– А что будет с нашими вещами?
Сингер нарочито вздохнул.
– Паршивая тварь, неужели ты думаешь, что мы захотим украсть что-то из вашего дерьма?
Джек воздержался от ответа.
Сингер вздохнул вновь.
– Ладно. Мы сохраним их для тебя, в конверте с твоим именем. В кабинете преподобного Гарденера внизу – там мы храним и ваши деньги, до полного вашего освобождения. Ясно? Заходи, не то я доложу о твоем неподчинении. Я серьезно.
Волк и Джек вошли в маленькую комнату. Когда Сингер с грохотом захлопнул дверь, над потолком автоматически зажегся свет, озарив каморку без окон, с металлической двухъярусной кроватью, маленькой раковиной в углу и металлическим стулом. Ничего больше. На побеленных стенах желтели отметины от скотча в тех местах, где крепились картинки, которыми украшали комнату ее прежние постояльцы. Щелкнул запирающийся замок, Джек и Волк увидели в маленьком прямоугольном окошке злобное лицо Сингера.
– Будьте хорошими мальчиками, – усмехнулся он и исчез.
– Нет, Джек, – простонал Волк. Всего какой-то дюйм отделял его макушку от потолка. – Волк не может здесь оставаться.
– Ты лучше сядь, – предложил Джек. – Хочешь занять нижнюю койку или верхнюю?
– Что?
– Займи нижнюю и сядь. Мы попали в беду.
– Волк знает, Джеки. Волк знает. Это плохое-плохое место. Не могу оставаться.
– Почему это плохое место? Я хочу сказать, откуда ты знаешь?
Волк тяжело опустился на нижнюю койку, бросил новую одежду на пол, взял с кровати книгу и брошюры. Переплет книги – разумеется, Библии – был изготовлен из какого-то пластика, напоминавшего синюю кожу. Брошюры назывались «Прямая дорога к вечной милости Господней» и «Бог любит тебя!».
– Волк знает. И ты тоже знаешь, Джеки! – Волк посмотрел на него, почти со злостью. Потом вновь перевел взгляд на брошюры, начал их вертеть, обнюхивать. Джек предположил, что раньше он книг не видел.
– Белый человек. – Эти слова Волк произнес так тихо, что Джек едва его расслышал.
– Белый человек?
Волк протянул ему одну из брошюр, на обратной стороне которой была черно-белая фотография преподобного Лучезарного Гарденера. Его роскошные седые волосы ерошил ветер, он стоял раскинув руки – носитель вечного милосердия, любимый Богом!
– Он, – продолжил Волк. – Он убивает, Джеки. Кнутами. Это одно из его мест. Ни одному Волку нельзя быть в его местах. Джеку Сойеру тоже. Никогда. Нам надо выбираться отсюда, Джеки.
– Мы выберемся, – ответил Джек. – Я тебе обещаю. Не сегодня, не завтра… нам надо продумать как. Но скоро.
Ноги Волка далеко вылезали за край кровати.
– Скоро.
«Скоро» – пообещал он, и Волку требовалось это обещание. Волк пребывал в ужасе. Джек не мог сказать, видел ли тот Осмонда в Долинах, но Волк определенно слышал о нем. Похоже, Осмонда, по крайней мере в семье Волка, боялись даже больше, чем Моргана. Однако, хотя и Волк, и Джек узнали Осмонда в Лучезарном Гарденере, последний их не признал, возможно, по одной из двух причин. Или Гарденер просто разыгрывал их, изображая неведение, или он был таким же двойником, как и мать Джека, связанным с человеком в Долинах, но знающим об этом только на глубинном уровне сознания.
В этом случае, а Джек думал, что так оно и есть, они с Волком могли выждать действительно удобный момент для побега. Они располагали временем, чтобы осмотреться, выяснить, что к чему.
Джек надел шершавую новую одежду. Крепкие черные башмаки весили несколько фунтов каждый и подходили на любую ногу. Не без проблем он убедил Волка надеть местную униформу. Потом оба легли. Джек услышал, как Волк захрапел, и через какое-то время задремал сам. В его снах мать находилась где-то в темноте и отчаянно звала на помощь.
Глава 22Проповедь
В пять пополудни в коридоре раздался электрический звонок – невыразительное протяжное дребезжание. Волк вскочил с нижней койки, при этом так сильно ударившись головой о верхнюю, что окончательно разбудил полусонного Джека. Через пятнадцать секунд или около того звонок перестал дребезжать, и тут же закричал Волк.
Пошатываясь, он проковылял в угол, обхватив голову руками.
– Плохое место, Джек! Плохое место прямо здесь и сейчас! Мы должны выбраться отсюда! Должны выбраться отсюда ПРЯМО ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС!
Раздался стук в стену.
– Заткните этого недоумка!
С другой стороны донеслось пронзительное, подвывающее ржание.
– Ваши души озаряет солнечный свет, парни! И, судя по тому, как голосит этот здоровяк, это приятно! – Снова пронзительный смех, больше похожий на крик ужаса.
– Плохо, Джек! Волк! Джейсон! Плохо! Плохо, плохо…
С обеих сторон коридора распахивались двери. Джек слышал грохот множества ног, обутых в тяжелые башмаки «Лучезарного дома».
Он спустился с верхней койки, заставляя себя шевелиться. Чувствовал, что еще не обрел полного контакта с реальностью – уже не спал, но еще и не проснулся. И когда Джек пытался пересечь маленькую комнатку, чтобы добраться до Волка, ему казалось, что вместо воздуха она заполнена густым сиропом. Он чувствовал себя таким уставшим… очень, очень уставшим.
– Волк, Волк, прекрати.
– Не могу, Джеки. – Волк рыдал, сжимая руками голову, словно боялся, что она взорвется.
– Ты должен, Волк. И нам пора выходить в коридор.
– Не могу, Джеки, – плакал Волк. – Это плохое место. Плохие запахи.
В коридоре кто-то – Джек подумал, что Гек Баст – крикнул:
– Все на исповедь!
– Все на исповедь! – завопил кто-то еще, и тут уж многие подхватили:
– Все на исповедь! Все на исповедь!
Это звучало как необычная футбольная речевка.
– Если мы хотим выбраться отсюда живыми, нам надо сохранять спокойствие.
– Не могу, Джеки, не могу сохранять спокойствие, плохое…
Их дверь могла открыться в любую минуту, впустив Баста или Сонни Сингера… возможно, обоих. Они не подчинились команде «все на исповедь», что бы это ни значило, и хотя новичкам в «Лучезарном доме» полагались какие-то поблажки, Джек считал, что их шансы на побег возрастут, если они как можно быстрее подстроятся под здешние правила. Но с Волком, похоже, все сильно усложнялось. Господи, я сожалею, что втянул тебя в эту историю, здоровяк, подумал Джек. Но вышло как вышло. И если мы не оседлаем сложившуюся ситуацию, она подомнет нас под себя. Придется обойтись с тобой жестоко, но это ради твоего же блага. И добавил, уже для себя: Я на это надеюсь.
– Волк, – прошептал он, – ты хочешь, чтобы Сингер опять начал меня бить?
– Нет, Джек, нет…
– Тогда тебе лучше выйти со мной в коридор. Ты должен помнить: от того, что и как ты делаешь, во многом зависит отношение Сингера и этого парня, Баста, ко мне. Сингер ударил меня из-за твоих камушков…
– Кто-то может ударить и его, – произнес Волк тихим, спокойным голосом, но глаза его вдруг сузились. Полыхнули оранжевым. На мгновение Джек увидел блеск белых зубов. И Волк не улыбался – просто его зубы вдруг стали больше.
– Даже не думай об этом, – отрезал Джек. – Станет только хуже.
Руки Волка повисли плетьми.
– Джек, я не знаю…
– Ты попытаешься? – Джек вновь нервно глянул на дверь.
– Я попытаюсь, – дрожащим шепотом выдохнул Волк. В его глазах стояли слезы.
Коридор верхнего этажа мог бы заливать яркий предвечерний солнечный свет – но не заливал. На высоких викторианских окнах в конце коридора, похоже, стояли специальные фильтры, и мальчишки могли выглянуть наружу (туда, где сиял настоящий солнечный свет), а свет проникнуть внутрь не мог. Он, казалось, падал замертво на узкие подоконники.
Сорок мальчишек стояли перед двадцатью дверьми, по десять с каждой стороны коридора. Джек и Волк появились гораздо позже остальных, но их опоздание прошло незамеченным. Сингер, Баст и еще двое парней нашли себе другую жертву и не обращали внимания на прочих.
Жертва – узкогрудый очкастый подросток лет пятнадцати – стояла по стойке смирно со спущенными на башмаки чиносами. Без трусов.
– Ты это еще не прекратил? – спросил Сингер.
– Я…
– Заткнись! – крикнул один из двух парней, составлявших компанию Басту и Сингеру. Все четверо были в синих джинсах, а не в чиносах, и в чистых белых водолазках. Джек скоро узнал фамилию крикнувшего парня – Уорвик. И четвертого, толстого, – Кейси.
– Когда мы захотим, чтобы ты говорил, тебе об этом скажут! – рявкнул Уорвик. – Ты все еще дергаешь своего хорька, Мортон?
Мортон трясся и молчал.
– ОТВЕЧАЙ ЕМУ! – взвизгнул Кейси. Этот толстячок чем-то напоминал злобного Твидлдума.
– Нет, – прошептал Мортон.
– ЧТО? ГРОМЧЕ! – рявкнул Сингер.
– Нет! – простонал Мортон.
– Если сможешь продержаться целую неделю, получишь обратно трусы, – произнес Сингер с таким видом, словно делает большое одолжение тому, кто этого не заслуживает. – А теперь подтяни штаны, маленький гаденыш.
Мортон, всхлипывая, нагнулся и подхватил штаны.
Мальчишки направились на исповедь и ужин.
Для исповеди использовалась большая комната с голыми стенами, расположенная напротив столовой. Оттуда просачивались сводящие с ума запахи тушеных бобов и хот-догов, и Джек видел, как ритмично раздувались ноздри Волка. Впервые в его тусклых глазах появился какой-то интерес.
Джек опасался «исповеди» гораздо больше, чем показывал Волку. Лежа на верхней койке, с руками под головой, он увидел что-то черное в верхнем углу комнаты. Подумал, что это какой-то дохлый жучок или оставшийся от него хитиновый панцирь, решил, что вблизи сможет разглядеть и паутину, в которую угодило насекомое. Приглядевшись, понял, что это «жучок», но созданный не природой. Маленький старомодный микрофон крепился к стене рым-болтом. От микрофона змеился провод, скрывавшийся в неровной дыре. Никто и не предпринимал особых усилий, чтобы скрыть микрофон. Он, похоже, входил в пакет предоставляемых услуг. Большие уши Лучезарного Гарденера.