Но сейчас, стоя со сжатыми кулаками, он услышал голос отца: Какая польза человеку от того, что он получит весь мир, если потеряет своего сына?
На секунду этот желтый запах — запах пустого мотеля, запах бабушки, запах смерти — заполнил его ноздри, казалось, начал душить его, и Морган Слоут/Морган из Орриса испугался.
Какая польза человеку…
В «Книге благих советов» сказано, что человек не должен приносить в жертву семя свое, за это он…
Какая польза…
Этот человек будет проклят, проклят, проклят!
…человеку от того, что он получит весь мир, если он потеряет своего сына?
Вонь штукатурки. Сухой запах мышиного помета, превращающегося в пыль в темных пространствах за стенами. Безумцы. Безумцы на улицах.
Какая польза человеку?
Умер. Один сын умер в том мире, один — в этом.
Какая польза человеку?
Твой сын мертв, Морган. Наверняка. Умер в воде, или между сваями, или — наверняка! — наверху. Не смог пережить. Не смог…
Какая польза…
И вдруг он нашел ответ.
«Польза в том, что человек получает весь мир! — прокричал Морган в разрушающемся доме. Он засмеялся и снова начал мерить шагами комнату. — Человек получает весь мир, и этого вполне достаточно!»
Смеясь, он начал ходить все быстрее и быстрее, и вскоре из его сжатых кулаков начала капать кровь.
Примерно через десять минут подъехал автомобиль. Морган подошел к окну и увидел Солнечного Гарднера, пулей вылетающего из «кадиллака».
Несколько секунд спустя Гарднер уже колотил в дверь обоими кулаками, как трехлетний ребенок в приступе гнева колотит по полу. Морган увидел, что этот человек совершенно обезумел, и задумался о том, хорошо это или плохо.
— Морган! — орал Гарднер. — Открой, господин мой! Новости! У меня есть новости!
Я видел все твои новости через свой бинокль. Постучи в дверь еще немного, Гарднер, а я тем временем подумаю. Хорошо ли то, что ты сошел с ума, или плохо?
«Хорошо», — решил Морган. Из Индианы Гарднер сбежал в критический момент, сбежал, не покончив с Джеком. Но теперь великое горе сделало его человеком, которому можно доверять. Если бы Моргану понадобился пилот-камикадзе, Солнечный Гарднер первым бы сел в самолет.
— Открой мне, господин мой! Новости! Новости! Нов…
Морган открыл дверь. Несмотря на то что был ужасно взволнован, он предстал перед Гарднером с совершенно спокойным лицом.
— Спокойно, — сказал он. — Спокойно, Гард, а то у тебя сосуды полопаются.
— Они пошли к отелю… пляж… стреляли по ним, пока они были на берегу… эти идиоты промахнулись… в воде, я думал… что мы достанем их в воде… но твари из глубин всплыли… я не выпускал его из виду… я ВИДЕЛ этого проклятого мальчишку… а потом… твари… они… они…
— Медленнее, — сказал Морган, пытаясь успокоить его. Он достал бутылку из внутреннего кармана, затем передал ее Гарднеру, который отвинтил пробку и выпил два больших глотка. Морган ждал. Его лицо было милостивым и спокойным, но на лбу пульсировала вена, а кулаки все время сжимались и разжимались.
Добрались до отеля, да. Морган видел забавный плот с лошадиной головой и резиновым хвостом.
— А что мой сын? — спросил он Гарднера. — Что говорят твои люди, он был жив или мертв, когда Джек посадил его на плот?
Гарднер покачал головой, но глаза его сказали правду: «Никто не знает точно, господин мой. Одни говорят, что он двигался, другие говорят, что нет».
Не играет роли. Если даже он был жив тогда, все равно он уже мертв. Стоит ему только вдохнуть воздух того места, и его легкие взорвутся.
Щеки Гарднера покраснели, глаза были влажными. Он не отдал бутылку и все еще держал ее в руках. Слоут чувствовал себя прекрасно. Ему не хотелось ни виски, ни кокаина. Он был в том состоянии, которое хиппи шестидесятых называли «полный кайф».
— Начни сначала, — сказал Морган, — и постарайся рассказать все спокойно и по порядку.
Единственное, о чем не упомянул Гарднер в первый раз, было присутствие старого ниггера на берегу, но Морган почти угадал это. Он не стал останавливать Гарднера. Голос Гарднера успокаивался, гнев утихал. Пока Гарднер говорил, Морган еще раз обдумал свои планы, с легким сожалением исключая своего сына из уравнения. Какая польза человеку? Человек получает целый мир, и мира достаточно… или, в данном случае, миров. Для начала двух, и еще больше, если дело пойдет. Я смогу владеть ими, если захочу — я могу стать кем-то вроде Бога Всей Вселенной.
Талисман. Талисман — это…
Ключ?
Нет, о нет.
Не ключ, а дверь, стоящая между ним и его судьбой. Он не хотел открыть эту дверь, он хотел ее уничтожить, уничтожить целиком и полностью, навеки, так, чтобы она уже никогда не закрылась.
Когда Талисман будет разбит, все эти миры будут его мирами.
— Гард! — сказал он, снова начав ходить по комнате.
Гарднер вопросительно посмотрел на Моргана.
— Какая польза человеку? — нежно прощебетал Морган.
— Мой господин, я не поним…
Морган остановился перед Гарднером, его глаза горели, лицо подергивалось. Стало лицом Моргана из Орриса. Снова стало лицом Моргана Слоута.
— Человек получает весь мир, — сказал Морган, кладя руки на плечи Осмонда. Когда он убрал их секунду спустя, Осмонд снова стал Гарднером. — Человек получает весь мир, и всего мира достаточно.
— Господин мой, я не понимаю, — сказал Гарднер, глядя на Моргана так, будто тот сошел с ума. — Я думаю, они вошли внутрь. Туда, где ОН. Мы пытались подстрелить их, но твари… твари из глубин… всплыли и защитили их, точно как было сказано в «Книге благих советов»… а если они внутри… — Гарднер повышал голос. Глаза Осмонда были наполнены одновременно страхом и ненавистью.
— Я понимаю, — сказал Морган, утешая. Его лицо и голос снова были спокойными, но кулаки работали, и кровь капала на заплесневелый ковер. — Ну конечно, да-да-да, в самом деле, тра-та-та. Они вошли внутрь, и мой сын никогда не выйдет оттуда. Ты потерял своего, Гард, и теперь я потерял своего.
— Сойер! — крикнул Гарднер. — Джек Сойер! Джейсон! Этот…
Гарднер начал изрыгать проклятия, и это продолжалось почти пять минут. Он проклинал Джека на двух языках. Его голос грохотал и был наполнен горем и гневом. Морган стоял и спокойно слушал.
Когда Гарднер остановился, горестно вздохнул и сделал еще один глоток из бутылки, Морган сказал:
— Верно! Трижды верно! Теперь послушай, Гард, — ты слушаешь?
— Да, мой господин.
Глаза Гарднера/Осмонда светились вниманием.
— Мой сын никогда не выйдет из Черного отеля, и я не думаю, что Сойер сможет выйти оттуда. Очень может быть, что он не в достаточной степени Джейсон, чтобы совладать с тем, что есть там внутри. ОНО может его убить, или свести с ума, или забросить его за сто миров. Но он может и выйти наружу, Гард. Да, он может.
— Он гадкий, он самый гадкий сукин сын из когда-либо рождавшихся, — прошептал Гарднер. Его пальцы сжимали бутылку… сжимали… сжимали… и вот уже от его пальцев поползли трещины по стеклу.
— Ты говоришь, что на берегу этот старый ниггер?
— Да.
— Паркер, — сказал Морган, и в тот же момент Осмонд сказал:
— Паркус.
— Мертвый? — спросил Морган без особого интереса.
— Я не знаю. Наверное, да. Должен ли я послать человека, чтобы проверить?
— Нет! — резко сказал Морган. — Нет, но мы пойдем туда, где он, да, Гард?
— Зачем?
Морган улыбнулся:
— Да. Ты… я… все мы. Потому что если Джек выйдет из отеля, он в первую очередь пойдет туда. Он не оставит своего старого приятеля, не так ли?
Теперь Гарднер тоже заулыбался.
— Нет, — сказал он, — нет.
Впервые Морган почувствовал ноющую, пульсирующую боль в руках. Он разжал кулаки и задумчиво посмотрел на кровь, сочившуюся из полукруглых ранок на ладонях. Улыбка его не исчезла. Она даже стала шире.
Гарднер смиренно смотрел на него. Великое ощущение силы наполнило Моргана. Он поднял окровавленную руку к шее и положил ее на ключ, разбрасывающий молнии.
— Это дает человеку весь мир, — прошептал он. — Теперь все скажите «аллилуйя».
Губы растянулись еще шире. Он улыбался нездоровой желтой улыбкой злого волка — волка старого, но еще хитрого, крепкого и сильного.
— Пойдем, Гард, — сказал он. — Пойдем на берег.
Глава 41Черный отель
Ричард Слоут не был мертв, но когда Джек поднял его, он был без сознания.
Кто теперь стадо? — спросил Волк в его голове. Будь осторожен, Джеки! Волк! Будь…
ИДИ КО МНЕ! ИДИ КО МНЕ! — пел Талисман своим сильным беззвучным голосом. — ИДИ КО МНЕ, ПРИВЕДИ СТАДО, ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО, ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО И…
— …и все будет в порядке, — сказал Джек с шотландским акцентом.
Он двинулся вперед и чуть было не свалился, оступившись, обратно в люк. Кровь стучала в ушах, и на секунду Джек почувствовал, что его сейчас вырвет в серую воду, омывающую сваи внизу. Потом он взял себя в руки и захлопнул люк ногой. Теперь до его ушей доносился только звук флюгеров — кабалистических медных знаков, неугомонно вращающихся в небе.
Джек повернулся к «Эджинкорту».
Он увидел, что стоял на широкой террасе, поднятой над водой. Когда-то модные люди двадцатых и тридцатых сидели здесь после обеда в тени зонтиков, пили свои коктейли, может быть, почитывая последний роман Эдгара Уоллеса или Эллери Куин, а может быть, просто глядя в ту сторону, где в дымке смутно вырисовывались очертания острова Лас-Кавернас, напоминающего сине-серую спину кита, спящего на горизонте. Мужчины в белом, женщины в пастельном.
Когда-то, может быть.
Сейчас доски под ногами растрескались. Джек не знал, в какой цвет терраса была выкрашена раньше, но теперь она стала черной, как и весь отель. Цвет этого места был таким же, каким он должен был быть у злокачественной опухоли в легких его матери, как представлял себе Джек.