывался. Врезаясь в стены, Джек держал Талисман в вытянутых руках, и они напоминали щипцы, зажимающие раскаленный добела уголь.
Ты не сможешь спуститься по лестнице.
Должен. Должен.
Он добрался до площадки, на которой ему противостоял черный рыцарь. Покачнулся и увидел, как откатился в сторону лежавший на полу шлем.
Джек смотрел вниз. Ступени напоминали катящиеся друг за другом волны. От одного их вида его замутило. Одна ступень отскочила, открыв черную дыру.
– Джек!
– Иду, Ричард!
Ты не сможешь спуститься по этим ступеням. И не мечтай, беби.
Должен. Должен.
Держа драгоценный хрупкий Талисман двумя руками, Джек двинулся по лестничному пролету, который теперь напоминал попавший в торнадо ковер-самолет из арабской сказки.
Ступени наклонились, и мальчика отбросило к тому же проему в перилах, через который свалился вниз шлем черного рыцаря. Джек закричал и отшатнулся, правой рукой прижимая к груди Талисман, а левой ища хоть какую-то опору. Тщетно. Его ноги заскользили вперед, утаскивая Джека вниз, в небытие.
С начала землетрясения прошло пятьдесят секунд. Только пятьдесят секунд – но выжившие скажут вам, что объективное время, время, отсчитываемое на часах, при землетрясении теряет всяческое значение. Через три дня после землетрясения в Лос-Анджелесе, случившегося в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, репортер телевизионного выпуска новостей спросил у выжившего, который находился рядом с эпицентром, сколько времени оно продолжалось.
– Оно все еще продолжается, – невозмутимо ответил выживший.
Через шестьдесят две секунды после начала землетрясения холмы над Пойнт-Венути решили, что их судьба – стать равниной Пойнт-Венути, и разом сползли на город с громким к-у-р-р-у-м-м-м-м-п, оставив лишь один прочный скальный выступ, формой напоминавший палец, обвинительно нацеленный на «Эджинкорт». Над новой равниной осталась торчать только грязная дымовая труба, похожая на эрегированный пенис.
На берегу Морган Слоут и Лучезарный Гарденер стояли, поддерживая друг друга, покачиваясь, словно в танце. Гарденер сбросил «уэзерби» на песок. К ним присоединились несколько Волков с выпученными от ужаса, сверкающими дьявольской яростью глазами. Другие были на подходе. Они уже изменились или продолжали изменяться. Одежда превратилась в лохмотья. Морган увидел, как один Волк упал на землю и принялся грызть ее зубами, словно врага, которого можно убить. Слоут с мгновение наблюдал за этим безумием, потом отвернулся. Фургон психоделической раскраски с надписью «ДИКОЕ ДИТЯ» на борту несся через Пойнт-Венути-сквер, где когда-то дети просили родителей купить им мороженое или флажки с изображением «Эджинкорта». Вот он пересек площадь, въехал на тротуар. А потом продолжил путь к берегу, сшибая заколоченные ларьки. Но тут земля разверзлась, и «ДИКОЕ ДИТЯ», убившее Томми Вудбайна, провалилось в трещину, кабиной вперед. Топливный бак взорвался, над трещиной полыхнуло пламя. Глядя на него, Слоут подумал о своем отце, проповедовавшем об Огне Святого Духа. Потом трещина захлопнулась.
– Держись! – крикнул он Гарденеру. – Я думаю, отель рухнет ему на голову и раздавит его, но если он доберется до берега, ты его застрелишь, и к черту землетрясение.
– Если ОНО разобьется, мы об этом узнаем? – пропищал Гарденер.
Морган Слоут заулыбался, как боров в зарослях сахарного тростника.
– Мы узнаем, – ответил он. – Солнце почернеет.
Прошло семьдесят четыре секунды.
Рука Джека ухватилась за обломанный конец перил. Талисман яростно светился, прижатый к его груди, линии долготы и широты стали такими же яркими, как вольфрамовые нити в лампах накаливания. Ноги Джека по-прежнему скользили к бездне.
Падаю! Спиди! Я сейчас сва…
Семьдесят девять секунд.
Землетрясение прекратилось.
Внезапно просто прекратилось.
Только для Джека, как и для выжившего в землетрясении шестьдесят четвертого года, оно продолжалось. Во всяком случае, в какой-то части сознания. В этой части сознания земле предстояло раскачиваться, как желе на церковном пикнике, до скончания веков.
Джек отступил от края пропасти, дотащился до середины лестницы, замер, тяжело дыша, с блестящим от пота лицом, прижимая к груди яркую круглую звезду Талисмана. Постоял, вслушиваясь в тишину.
Где-то что-то тяжелое – комод или шкаф, – находившееся в неустойчивом равновесии, рухнуло с оглушающим грохотом.
– Джек! Пожалуйста! Кажется, я умираю! – Беспомощный, стонущий голос действительно свидетельствовал о плачевном состоянии Ричарда.
– Ричард! Бегу!
Джек начал спускаться по ступеням, покореженным, перекошенным, хлипким. Многие вылетели, и ему приходилось перешагивать через пустоту. В одном месте не хватало четырех ступеней подряд, и Джек прыгнул, прижимая Талисман к груди одной рукой и скользя по перилам другой.
Отель продолжал разваливаться. Разбивались стекла. В каком-то туалете вновь и вновь спускалась вода.
В вестибюле регистрационная стойка из красного дерева треснула посередине. Двустворчатая дверь распахнулась, через нее падал яркий клин солнечного света. Старый сырой ковер, казалось, негодующе шипел и дымился.
Облака разогнало, подумал Джек. Снаружи светит солнце. И тут же пришла другая мысль: Мы выйдем через эту дверь, Ричи-бой. Ты и я. Во всей красе и гордые собой.
Коридор, который вел мимо бара «Цапля» к обеденному залу, напомнил Джеку декорации в некоторых сериях «Сумеречной зоны»: покореженные руины. Здесь пол наклонился влево, там – вправо, дальше выгнулся двумя верблюжьими горбами. Джек разгонял сумрак светом Талисмана, словно самым большим в мире ручным фонариком.
Добравшись до обеденного зала, он увидел Ричарда, который лежал на полу, запутавшись в скатерти. Из его носа текла кровь. Подойдя ближе, Джек увидел, что некоторые из твердых красных выпуклостей лопнули, и белые черви вылезают из плоти Ричарда и лениво ползут по щекам. У него на глазах один выбрался из ноздри.
Ричард закричал слабым, захлебывающимся, тоскливым криком и ухватился за червя. То был крик человека, умирающего в мучениях. Рубашка колыхалась от копошащейся под ней мерзости.
Джек двинулся к своему другу по искореженному полу… и паук слетел вниз из темноты, брызжа ядом.
– Парш-ш-шивый вор! – прокричал он высоким, дребезжащим, насекомоподобным голосом. – Ты, парш-ш-шивый вор, полож-ж-жи это на место. Полож-ж-жи на место!
Джек машинально поднял Талисман. Тот сверкнул чистым белым огнем – огнем радуги, – и паук задрожал и обуглился, вмиг превратившись в дымящийся уголек, который раскачивался все медленнее, пока не остановился.
Но Джек не мог в удивлении смотреть на это чудо. Ричард умирал.
Он добрался до друга, упал рядом на колени, откинул напоминавшую саван скатерть.
– Все-таки я своего добился, дружок, – прошептал Джек, стараясь не смотреть на червей, выползавших из плоти Ричарда. Поднял Талисман, задумался, а потом опустил его на лоб своего друга. Ричард отчаянно вскрикнул и попытался отбросить Талисман. Джек положил руку на исхудавшую грудь Ричарда и удержал его на месте. Особого труда это не составило. Завоняло: Талисман поджаривал червей.
Что теперь? Надо сделать что-то еще, но что именно?
Джек огляделся, и его взгляд задержался на зеленом стеклянном шарике, который он оставил Ричарду: шарике, который в другом мире был волшебным зеркалом. У него на глазах шарик сам по себе прокатился шесть футов. Потом остановился. Он катился, да. Катился, потому что это шарик, а шарики должны катиться. Шарики круглые. Шарики круглые, как Талисман.
В мятущемся разуме вспыхнул свет.
Держа Ричарда одной рукой, Джек медленно покатил Талисман по его телу. Когда добрался до груди, Ричард перестал вырываться. Джек подумал, что его друг лишился чувств, но одного взгляда хватило, чтобы понять, что это не так. Ричард смотрел на него с нарастающим изумлением.
…и прыщи исчезли с его лица! И твердые красные выпуклости бледнели!
– Ричард! – крикнул Джек и бешено расхохотался. – Эй, Ричард, ты только посмотри на это! Бвана творит заклинания!