В двадцати футах от Джека находились те самые «окна-двери», через которые в старые времена проходили гости. Они были покрыты широкими мазками грязи и напоминали незрячие глаза.
На одном из них была надпись:
Звук волн. Звук крутящихся железок на крутых крышах. Запах морской соли и пролитых напитков — напитков, пролитых давным-давно прекрасными людьми, которые теперь покрылись морщинами или умерли. Запах самого отеля. Джек снова посмотрел на грязное окно и без особого удивления увидел, что надпись уже изменилась:
(Кто теперь стадо?)
— Ты, Ричи, — сказал Джек. — Но не только ты.
Ричард издал храпящий, протестующий звук в руках у Джека.
— Пора, — сказал Джек и пошел. — Еще полтора километра. Так или иначе.
Грязные окна, казалось, расширились, когда Джек направился к «Эджинкорту», словно отель встречал его со слепым, но презрительным удивлением.
Неужели ты думаешь, малыш, что сможешь войти сюда, и надеешься выйти обратно? Ты думаешь, что ты действительно Джейсон?
Красные искры, такие же, как и в воздухе, вспыхивали и пробегали по стеклу. Они скатились по медным ручкам дверей и слились там воедино. Ручки начали тускло светиться, как железо на наковальне.
Давай, малыш, прикоснись, попробуй.
Однажды, в возрасте шести лет, Джек положил палец на холодную спираль электрического обогревателя и повернул ручку управления в крайнее положение. Ему было интересно, как быстро спираль нагреется. Секунду спустя он, крича от боли, отдернул палец, уже покрывшийся волдырями. В комнату вбежал Фил Сойер, посмотрел, что случилось, и поинтересовался у Джека, давно ли у него возникло это странное желание сжечь себя заживо.
Джек смотрел на тускло светящиеся ручки.
Давай, малыш. Помнишь, как тебя обжег обогреватель? Ты думал, что времени достаточно, чтобы убрать палец, но он сразу тебя обжег, не так ли? А как, по-твоему, это будет сейчас, Джек?
Еще несколько искр стекли к ручкам по поверхности застекленных дверей. Ручки стали красно-белыми, приближаясь к точке плавления. Если он прикоснется к ручке, она стечет ему в руку, сжигая плоть, обугливая сухожилия, доводя кровь до кипения. Агония не будет похожа на что-либо, что он чувствовал раньше.
Он подождал секунду, держа Ричарда на руках, надеясь, что Талисман снова позовет его или что «Джейсон в нем» выйдет наружу. Но вместо этого в голове зазвучал голос матери:
Тебя что-то или кто-то толкает вперед, Джеки? Давай, парень, ты все решил сам, ты можешь идти, если ты действительно хочешь. Кто еще сделает все это, если не ты?
— О’кей, мама, — сказал Джек. Он слегка улыбнулся, но голос его дрожал от страха.
Он протянул руку и взялся за дверную ручку.
Ручка была теплой — и все. Когда Джек повернул ее, красное свечение исчезло со всех ручек. Когда он толкнул дверь внутрь, Талисман снова запел, вызывая мурашки по всему телу: МОЛОДЕЦ! ДЖЕЙСОН! КО МНЕ! ИДИ КО МНЕ!
С Ричардом на руках он шагнул в столовую Черного отеля.
Пересекая порог, он почувствовал неживую силу — что-то вроде мертвой руки, — пытающуюся выпихнуть его обратно. Джек приложил усилие, и противоборствующая сила ослабла.
В комнате не было совсем темно, но грязные окна пропускали очень мало тусклого света, и Джеку казалось, будто он в тумане или ослеп. Здесь царил запах гниения стен, где штукатурка медленно превращалась в кашу: запах пустого времени и кислой темноты. Но здесь было еще что-то, Джек знал об этом и боялся этого.
Потому что это место не было пустым.
Что именно здесь должно произойти, он не знал, но он знал, что Слоут никогда не осмеливался войти сюда, и он догадывался, что никто другой не бывал здесь тоже. Воздух был тяжелым и неприятным, словно наполненным медленно действующей отравой. Он чувствовал потаенные комнаты, наклонные лазы и тупики. Они давили на него. Здесь было безумие, ходячая смерть, странная иррациональность. Джек не мог найти слов, чтобы выразить это, но он чувствовал все это… он знал, что это было здесь. Так же как он знал, что все Талисманы Вселенной не смогут защитить его от этих вещей. Он вступил в странное ритуальное действо, исход которого, он чувствовал, отнюдь не был предрешен.
Он был один.
Что-то коснулось его затылка. Джек махнул рукой, и нечто откатилось в сторону. Это был огромный черный паук, висящий на нити. Ричард застонал. Джек поднял голову и увидел паутину, опутавшую давно замерший вентилятор с лопастями из твердого дерева. Тело паука было раздуто. Джек видел его глаза. Он не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь видел паучьи глаза. Джек начал обходить паука, направляясь к столам. Паук поворачивался на нити, следуя за ним.
Шерртоф воррр! — вдруг завизжал он.
Джек закричал и панически прижал к себе Ричарда. Эхо от его крика гуляло под высоким потолком столовой. Где-то во тьме раздался металлический щелчок, и что-то засмеялось.
Шерртоф воррр! Шерртоф ВОРРР! — завизжал паук и внезапно поднялся обратно в свою паутину под потолком.
С тяжело бьющимся сердцем Джек пересек столовую и положил Ричарда на один из столов. Мальчик снова слабо застонал. Джек чувствовал ужасные опухоли под его одеждой.
— Придется покинуть тебя на некоторое время, приятель, — сказал Джек.
Из теней сверху: …Я… я присмотрю… присмотрю за ним… за ним… шертоф… шертоф воррр… Послышался мрачный смех.
Под столом, на который Джек положил Ричарда, лежала стопка скатертей. Верхние две или три из них были склизкими от плесени, но где-то в середине стопки он нашел одну не очень плохую. Он развернул ее, укрыл ею Ричарда по шею и пошел прочь.
Голос паука доносился с лопастей вентилятора и затухал во тьме, которая пахла гниющими мухами и шмелями: «…Я присмотрю за ним, шертоф ворр…»
Джек посмотрел вверх, но не увидел паука. Он мог представить его маленькие холодные глазки, но это было только его воображение. Ему вдруг представилась ужасная картина: паук опускается на лицо Ричарда, пробирается между губами и залезает к Ричарду в рот, все время напевая: Шертоф ворр, шертоф ворр, шертоф ворр…
Он подумал о том, чтобы накрыть скатертью и лицо Ричарда, но понял, что не может превратить Ричарда в нечто напоминающее труп — это было бы почти как смирение с участью.
Он остановился в нерешительности, понимая, что его нерешительность радовала здешние силы, — что угодно, лишь бы он держался подальше от Талисмана.
Он запустил руку в карман и извлек большой темно-зеленый мраморный шарик. Волшебное зеркало в другом мире. У Джека не было повода считать, что в нем есть особая сила против сил зла, но эта вещь пришла из Долин, а кроме Проклятых Земель, Долины по своей природе были добром. А природное добро, рассудил Джек, должно иметь силу против зла.
Он вложил мраморный шарик в руку Ричарду.
Откуда-то сверху раздался смех паука.
Джек наклонился над Ричардом, стараясь игнорировать запах болезни, так похожий на запах этого места, и прошептал:
— Держи это, Ричи. Держи это крепко, дружок.
— Не… дружком, — пробормотал Ричард, но его рука слабо сжала мраморный шарик.
— Спасибо, Ричи, — сказал Джек. Он нежно поцеловал Ричарда в щеку и пошел через столовую к закрытым двустворчатым дверям в дальнем ее конце. Как в «Альгамбре», подумал он. Там столовая выходит в парк, здесь столовая выходит на террасу, висящую над водой. И тут, и там есть двустворчатые двери, ведущие в остальную часть отеля. Пересекая столовую, он снова почувствовал сопротивление мертвой руки — отель пытался вытолкнуть его наружу.
Забудь об этом, подумал Джек и продолжил движение.
Сила сразу ослабла.
У нас есть и другие средства, прошептали двери, когда он приблизился к ним. И снова Джек услышал слабый глухой металлический лязг.
Ты беспокоился о Слоуте, шептали двери, но теперь это были не только они — теперь голос, слышимый Джеком, был голосом всего отеля: Ты беспокоился о Слоуте, о плохих Волках, о тварях, похожих на козлов, о баскетбольных тренерах, которые на самом деле не баскетбольные тренеры; ты беспокоился об оружии, пластиковой взрывчатке и волшебных ключах. Нас здесь эти вещи не беспокоят. Они ничего для нас не значат. Морган Слоут для нас не более чем суетливый муравей. Ему было отведено только двадцать лет, а это даже меньше промежутка между нашими вдохами. Здесь, в Черном отеле, нас заботит только Талисман — связующее звено всех возможных миров. Ты пришел сюда как взломщик, чтобы украсть у нас то, что принадлежит нам, и мы говорим тебе еще раз: у нас есть и другие средства против шертофых воррров вроде тебя. И если ты не отступишь, ты узнаешь, что это за средства, но тогда будет уже поздно отступать.
Джек толчком открыл сначала одну дверь, потом другую. Ролики неприятно заскрипели, покатившись по полозьям впервые за долгие годы.
За дверями был темный коридор. Который ведет в холл, подумал Джек. А потом, если это место такое же, как и «Альгамбра», нужно будет подняться на один этаж по главной лестнице.
На втором этаже должен быть большой танцевальный зал. А в этом танцевальном зале должна быть вещь, за которой он пришел.
Джек еще раз оглянулся, увидел, что Ричард не движется, и шагнул в коридор. Он закрыл двери за собой.
Он медленно пошел по коридору; его изношенные и грязные кроссовки шуршали по гниющему ковру.
Немного дальше Джек увидел еще одни двери, на которых были изображены птицы.
Рядом находились клубные комнаты. Здесь была комната «Золотого Штата», прямо напротив — комната «Сорок Девятых». В пяти шагах дальше была комната «Мендосино» (на нижней панели двери из красного дерева была надпись: «ТВОЯ МАТЬ УМЕРЛА В МУКАХ!»). Вдали, в конце коридора — невозможно далеко! — виднелся водянистый свет. Холл.