Подростки набросились на них, как обученные псы. Джек успел один раз врезать Пибоди, а потом его крепко схватили за руки.
– Дайте бде ударить его! – прогнусавил Сонни, пытаясь пробиться к Джеку сквозь толпу. Его глаза сверкали яростью. – Я хотю ударить его!
– Не сейчас, – остановил Сонни Гарденер. – Возможно, потом. Мы за это помолимся, так, Сонни?
– Да. – Глаза Сонни засверкали еще сильнее. – Я буду молиться об этом весь день.
Как человек, наконец-то очнувшийся от долгого сна, Волк зарычал и огляделся. Увидел, что Джека схватили, увидел шприц и с легкостью отбросил державшую друга руку Педерсена. Из горла Волка вырвалось необычайно громкое рычание.
– Нет. Отпустите ЕГО!
Гарденер танцующей походкой подошел к Волку со спины, напомнив Джеку Осмонда, поворачивающегося к вознице на том грязном дворе. Блеснула игла. Волк развернулся, заревев, словно его ужалили, – и это было недалеко от истины. Он махнул рукой, чтобы вышибить шприц, но Гарденер оказался проворнее.
Остальные подростки, тупо наблюдавшие за происходящим, теперь в тревоге попятились к двери. Они не хотели попасться под руку большому разъяренному Волку.
– Отпустите ЕГО! Отпустите… его… отпустите его…
– Волк!
– Джек… Джеки…
Волк смотрел на Джека недоумевающими глазами, меняющими цвет от красновато-коричневого к оранжевому и мутно-красному. Он протянул волосатые руки, но Гектор Баст зашел со спины и ударом загипсованной руки свалил его на пол.
– Волк! Волк! – Джек не отрывал от него влажных яростных глаз. – Если ты убил его, сукин сын…
– Ш-ш-ш, мистер Паркер, – прошептал ему на ухо Гарденер, и Джек почувствовал, как игла вонзается в плечо. – Успокойся. Мы собираемся озарить светом твою душу. И возможно, увидим тебя катящим груженую тележку вверх по спиральной дороге. Скажи «аллилуйя».
Это слово последовало за ним в черное небытие.
Аллилуйя… аллилуйя… аллилуйя.
Глава 26Волк в ящике
Джек очнулся задолго до того, как об этом узнали другие, но осознание, кто он, что с ним случилось и в каком он положении, приходило постепенно: он напоминал солдата, который остался в живых после долгого и яростного артобстрела. Рука зудела в том месте, куда Гарденер воткнул иглу. Голова болела так сильно, что, казалось, пульсировали глазные яблоки. И ему ужасно хотелось пить.
По лесенке возвращения в реальность он поднялся еще на ступеньку, когда попытался почесать зудящее правое плечо левой рукой. И не смог. По той причине, что его руки оказались привязанными к телу. В нос бил запах старой заплесневелой парусины – так могла пахнуть скаутская палатка, много лет пролежавшая скатанной на чердаке. И только тогда (хотя из-под опущенных век он смотрел на нее никак не меньше десяти минут) Джек понял, в чем дело: на него надели смирительную рубашку.
Ферд понял бы это гораздо быстрее, Джеки. И мысль о Ферде помогла ему сосредоточиться, пусть голова и разламывалась от боли. Он чуть шевельнулся, добившись лишь того, что боль с новой силой прострелила голову, а зуд в плече стал нестерпимым. И не смог сдержать стон.
Гек Баст: «Он просыпается».
Лучезарный Гарденер: «Нет, быть такого не может. Укола, который я ему сделал, хватит, чтобы парализовать взрослого крокодила. Он останется в отрубе как минимум до девяти вечера, а сейчас ему что-то снится. Гек, я хочу, чтобы ты поднялся наверх и выслушал исповеди мальчиков. Скажи им, что вечерняя проповедь отменяется. Мне надо встретить самолет, и это будет только началом, возможно, очень долгой ночи. Сонни, ты останешься здесь и поможешь мне с бухгалтерией».
Гек: «Да нет, похоже, он просыпается».
Лучезарный: «Иди, Гек. И пусть Бобби Пибоди проверит Волка».
Сонни (фыркнув): «Ему там не очень нравится, правда?»
Эх, Волк, они посадили тебя в Ящик, опечалился Джек. Мне так жаль… моя вина… все это моя вина…
– Одержимым дьяволом не нравится путь к спасению души, – услышал он ответ Лучезарного Гарденера. – Когда бесы внутри начинают умирать, они кричат. Теперь иди, Гек.
– Да, сэр, преподобный Гарденер.
Джек услышал, но не увидел, как Гек выходит из кабинета. Он не решался открыть глаза.
Волка засунули в грубо сваренный вручную и снабженный мощными засовами Ящик, словно заживо похоронили в железном гробу. Он выл весь день, в кровь расшибая кулаки о стены, пиная намертво запертую на двойной засов дверь, пока от боли, поднимающейся по ногам, не заболел пах. Волк не мог выбраться из Ящика, молотя его кулаками или пиная ногами, и знал это, как знал и другое: на этот раз его не выпустят, как бы он ни кричал. Но он ничего не мог с собой поделать: сидеть взаперти для Волков хуже смерти.
Его крики слышались не только в непосредственной близости от «Лучезарного дома», но и на окрестных полях. Подростки, до ушей которых они доносились, нервно переглядывались, но ничего не говорили.
– Я видел его этим утром в туалете, как он начал драться, – доверительно сообщил Рой Оудерсфелт Мортону тихим, дрожащим голосом.
– Они правда гоняли друг другу шкурку? – спросил Мортон.
Из приземистого железного Ящика донесся очередной вопль Волка, и оба посмотрели в ту сторону.
– Еще как! – с жаром воскликнул Рой. – Сам я не видел, потому что низкого роста, но Бастер Оутс стоял в первом ряду, и он говорит, что у этого большого недоумка конец толщиной с пожарный шланг. Так и сказал.
– Господи! – В голосе Мортона слышалось почтение, возможно, вызванное прискорбными размерами собственного конца.
Волк выл весь день, но когда солнце начало садиться, замолчал. И наступившая тишина показалась мальчишкам еще более зловещей. Они часто переглядывались, но еще чаще смотрели – с нарастающей тревогой – на железный Ящик, который стоял посреди полоски голой земли на заднем дворе «Дома». Шесть футов в длину, три – в высоту, он выглядел бы как железный гроб, если бы не квадратное отверстие на западной стороне, забранное толстой стальной сеткой. Что там происходит? – гадали подростки. Даже во время исповеди, когда обычно они ни на что другое не отвлекались, головы то и дело поворачивались к единственному окну общей комнаты, хотя выходило оно на фасад, а не на задний двор, где стоял Ящик.
Что там происходит?
Гектор Баст знал, что они не могут сосредоточиться на исповеди, и его это раздражало, но он не мог заставить их не отвлекаться, не понимая, в чем дело. Подростки, жившие в «Доме», чего-то ждали. Их лица побледнели сильнее обычного, глаза блестели, как у наркоманов.
Что там происходит?
И посвященный без труда понял бы, что там происходило.
Волк уходил с луной.
Он почувствовал, что это произойдет, когда полоска солнечного света, проникавшая в вентиляционное окошко, начала подниматься все выше, а сам свет приобрел красноватый оттенок. Он знал, что уходить с луной еще рано, до полнолуния далеко, и Изменение причиняло боль. Однако он менялся, и такое могло случиться с любым Волком, если на него давили слишком сильно и слишком долго. Волк отчаянно сдерживал Изменение, зная, что этого хотел Джек. В этом мире он совершил ради Джека великие подвиги. О некоторых Джек имел смутное представление, но не мог в полной мере оценить, какой ценой давались они Волку.
Но теперь он умирал и уходил с луной, и поскольку второе облегчало первое – смерть становилась почти святой и, без сомнения, предначертанной, – Волк уходил с облегчением и в радости. Как это прекрасно, больше не бороться с самим собой.
И его рот вдруг наполнился зубами.
После ухода Гека послышались конторские звуки: мягкий скрип передвигаемых стульев, звяканье ключей на ремне Лучезарного Гарденера, открывшаяся, а потом закрывшаяся дверца шкафа.
– Абельсон. Двести сорок долларов тридцать шесть центов.
Звук нажимаемых клавиш. Питер Абельсон входил в состав УК. Как и все остальные члены УК, умный, симпатичный, без физических дефектов. Джек видел его лишь несколько раз, но думал, что Абельсон похож на Донди из комиксов, сироту-беспризорника с большими глазами.
– Кларк. Шестьдесят два доллара семнадцать центов.
Опять клавиши. Урчание, когда Сонни нажал «ИТОГО».
– Это действительно уменьшение, – заметил он.
– Я с ним поговорю, не волнуйся. И пожалуйста, давай без болтовни, Сонни. Мистер Слоут прибывает в Манси в четверть одиннадцатого, и ехать туда далеко. Я не хочу опоздать.
– Извините, преподобный Гарденер.
Гарденер сказал что-то еще, но Джек не расслышал. Упоминание Слоута огрело его как обухом, но при этом он не слишком удивился. Он чувствовал, что такое очень даже возможно. Гарденер с самого начала что-то заподозрил. Джек предположил, что он не хотел тревожить босса по мелочам. А может, не хотел признавать, что не в состоянии самостоятельно вытащить из Джека правду. Но в конце концов он позвонил… куда? На запад? На восток? Джек многое бы отдал за то, чтобы узнать, откуда летит Морган. Из Лос-Анджелеса? Из Нью-Хэмпшира?
Привет, мистер Слоут. Надеюсь, я вас не отрываю, но местная полиция привезла ко мне мальчика… если на то пошло, двух мальчиков, но меня заинтересовал один, умный. Я вроде бы его знаю. Или, возможно, мой… мой двойник его знает. Он назвался Джеком Паркером, но… Что? Описать его? Пожалуйста…
И шарик лопнул.
Пожалуйста, давай без болтовни, Сонни. Мистер Слоут прибывает в Манси в четверть одиннадцатого…
Время практически истекло.
Я говорил тебе, вали домой, Джек… теперь слишком поздно.
Все мальчики плохие. Это аксиома.
Джек чуть приподнял голову и оглядел комнату. Гарденер и Сонни Сингер сидели рядышком у дальнего края письменного стола. Сонни нажимал клавиши арифмометра, тогда как Гарденер называл ему все новые и новые суммы. Каждая следовала за фамилией члена УК, все фамилии шли в алфавитном порядке. Перед Лучезарным Гарденером лежала бухгалтерская кни