В нас! Их заколотят в нас!
Уставший донельзя, плохо соображающий, раздраженный, едва держащийся на ногах, Джек надвигался на сжавшегося в комок Волка, который мог – если бы захотел – одним крепким ударом оторвать ему голову, но только пятился.
– Не кричи, Джек, – взмолился он. – Запахи… быть там… взаперти с этими запахами…
– Я не заметил никаких запахов! – крикнул Джек. Голос сел, воспаленное горло саднило еще сильнее, но он не мог остановиться: или кричать, или сойти с ума. Мокрые волосы упали на глаза. Он отбросил их и шлепнул Волка по плечу – сильно, рука тут же отозвалась болью. Словно ударил камень. Волк жалобно взвыл, и Джек разозлился еще сильнее. Добавило злости и то, что он солгал. В этот раз он пробыл в Долинах менее шести часов, но в автомобиле этого мужчины воняло, как в клетке дикого зверя. Давно выпитым кофе, свежим пивом (вскрытая банка «Штроха» стояла у водителя между ног), а освежитель воздуха, висевший на зеркале заднего вида, пах сухой сладковатой пудрой со щеки трупа. И Джек уловил еще какой-то запах, более темный, более гадкий…
– Никаких! – прохрипел он. Шлепнул Волка по другому плечу. Волк снова взвыл и развернулся, сгорбился, как ребенок, которого ударил сердитый отец. Джек заколотил его по спине, выбивая брызги из комбинезона. Всякий раз, когда рука шлепала по телу Волка, тот подвывал. – Так что тебе лучше к этому привыкнуть (Шлеп!), потому что в следующем автомобиле, который здесь остановится, может сидеть коп (Шлеп!), или это будет мистер Морган Слоут в его блевотно-зеленом «БМВ» (Шлеп!), и если ты так и будешь большим младенцем, мы окажемся в большом гребаном мире страданий! (Шлеп!) Ты это понимаешь?
Волк молчал. Стоял, согнувшись, спиной к Джеку, дрожа всем телом. Плакал. Джек почувствовал, как к горлу поднялся комок, почувствовал, как защипало вдруг ставшие горячими глаза. И от этого ярость его разгорелась еще сильнее. Какая-то ужасная часть его сознания больше всего хотела, чтобы он поколотил самого себя, и знала, что самый чудесный способ это проделать – колотить Волка.
– Повернись ко мне!
Волк повернулся. Слезы текли из мутно-карих глаз за круглыми очками. Под носом висели сопли.
– Ты меня понимаешь?
– Да, – простонал Волк. – Да, я понимаю, но я не мог ехать с ним, Джек.
– Почему? – Джек сердито смотрел на него, прижимая кулаки к бокам. И как же у него болела голова!
– Потому что он умирал, – тихо ответил Волк.
Джек вытаращился на Волка, злость быстро уходила.
– Джек, ты не знал? – мягко спросил Волк. – Волк! Ты этого не учуял?
– Нет, – едва слышно выдохнул Джек. Но он что-то учуял, ведь так? Что-то такое, чего не улавливал раньше. Смесь…
Тут до него дошло, и силы разом его покинули. Он тяжело опустился на отбойник, глядя на Волка.
Говно и гниющий виноград. Вот что он учуял. Не совсем, но близко к тому.
Говно и гниющий виноград.
– Это самый худший запах, – пробормотал Волк. – Он появляется, когда люди забывают, как быть здоровыми. Мы называем это… Волк!.. Черной болезнью. Я не думаю, что он знал об этом. И… эти чужаки не могут ее унюхать, верно, Джек?
– Не могут, – прошептал Джек. Если бы он внезапно перенесся в Нью-Хэмпшир, в спальню матери в «Альгамбре», то унюхал бы этот отвратительный запах?
Да. От матери шел этот запах, струился изо всех пор, запах говна и гниющего винограда, черной болезни.
– Мы называем ее рак, – прошептал он. Мы называем ее рак, и у моей матери эта болезнь.
– Я не знаю, смогу ли ехать на попутке или нет. Я попробую, если ты хочешь, Джек, но запахи… внутри… снаружи тоже плохо – Волк! – но внутри…
Именно тогда Джек закрыл лицо руками и заплакал, от отчаяния, но главным образом от усталости. И да, Волк правильно понял выражение его лица: на мгновение искушение оставить Волка перестало быть просто искушением, превратилось в единственно возможный выход. Шансы добраться до Калифорнии и найти Талисман – чем бы он ни был – с самого начала были невелики, но теперь упали почти до нуля. Волк не просто замедлял его продвижение к цели. Из-за Волка они рано или поздно угодили бы в тюрьму. Скорее рано. И как он объяснит появление Волка Рациональному Ричарду Слоуту?
Так что в тот момент на лице Джека Волк увидел холодную расчетливость, от которой у него подкосились колени. Он упал на них и протянул к Джеку сцепленные руки, как влюбленный в плохой викторианской мелодраме.
– Не уходи и не оставляй меня здесь, Джек, – заплакал Волк. – Не оставляй доброго Волка, не оставляй меня здесь, ты перенес меня сюда, пожалуйста, пожалуйста, не оставляй меня здесь…
И все – связной речи Волк лишился. Возможно, он пытался что-то сказать, но мог только рыдать. Джек почувствовал, как на него навалилась безмерная слабость – не просто навалилась, хорошо села, как привычная куртка. Не оставляй меня здесь, ты перенес меня сюда…
Вот так. Теперь он в ответе за Волка, верно? Да. Естественно, да. Он схватил Волка за руку и перетащил из Долин в Огайо, и ноющее плечо – тому доказательство. Разумеется, выбора у него не было. Волк тонул, а если бы не утонул, Морган изжарил бы его этой хреновиной, которая метала молнии. И если бы он мог повернуть время вспять, то спросил бы: «Что бы ты предпочел, Волк, старина? Попасть сюда и бояться или остаться там и умереть?»
Да, конечно, спросить он мог, но только Волк ему бы не ответил, потому что туго соображал. И дядя Томми обожал цитировать китайскую поговорку: «Если ты спас человеку жизнь, ответственность за него лежит на тебе до конца жизни».
Купание в реке, побег – это не имело значения. Ответственность за Волка лежала на нем.
– Не оставляй меня, Джек, – рыдал Волк. – Волк-Волк! Пожалуйста, не оставляй старого доброго Волка, я тебе помогу, я буду охранять тебя всю ночь, я много чего умею, только не… не…
– Перестань голосить и поднимайся. – Голос Джека звучал ровно и спокойно. – Я тебя не оставлю. Но мы должны убраться отсюда, на случай если этот тип вызвал копов. Пошли.
– Ты придумал, что нам теперь делать, Джек? – робко спросил Волк. Они больше получаса просидели в заросшем кустами кювете, сразу за административной границей Манси, и когда Джек повернулся к Волку, тот с облегчением увидел его улыбку. Вымученную улыбку, и Волку не нравились темные мешки усталости под глазами Джека (еще меньше ему нравился запах Джека – больной запах), но все-таки улыбку.
– Думаю, я знаю, что нам сейчас надо сделать, – ответил Джек. – Я думал об этом несколько дней назад, когда купил новые кеды.
Он поднял ноги. Оба посмотрели на кеды в скорбном молчании. Ободранные, потрепанные, грязные. Левый просил каши. Джек относил их… он наморщил лоб, вспоминая. Температура мешала думать. Три дня. Только тремя днями раньше он купил их на распродаже в магазине «Файва». Теперь они выглядели старыми. Старыми.
– В любом случае… – Джек вздохнул, потом улыбнулся. – Видишь то здание, Волк?
Угловатое здание из серого кирпича островом возвышалось посреди огромной автомобильной стоянки. Волк знал, чем будет пахнуть асфальт на этой стоянке: мертвыми, разлагающимися животными. Он будет задыхаться от этого запаха, а Джек едва его заметит.
– К твоему сведению, на указателе написано «Таун-лайн-сиксплекс», – пояснил Джек. – Звучит как кофейник, но на самом деле это кино с шестью залами. Так что найдется хоть один фильм, который нам понравится. – И днем народу там будет немного, а это хорошо, потому что у тебя, Волк, есть раздражающая привычка слетать с катушек. – Пошли. – И он тяжело поднялся.
– Что такое кино, Джек? – спросил Волк. Он знал, что превратился в жуткую проблему для Джека – настолько жуткую, что теперь, каким бы ни был повод, старался даже не выражать беспокойство, не говоря уже о том, чтобы протестовать. Но ему в голову пришла пугающая мысль: вдруг «пойти в кино» и «поймать попутку» – одно и то же? Джек называл ревущие телеги и кареты «машинами», и «шеви», и «джертранами», и «универсалами» (последние, думал Волк, выглядели как кареты в Долинах, которые перевозили пассажиров от одной станции к другой). Может, «кино» – еще одно название этих ревущих зловонных карет? Очень даже вероятно.
– Знаешь, лучше показать, чем объяснять, – ответил Джек. – Думаю, тебе понравится. Пошли.
Вылезая из кювета, Джек споткнулся и упал на колени.
– Джек, ты в порядке? – озабоченно спросил Волк.
Джек кивнул. Они направились к автомобильной стоянке, которая в полном соответствии с предположением Волка ужасно воняла.
Джек «прошел» добрую часть тридцати пяти миль между Арканумом, штат Огайо, и Манси, штат Индиана, на широкой спине Волка. Волк боялся легковушек, трейлеры ужасали его, едва ли не все запахи вызывали тошноту, при внезапных громких шумах он мог взвыть и убежать. Но при этом он почти не уставал. Если судить по тому, как все идет, «почти» можно вычеркнуть, думал теперь Джек. Полагаю, он не знает усталости.
Джек как мог быстро увел их от арканумского выезда, заставляя мокрые уставшие ноги почти бежать. Голова гудела от боли, словно в черепе бился влажный гибкий кулак, по телу прокатывались волны жара и холода. Волк легко шагал слева от него, широким шагом, без труда поспевая за Джеком. Джек понимал, что насчет копов, возможно, преувеличил, но мужчина в бейсболке «СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ ТЕХНИКА “КЕЙС”» выглядел очень уж напуганным. И разозленным.
Они не прошли и четверти мили, когда поселившаяся в боку жаркая, колющая боль заставила его спросить Волка, не сможет ли тот понести его на закорках.
– Что? – переспросил Волк.
– Ну, знаешь. – И Джек показал, чего хочет.
Широкая улыбка расплылась по лицу Волка. Наконец он что-то понял. Наконец мог что-то сделать.
– Ты хочешь поехать на мне верхом! – радостно воскликнул он.
– Да, пожалуй…