В середине декабря 1981 года мальчик по имени Джек Сойер стоял там, где соединялись вода и суша, держа руки в карманах и глядя на спокойный Тихий океан. Ему было двенадцать лет, и он был исключительно красив для своего возраста. Его темные волосы были длинными — возможно, даже слишком, — но морской ветер откинул их назад с красивого чистого лба. Он стоял и думал о своей матери, которая умирала, о друзьях, отсутствующих и присутствующих, и о мирах в мирах, мчащихся по своим орбитам.
Я прошел этот путь, подумал он и содрогнулся. От берега и до берега. Его глаза внезапно наполнились слезами. Он глубоко вдохнул соленый воздух. Он был здесь — и Талисман был близок.
— Джек!
Сначала Джек не оглянулся: его взгляд был прикован к Тихому океану, к солнечному свету, игравшему на гребнях волн. Он был здесь, он сделал это, он…
— Джек! — Ричард толкнул его в плечо, выводя из оцепенения.
— А?
— Смотри! — изумленно воскликнул Ричард, показывая куда-то вдоль дороги, в том направлении, где предположительно лежал Пойнт-Венути. — Смотри туда!
Джек посмотрел. Он понял удивление Ричарда, но сам не удивился, а если и удивился, то не больше, чем тогда, когда Ричард сообщил ему название мотеля, в котором они с отцом останавливались в Пойнт-Венути. Нет, он не был удивлен, но…
Но было чертовски приятно снова увидеть свою мать.
Ее лицо, двадцати футов в высоту, было более молодым, чем помнил Джек. Лили была такой, какой она выглядела на вершине своей карьеры. Ее волосы, превосходного золотистого оттенка, были собраны сзади в конский хвост. Ее беззаботная улыбка как бы говорила «иди к черту». Никто другой в фильмах не улыбался, как она, — это было ее изобретение. Она оглядывалась через обнаженное плечо. На Джека… на Ричарда… на голубой Тихий океан.
Это была его мать… но, когда он моргнул, лицо слегка изменилось. Линия подбородка и нижней челюсти слегка округлилась, скулы стали менее ярко выраженными, волосы — темнее, глаза — еще более голубыми. Теперь это было лицо Лауры де Луизиан, матери Джейсона. Джек снова мигнул, и вновь перед ним была его мать — его мать в возрасте двадцати восьми лет, улыбающаяся всему миру своей жизнерадостной, вызывающей улыбкой.
Это был рекламный щит. Сверху было написано:
— Джек, это твоя мама, — сказал Ричард. Его голос дрожал от волнения. — Это просто совпадение? Этого не может быть, так ведь?
Джек покачал головой. Нет, не совпадение.
Слово, на котором он остановил свой взгляд, было, конечно, «КОРОЛЕВА».
— Пойдем, — сказал он Ричарду. — Я думаю, мы почти на месте.
Они пошли бок о бок по дороге в сторону Пойнт-Венути.
Глава 38Конец пути
Джек внимательно изучил сутулую осанку и блестящее лицо Ричарда, пока они шли. Ричард выглядел так, словно он тащил себя только с помощью силы воли. Еще немного влажных волдырей появилось на его лице.
— Ты в порядке, Ричи?
— Нет. Я чувствую себя не очень хорошо. Но я могу идти. Нести меня не надо. — Он наклонил голову и уныло поплелся дальше. Джек видел, что его друг, у которого было так много воспоминаний о необычной маленькой железной дороге и необычной маленькой станции, страдал гораздо больше него от реальности, существовавшей сейчас, — ржавые рельсы, сломанные шпалы, ядовитый плющ… и, наконец, ветхое строение, потерявшее все прежние краски, строение, в котором что-то тяжело прокатилось в темноте.
«Я чувствую, словно моя нога попала в какой-то дурацкий капкан», — сказал Ричард, и Джек подумал, что он достаточно хорошо это понимает… но не с глубиной понимания Ричарда. Это была та глубина, которую он не сможет перенести. Кусок детства Ричарда был выжжен из него, вывернут наизнанку. Железная дорога и станция, смотревшая на них пустыми глазницами окон с выбитыми стеклами, должны были казаться Ричарду пародиями на самих себя, еще больше кусочков прошлого было разрушено тем, что он узнал о своем отце. Вся жизнь Ричарда начала проецироваться на плоскость Долин, но он мало был готов к таким изменениям.
Что касалось того, что Ричард говорил о Талисмане, Джек мог поклясться, что это было правдой, — Талисман знал, что они приближаются. Джек почувствовал это, когда увидел рекламный щит с портретом своей матери; теперь это ощущение было настойчивым и сильным. Словно огромный зверь проснулся в нескольких милях отсюда, и его мурлыканье заставляло землю дрожать… или как если бы в стоэтажном доме на горизонте зажглась единственная лампочка, сияющая так ярко, что свет ее скрывал звезды… или как если бы кто-нибудь включил самый большой в мире магнит, который тянул Джека за пряжку ремня, за мелочь в карманах и пломбы в зубах и не остановился бы, пока не втянул его в самое свое сердце. Это мурлыканье огромного зверя, внезапное яркое свечение, это магнитное притяжение — все это отдавалось эхом в груди Джека. Что-то там, в направлении Пойнт-Венути, желало Джека Сойера, и это что-то было большим. Огромным. Никакая маленькая вещь не могла обладать такой силой. Это нечто было размером со слона, размером с город.
И Джек не был уверен в своей способности обращаться с ним.
Талисман был заточен в волшебном и зловещем старом отеле, предположительно он был помещен туда не только для того, чтобы уберечь его от злых рук, но отчасти и потому, что, независимо от намерений, кто попало не смог бы обращаться с ним. Может быть, подумал Джек, Джейсон был единственным, кто мог что-либо делать с ним, не причиняя вреда ни себе, ни самому Талисману. Чувствуя силу и настойчивость притяжения, Джек мог только надеяться, что он не оробеет перед Талисманом.
— «Ты поймешь, Рич». — Ричард удивил его, заговорив снова. Его голос был тихим и слабым. — Мой отец сказал это. Он сказал, что я пойму. «Ты поймешь, Рич».
— Ага, — сказал Джек, беспокойно глядя на друга. — Как ты себя чувствуешь, Ричард?
Вдобавок к язвам, окружавшим его рот, у Ричарда появилась теперь красная сыпь на висках и на лбу, словно стая насекомых налетела и искусала его протестующую кожу. На секунду перед глазами Джека встало лицо Ричарда, каким оно было в то утро, когда Джек забрался к нему в окно в Домике Нельсона в Школе Тэйера: Ричард Слоут в очках, крепко сидящих на переносице, и в свитере, аккуратно заправленном в брюки. Вернется ли когда-нибудь этот безумно правильный, невозмутимый мальчик?
— Я еще могу идти, — сказал Ричард. — Но то ли это, что он имел в виду? Это ли то понимание, которого я должен достичь, или уже достиг, или?..
— У тебя появилось кое-что новое на лице, — сказал Джек. — Не хочешь ли ты немного отдохнуть?
— Не-а, — сказал Ричард, голос его звучал словно из бочки, — но я чувствую эту сыпь. Она чешется. Мне кажется, что она покрыла и всю мою спину тоже.
— Дай-ка я посмотрю, — сказал Джек. Ричард смиренно остановился посередине дороги. Он закрыл глаза и дышал ртом. Красные пятна горели у него на лбу и висках. Джек подошел к нему сзади, приподнял куртку и грязную голубую, застегнутую на все пуговицы рубашку. Пятна здесь были меньше, не больше укусов клеща, выглядели не так болезненно и покрывали всю площадь от тонких плеч Ричарда до середины его спины.
Ричард тяжело вздохнул.
— Там она у тебя тоже есть, но не такая плохая, — сказал Джек.
— Спасибо, — сказал Ричард. Он вобрал в себя воздух и поднял голову. Серое небо казалось достаточно тяжелым, чтобы рухнуть на землю. Внизу океан бился о скалы. — Это всего пара километров, действительно. Я смогу их пройти.
— Я понесу тебя на спине, если это понадобится, — сказал Джек, невольно показывая свою убежденность в том, что Ричарда уже давно надо было нести на руках.
Ричард покачал головой и предпринял безуспешную попытку заправить рубашку в брюки.
— Иногда… иногда мне кажется, что я не смогу…
— Мы войдем в этот отель, Ричард, — сказал Джек, беря Ричарда под руку и слегка подталкивая его вперед. — Я не имею ни малейшего представления о том, что нас там ждет, но мы с тобой войдем туда. Кто бы ни пытался нас остановить. Запомни это.
Ричард посмотрел на него наполовину испуганно, наполовину благодарно. Теперь Джек увидел неправильные очертания будущих опухолей, проступавшие на его щеках. И снова осознал силу, влекущую его вперед.
— Ты имеешь в виду моего отца? — сказал Ричард. Он заморгал, и Джеку показалось, что он старается не заплакать.
— Я имею в виду все, — сказал Джек не совсем уверенно. — Пойдем дальше, старина.
— Но что я должен понять? Я не понимаю… — Ричард оглянулся, моргая глазами без очков. Большая часть мира, вспомнил Джек, была для Ричарда расплывчатым пятном.
— Ты уже многое понимаешь, Ричи, — сказал Джек.
На секунду Ричард скривил рот в невыразимо горькой улыбке. Он был вынужден понять гораздо больше, чем он когда-либо хотел знать, и вдруг Джеку захотелось, чтобы время вернулось назад и он убежал бы среди ночи из Школы Тэйера один, без Ричарда. Но момент, когда он мог сохранить невинность Ричарда, был далеко позади, если вообще существовал когда-нибудь. Ричард был необходимой частью миссии Джека. Он чувствовал сильные руки, обвившиеся вокруг его сердца, — руки Джейсона, руки Талисмана.
— Мы идем дальше, — сказал он, и Ричард подстроился под ритм его широких шагов.
— Мы увидим моего отца в Пойнт-Венути, не так ли? — спросил он.
— Я позабочусь о тебе, Ричард. Теперь ты — стадо, — ответил Джек.
— Что?
— Никто не причинит тебе вреда, если ты, конечно, сам не зачешешь себя до смерти.