Ты готов, Джеки?
Джек закрыл глаза, приготовился к встрече с отвратительным вкусом и приступом рвоты, который мог за этим последовать.
– Банзай, – прошептал он и выпил.
Глава 14Бадди Паркинс
Джека вырвало розовой слюной, его лицо находилось в считанных дюймах от травы на длинном склоне, спускавшемся к четырехполосному шоссе. Он тряхнул головой, стоя на коленях, выгнув спину к тяжелому серому небу. Мир – этот мир – вонял. Джек подался назад от струек рвоты, налипших на травинки, но вонь не уменьшилась. Пары бензина и бесчисленное множество других отрав наполняли воздух, и в нем явственно ощущались изможденность и усталость – даже шумы, долетавшие с автострады, добивали этот и без того умирающий воздух. Обратная сторона дорожного указателя высилась над головой, как громадный телевизионный экран. Пошатываясь, Джек поднялся. Далеко внизу, на другой стороне автотрассы, блестело бескрайнее зеркало воды, чуть менее серое, чем небо. На поверхности то возникало, то исчезало неприятное свечение. От воды поднимался запах железной стружки и усталого дыхания. Озеро Онтарио и жалкий городишко дальше по трассе – Олкот или Кендолл. Джек сбился с пути – потерял сотню, а то и больше миль и четыре с половиной дня. Он вышел из-под щита, надеясь, что только четыре с половиной. Подняв голову, посмотрел на черные буквы. Вытер рот. «АНГОЛА». Ангола? Где это? Всмотрелся в закопченный маленький город сквозь уже почти пригодный для дыхания воздух.
И «Рэнд Макнэлли», бесценный компаньон, сообщил, что акры водяной глади – озеро Эри, и он не потерял драгоценные дни, а, наоборот, выиграл время.
Но прежде чем Джек мог решить, а не лучше ли вернуться в Долины, когда там станет безопасно – то есть как только дилижанс Моргана промчится мимо, – прежде чем сделать это, прежде чем даже подумать об этом, он собирался заглянуть в этот закопченный маленький город, Анголу, и посмотреть, не вызвал ли он, Джек Сойер, Джеки, какое-нибудь из тех изменений, папочка. Джек двинулся вниз по склону, двенадцатилетний подросток в джинсах и клетчатой рубашке, высокий для своего возраста, уже начавший превращаться в бродягу, и на его лице отражалась явная тревога.
Миновав половину склона, он осознал, что вновь думает на английском.
Много дней спустя и намного западнее мужчина (его звали Бадди Паркинс, и он только что выехал из Кембриджа, штат Огайо, по автостраде 40), решивший подвезти высокого подростка, назвавшегося Льюисом Фарреном, обратит внимание на его встревоженный вид и подумает, что у Льюиса, совсем мальчишки, тревога эта словно навсегда впечаталась в лицо. Расслабься, сынок, ради твоего же блага, хотелось сказать Бадди, но у мальчишки, если верить его истории, бед хватало на десятерых. Мать больна, отец умер, едет к тетке-учительнице в Бакай-Лейк… да, Льюис Фаррен не мог пожаловаться на недостаток поводов для тревоги. И выглядел он так, словно с прошлого Рождества не держал в руках больше пяти долларов. Однако… Бадди почувствовал, что в какой-то момент паренек начал навешивать ему на уши лапшу.
Во-первых, пахло от него фермой, а не городом. Бадди Паркинс и три его брата обрабатывали триста акров земли неподалеку от Аманды, примерно в тридцати милях к юго-востоку от Колумбуса, и Бадди знал, что в этом ошибиться не может. Этот паренек пах Кембриджем, а Кембридж – сельская глубинка. Бадди вырос с запахом пахотной земли и амбара, навоза и кукурузы с горохом, и нестираная одежда паренька, который сейчас сидел рядом, вобрала в себя все эти запахи.
Да и сама одежда! Миссис Фаррен, наверное, очень тяжело болела, думал Бадди, если отправила своего сына к тетушке в таких мятых джинсах, и столь грязных, что складки, казалось, закаменели. А обувь! Кроссовки Льюиса Фаррена грозили развалиться у него на ногах. Шнурки из связанных узлами обрывков, ткань порвалась или расползлась в нескольких местах.
– Значит, они забрали отцовский автомобиль, Льюис? – спросил Бадди.
– Как я и говорил, именно так. Паршивые трусы пришли ночью и просто выкрали его из гаража. Не думаю, что им такое позволено. Нельзя отнимать автомобиль у людей, которые работают в поте лица и готовы при первой возможности вновь платить взносы. Так ведь? Вы согласны?
Честное загорелое лицо подростка повернулось к нему, словно это был самый серьезный вопрос в мире после помилования Никсона или, возможно, высадки в заливе Свиней, и Бадди, пожалуй, с этим соглашался – он склонялся к тому, чтобы согласиться с любым правильным мнением, высказанным этим мальчуганом, благоухавшим запахом работы на ферме.
– Я полагаю, если задуматься, у любой медали две стороны, – ответил Бадди Паркинс без особой радости в голосе.
Подросток моргнул, вновь повернулся лицом к ветровому стеклу. Опять Бадди почувствовал его тревогу – облако озабоченности, казалось, окутывало мальчугана – и даже пожалел, что не высказал вслух своего согласия с последним утверждением Льюиса Фаррена, которого тот, похоже, ждал.
– Как я понимаю, твоя тетя – учительница начальной школы в Бакай-Лейк, – нарушил паузу Бадди, надеясь хоть немного подбодрить паренька. Стремись в будущее – не в прошлое.
– Да, сэр, вы правы. Она учительница в начальной школе. Элен Воэн. – Выражение его лица не изменилось.
Но Бадди снова это услышал: он не считал себя Генри Хиггинсом, профессором из того мюзикла, однако знал наверняка, что юный Льюис Фаррен выговором не похож на детей, выросших в Огайо. Все слова малец произносил не так, ставил ударения не на тех слогах. Нет, этот голос не принадлежал уроженцу Огайо. Тем более уроженцу сельской глубинки. Подросток говорил с акцентом.
Возможно ли, чтобы какой-нибудь мальчишка из Кембриджа, штат Огайо, научился так говорить? По какой-то безумной причине? Этого Бадди исключить не мог.
С другой стороны, газета, которую Льюис Фаррен прижимал к боку левым локтем, кажется, подтверждала самое сильное и худшее подозрение, что его ароматный попутчик в бегах и каждое слово подростка – ложь. Название газеты, «Ангола геральд», не вызывало особых ассоциаций. Бадди знал, что Ангола есть в Африке и многие англичане подались туда в наемники и есть в штате Нью-Йорк, на берегу озера Эри. Не так давно он видел в новостях репортажи из этого городка, но не мог вспомнить о чем.
– Я хочу задать тебе вопрос, Льюис. – Бадди откашлялся.
– Да?
– Как вышло, что мальчик из милого маленького городка, расположенного на сороковой автостраде, везет с собой газету из Анголы, штат Нью-Йорк? Города, который чертовски далеко отсюда? Мне просто любопытно, сынок.
Мальчик посмотрел на газету под левым локтем и еще сильнее прижал ее к себе, словно боялся, что она может выскользнуть.
– Ах это. Я ее нашел.
– Понятно.
– Да, сэр. Она лежала на скамье автобусной станции в моем городе.
– Ты утром пошел на автобусную станцию?
– До того, как решил сэкономить деньги и добираться на попутках, мистер Паркинс. Если вы сможете высадить меня у съезда в Зейнсвилл, мне останется совсем немного. Возможно, окажусь у тети еще до обеда.
– Возможно, – согласился Бадди, и несколько миль они проехали в напряженном молчании. Наконец он не выдержал и заговорил, спокойно и глядя перед собой: – Сынок, ты убежал из дому?
Льюис Фаррен удивил его, улыбнувшись – не ухмыльнувшись и не изображая улыбку, а именно улыбнувшись. Он находил саму идею бегства из дома забавной. Она развеселила его. Подросток повернул голову через долю секунды после того, как Бадди посмотрел на него, и их взгляды встретились.
На секунду, на две, три… сколько ни длился этот момент, но Бадди увидел, что сидящий рядом с ним немытый подросток – красавец. Он никогда не думал, что способен воспользоваться этим словом по отношению к представителю мужского пола старше девяти месяцев, но под дорожной грязью Льюиса Фаррена скрывалась красота. Его чувство юмора на мгновение расправилось с обуревавшими мальчика тревогами, и на Бадди – пятидесяти двух лет от роду и отца троих сыновей-подростков – глянула чистейшей воды доброта, чуть замутненная множеством необычных переживаний. Этот Льюис Фаррен, которому, по его собственным словам, было двенадцать лет, заходил куда дальше и видел гораздо больше, чем Бадди Паркинс, и увиденное превратило его в красавца.
– Нет, я не убежал из дому, мистер Паркинс, – ответил он.
Потом моргнул, его взгляд погас, глаза потеряли яркость, перестали светиться, и подросток вновь привалился к спинке сиденья. Поднял ногу, уперся коленом в приборный щиток, глубже засунул газету под мышку.
– Да, пожалуй, не убежал. – Бадди Паркинс вновь перевел взгляд на дорогу. Он испытывал облегчение, хотя и не мог сказать почему. – Пожалуй, ты не беглец, Льюис. Ты кто-то еще.
Подросток не ответил.
– Работал на ферме, так?
Льюис в удивлении посмотрел на него.
– Да, работал. Три последних дня. Два доллара в час.
И твоя мама так сильно болеет, что не смогла постирать тебе одежду перед тем, как отправить к своей сестре, да? – подумал Бадди. Но сказал другое:
– Льюис, я бы хотел, чтобы ты подумал и согласился поехать ко мне домой. Я не говорю, что ты убежал из дому или что-то такое, но если ты живешь в Кембридже или неподалеку, я готов съесть весь этот старый автомобиль. Включая покрышки. У меня трое сыновей, и младший, Билли, только на три года старше тебя, так что в моем доме знают, как кормить парней. Ты сможешь оставаться у нас, сколько захочешь, в зависимости от того, на сколько вопросов согласишься ответить. Потому что я их задам, во всяком случае, после того, как мы вместе преломим хлеб. – Он провел ладонью по короткому седому ежику и искоса глянул на пассажира. Теперь Льюис Фаррен больше напоминал обычного подростка и меньше – писаного красавца. – Мы примем тебя с радостью, сынок.
Мальчик ответил с улыбкой:
– Премного вам благодарен, мистер Паркинс, но я не могу. Я должен