». Я могу показать Волку дорогу туда… Но ему не хотелось вновь видеть Оутли, посещение этого города не принесло бы ни радости, ни удовлетворения. И он отдавал себе отчет, как близка заветная цель, сколь много они проехали. Пока Джек дрейфовал во времени, Волк уже выехал на широченную автостраду 95, они пересекали Коннектикут, и от Аркадия-Бич их отделяли лишь несколько штатов, от Аркадия-Бич и изрезанного побережья Новой Англии. Теперь Джек считал и мили, и минуты.
В четверть шестого вечера двадцать первого декабря, через три месяца после того, как Джек повернулся лицом на запад и связал с ним свои надежды, черный «кадиллак-эльдорадо» повернул на усыпанную гравием подъездную дорожку отеля «Альгамбра», расположенного в городе Аркадия-Бич, штат Нью-Хэмпшир. На западе красно-оранжевый закат плавно переходил в желтизну… и синеву… и королевский пурпур. В окружавших отель садах голые ветви колотились друг о друга под холодным зимним ветром. Среди них, буквально неделей раньше, еще росло дерево, которое ловило и ело мелкую живность: сурков, птиц… его жертвой стал и отощавший кот дневного портье. Это дерево внезапно умерло. Все остальные пребывали в обычной зимней спячке.
Колеса «эльдорадо» шуршали по гравию подъездной дорожки. Изнутри, приглушенная тонированными стеклами, доносилась одна из песен «Криденс клируотер ривайвл». «Люди, что знают мою магию, – пел Джон Фогерти, – дымом заполнили землю».
«Кадиллак» остановился перед широкой двустворчатой дверью. За ней царила темнота. Фары погасли, и длинный автомобиль застыл в тени. Лишь белый дымок лениво поднимался над выхлопной трубой да горели оранжевые габаритные огни.
Здесь, в конце дня; здесь, на закате, пламенеющем во всем своем великолепии на западном небосклоне.
Здесь:
Прямо здесь и сейчас.
Заднее сиденье «кадиллака» заливал слабый, колеблющийся свет. Талисман мерцал… светился едва-едва, словно умирающий светлячок.
Ричард медленно повернулся к Джеку. На его бледном лице читался испуг. Он сжимал книгу Карла Сагана обеими руками, скрутив ее, точно прачка – простыню.
Талисман Ричарда, подумал Джек и улыбнулся.
– Джек, ты хочешь…
– Нет, – оборвал его Джек. – Жди здесь, пока я тебя не позову.
Он открыл заднюю дверцу и, уже вылезая из салона, взглянул на Ричарда. Маленький и сжавшийся, с несчастным видом, тот сидел в углу, свернув книгу в трубочку, словно пытался выжать из нее воду.
Не раздумывая, Джек нырнул обратно в салон и поцеловал Ричарда в щеку. Ричард на мгновение обнял Джека и крепко прижал к себе. Потом отпустил. Ни один из них не произнес ни слова.
Джек двинулся к лестнице, которая вела к парадной двери… но повернул направо и подошел к краю подъездной дорожки. За металлическим ограждением земля обрывалась, отвесно падая к пляжу. Справа черным силуэтом на фоне темнеющего неба прорисовывались «американские горки» парка развлечений «Аркадии веселая страна».
Джек посмотрел на восток. Ветер, трепавший сады «Альгамбры», подхватил волосы с его лба и отбросил назад.
Джек поднял шар на вытянутых руках, словно собираясь принести его в дар океану.
Двадцать первого декабря 1981 года мальчик по имени Джек Сойер стоял неподалеку от того места, где вода встречалась с землей, держа в руках предмет, обладавший определенными достоинствами, и смотрел на уходящий в ночь Атлантический океан. В тот день ему исполнилось тринадцать лет, пусть он об этом и не помнил, и его отличала необыкновенная красота. Легкий бриз отбрасывал с высокого, чистого лба каштановые, пожалуй, слишком длинные волосы. Мальчик стоял, думая о своей матери, об их номере в этом отеле. Включит ли она свет там, наверху? Он полагал, что да.
Джек повернулся, его глаза ярко блеснули в мягком сиянии Талисмана.
Дрожащей исхудалой рукой Лили ощупывала стену в поисках выключателя. Нашла и нажала. И любой увидевший ее в этот момент тут же отвернулся бы. В последнюю неделю рак, живший у нее внутри, прибавил прыти, словно почувствовал, ему могут помешать довести дело до конца. Лили Кавано весила теперь семьдесят восемь фунтов. Кожа пожелтела и обтягивала череп, будто пергамент. Коричневые мешки под глазами стали мертвенно-черными, а сами глаза лихорадочно горели, но были пустыми. От груди не осталось и следа, как и от плоти на руках. На ягодицах и бедрах расцвели пролежни.
Этим беды не исчерпывались. Несколько дней назад Лили еще и подхватила пневмонию.
Впрочем, с учетом ее состояния оставалось только удивляться, как она не заболела раньше. Пневмония могла начаться и при более сносных условиях проживания… а Лили попала в экстремальные. Горячая вода больше не подавалась в батареи центрального отопления. Лили не могла сказать, с каких пор: время стало для нее столь же неопределенным и расплывчатым, как и для Джека в «эльдорадо». Знала она только одно: топить перестали в тот самый вечер, когда она разбила окно, прогоняя чайку, похожую на Слоута.
С той поры «Альгамбра» превратилась в брошенный холодильник. В склеп, в котором ее вскорости ждала смерть.
Если все это произошло благодаря Слоуту, то он проделал чертовски хорошую работу. Из отеля ушли все. Все. Горничные больше не катили по коридорам поскрипывавшие тележки. Не насвистывал сантехник. Из-за регистрационной стойки исчез портье с поджатыми губами. Слоут сунул их всех в карман и унес с собой.
Четырьмя днями раньше – когда она не смогла найти в номере достаточно еды, чтобы утолить свой птичий аппетит, – Лили вылезла из постели, вышла в коридор и медленно добралась до лифта. В эту экспедицию она взяла с собой стул, то присаживаясь на него отдохнуть, свесив голову, то используя его в качестве ходунков. Ей потребовалось сорок минут, чтобы преодолеть сорок футов до лифтовой шахты.
Она нажимала и нажимала кнопку вызова, но кабина не поднялась. Кнопка даже не засветилась.
– Твою мать, – хрипло пробормотала Лили и медленно прошла еще двадцать футов до лестницы.
– Эй! – крикнула она вниз, а потом надолго закашлялась, навалившись на спинку стула.
Может, они не услышали моего крика, но точно должны услышать, как я выхаркиваю то, что еще осталось от моих легких, подумала Лили.
Однако никто не пришел.
Она крикнула снова, вызвав еще один приступ кашля, а потом двинулась в обратный путь по коридору, напоминавшему автостраду в Небраске в ясный день. Она не решилась спуститься вниз, зная, что подняться ей уже не удастся. Да внизу никого и не было – ни в вестибюле, ни в «Седле барашка», ни в кафетерии, нигде. И телефоны не работали. Во всяком случае, у нее в номере телефон точно не работал, и она не слышала ни одного звонка в этом старом мавзолее. Спускаться не имело смысла. Плохая идея. Она не хотела замерзнуть до смерти в вестибюле.
– Джеки, – пробормотала она, – где ты, черт по…
Тут Лили вновь закашлялась, да так сильно, что в какой-то момент, потеряв сознание, повалилась на бок, уронив на себя этот уродливый стул, и пролежала на холодном полу чуть ли не час. Возможно, именно тогда пневмония и переселилась в быстро хиреющий район, в который превратилось тело Лили Кавано. Привет, большой мистер Эр! Можете называть меня большая Пэ! Я тут новенькая, но на финише собираюсь обогнать вас!
Каким-то образом Лили добралась до своей комнаты, потом у нее начала подниматься температура, дыхание становилось все громче и громче, и в какой-то момент ее воспаленный мозг решил, что легкие – это два аквариума, в которых гремят утопленные цепи. И все-таки она держалась… держалась. Потому что какая-то часть ее разума продолжала утверждать – какой бы безумной ни казалась эта идея, – что Джек уже возвращается, спешит к ней из той дали, где побывал.
Начало ее последнего забытья напоминало появление ямочки на песке – ямочки, которая, вращаясь, быстро становится воронкой. Стук утопленных цепей перешел в долгий сухой хрип: Х-х-х-х-х-р-р-р-р…
Потом что-то вырвало Лили из этой углубляющейся спирали и направило на поиски выключателя в холодной темноте. Она выбралась из кровати. У нее не могло хватить на это сил. Врач рассмеялся бы при одной мысли об этом. Однако Лили выбралась. Дважды упала, но все-таки поднялась, стиснув губы в решительную полоску. Поискала стул, нащупала, начала продвигаться к окну.
Лили Кавано, королева би-фильмов, ушла. К окну приближался ходячий ужас, сожранный раком, горящий в лихорадке.
Она добралась до окна и выглянула.
– Джек! – попыталась крикнуть Лили. С губ сорвался едва слышный шепот. Она подняла руку, попыталась махнуть. Едва
(А-а-а-а-х-х-х-х…)
не потеряла сознание. Схватилась за подоконник.
– Джек!
Внезапно светящийся шар в руках темной фигуры ярко вспыхнул, осветив лицо, и Лили увидела, что это ее сын. Это Джек, слава Богу, это Джек. Джек вернулся.
Фигура сорвалась с места.
Джек!
Запавшие, умирающие глаза вспыхнули. Слезы потекли по желтым, ссохшимся щекам.
– Мама!
Джек пересек вестибюль, заметил, что старомодный телефонный коммутатор оплавлен и закопчен, как после пожара, вызванного коротким замыканием, и мгновенно забыл о нем. Он увидел ее, и она выглядела ужасно: силуэт мертвеца в окне.
– Мама!
Он взбежал по лестнице, перескакивая сначала через две ступеньки, потом через три. Талисман в его руках испустил красно-розовую вспышку и потемнел.
– Мама!
Уже в коридоре, ведущем к их комнатам, он услышал ее голос: не звонко-гремящий или чуть вибрирующий смехом. Нет, теперь она хрипела, как существо, переступившее порог смерти.
– Джеки?
– Мама!
Он ворвался в комнату.