Умерла, закончил за него злобный голос. Умерла, Джек. Совсем умерла.
Нет!!!
Он почувствовал, как горячие потоки слез застилают глаза и стекают по щекам.
— Почему такой печальный, малыш?
Он вытер глаза, посмотрел вверх и увидел продавца ковров, беспокойно глядящего на него. Он был такой же большой, как шашлычник, его руки и грудь тоже покрывала татуировка, но у этого человека улыбка была открытой и светлой.
— Ничего, все в порядке, — сказал Джек.
— Если «ничего» заставляет тебя выглядеть таким образом, тогда подумай о «чем-нибудь».
— Неужели я так плохо выгляжу? — спросил Джек, слегка улыбаясь.
Он произнес эти слова совершенно автоматически, в этот момент не осознавая, где он и кто он, — может быть, поэтому продавец ковров не уловил в его речи ничего странного или выбивающегося из ритма.
— Э-э, мальчуган, да ты выглядишь так, как будто потерял своего лучшего друга. Как будто с севера пришел Дикий Белый Волк и сожрал его у тебя на глазах, орудуя серебряным ножом и вилкой.
Джек снова улыбнулся. Продавец ковров отвернулся и из маленькой коробки справа от самого большого ковра взял какой-то овальный предмет с короткой рукоятью. Когда он повернул его так, что на него попал луч солнечного света, Джек увидел, что это зеркало. Оно было маленьким и грязным — глядя на него, можно было подумать, что его только что облили молоком и присыпали пеплом.
— Подойди сюда, мальчик, — сказал продавец ковров. — Посмотри на себя и удостоверься, что я прав.
Джек посмотрел в зеркало и открыл рот — он был настолько ошеломлен увиденным, что сердце едва не перестало биться. Это был, несомненно, он, но выглядел он как житель Острова Развлечений в диснеевском варианте «Пиноккио», где некий злой волшебник, стреляющий из водяного пистолета и курящий сигары, превращал мальчиков в осликов. Его глаза, обычно круглые и голубые, какими их сделало англосаксонское происхождение, теперь стали коричневыми и узкими. Волосы, жирные и свалявшиеся, свисали с головы наподобие гривы, неровными прядями спадая на лицо. Он поднял руку, чтобы отбросить их назад, рука нащупала только кожу лба, но в зеркале его пальцы поправили волосы! Он услышал, как смеются вокруг довольные люди. Самое удивительное, что уши Джека-ослика свисали ниже подбородка. Пока он смотрел, одно из них шевельнулось.
Внезапно он подумал: У меня было такое!
И вслед за этим: У меня было такое в моей волшебной Стране Мечты. Но в его нормальном мире оно было… было…
Ему тогда только что исполнилось четыре года. В нормальном мире (незаметно для себя он перестал думать о нем как о реальном мире) у него был большой стеклянный шарик, розовый внутри. Однажды, когда он сидел и играл с ним, шарик покатился по цементной дорожке перед домом и, прежде чем Джек успел его поймать, угодил в сточную канаву. Он потерян навсегда, думал мальчик тогда, сидя на бордюрчике, закрыв лицо грязными руками и плача горькими слезами. Но сейчас эта старая игрушка не казалась ему такой удивительной, как тогда, когда ему было четыре, а может, даже три года. Джек улыбнулся своим воспоминаниям. Изображение в зеркале изменилось, и Джек-ослик стал Джеком-котом, лицо его вытянулось от удивления. Глаза из коричневых, как у ослика в зоопарке, превратились в зеленые, как у кота Тома. Теперь уже маленькие, покрытые серой шерстью ушки торчали из макушки — из того же самого места, откуда раньше свисали длинные уши осла.
— Вот так-то лучше, — сказал торговец. — Намного лучше, сынок. Мне нравится, когда дети счастливы. Счастливый ребенок — здоровый ребенок, а здоровым детям легче найти свое место в жизни. Об этом сказано в Библии, и если это не так, то должно быть так. Я, наверное, запишу эти слова в тетрадку, если смогу когда-нибудь наскрести в карманах достаточно денег, чтобы купить ее. Хочешь такое зеркало?
— Да! — крикнул Джек. — Очень хочу!
Он полез за своими палочками, позабыв о бережливости.
— Сколько оно стоит?
Продавец нахмурился и быстро осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.
— Убери деньги, сынок. Засунь их поглубже, чем они лежали. Начнешь лишь деньги доставать — и тут же их потеряешь. Воров и прочей твари немало на базаре.
— Что-что?
— А ничего. Оно ничего не стоит. Возьми его — я дарю. Половина таких зеркал каждый день разбивается в моем фургоне, когда я трясусь сюда. А матери обычно оттаскивают своих детей от зеркал, потому что они не в состоянии их купить.
— Ну хорошо хоть, вы этого не отрицаете, — сказал Джек.
Продавец посмотрел на него с удивлением, а потом, после небольшой паузы, они оба громко рассмеялись.
— Счастливый мальчик с острым язычком, — сказал торговец коврами. — Я хотел бы с тобой встретиться, когда ты будешь повзрослее и посмелее, сынок. Твой язык, мой человечек, мы возьмем с собою и количество насечек быстренько утроим.
Джек хихикнул. Этот парень придумывал стихи намного лучше, чем те рэпмены, записи которых постоянно крутят по «Шугархилл Ганг».
— Спасибо, — сказал он (широкая, просто невозможно широкая улыбка оттопырила усы кота в зеркале). — Большое вам спасибо!
— Благослови тебя Господь! — сказал торговец, затем, немного подумав, добавил: — И смотри за своими деньгами!
Джек двинулся дальше, аккуратно положив волшебное зеркало в карман камзола, рядом с бутылкой Спиди.
И через каждые несколько минут он опускал руку во второй карман, чтобы убедиться, что его палочки на месте.
Он полагал, что знает, как выглядят воры.
Через два прилавка от щедрого продавца ковров человек с черной повязкой, закрывавшей один глаз, с запахом винного перегара изо рта и видом мошенника пытался продать подошедшему фермеру огромных размеров петуха. Он уверял фермера, что если тот сейчас купит этого петуха и пустит его к своим курам, то ближайшие двенадцать месяцев он сможет питаться одними яйцами и у него еще будет оставаться на продажу.
Джек, однако, не присматривался к хваленому петуху и не слушал расхваставшегося продавца. Он присоединился к толпе ребятишек, следивших за аттракционом, который представлял другой, тоже одноглазый человек. В руках тот держал плетеную клетку с попугаем — по размерам он был почти такой же, как глазевшие на него дети, и темно-зеленый, словно бутылка из-под пива «Хейнекен». Глаза отливали золотом… да, все четыре глаза. Как и лошадь, которую Джек видел в конюшне королевского дворца, попугай был двухголовым. Обхватив перекладину своими большими желтыми лапами, он смотрел одновременно в разные стороны, так что оба его хохолка соприкасались.
Попугай разговаривал сам с собой, к шумной радости детишек. Джек с изумлением обнаружил, что, несмотря на то что их внимание было приковано к попугаю, никто не находил в нем ничего странного и ни капельки не удивлялся. Они не были похожи на детей, первый раз пришедших в кинотеатр, ерзающих на стульях и глядевших на экран во все глаза. Скорее они напоминали мальчиков и девочек, которые каждое субботнее утро смотрят мультсборники. Конечно, какое-то удивление присутствовало, да, но не такое, какое бывает, когда впервые видят что-нибудь необычное. Но скажите — кто должен удивляться больше всех, как не самые маленькие?
— Оррррк! Что выше всего? — интересовалась правая голова.
— Цена на такого попугая, как мы, — отвечала левая, и дети хихикали.
— Крррк! Какова великая правда дворянства? — снова спрашивала правая.
— Король — он всегда Король, а для всех остальных достаточно титула рыцаря, — четко декламировала левая.
Джек улыбнулся, несколько ребят постарше рассмеялись, но младшие только молча наблюдали за происходящим.
— А что такое чулан миссис Спретт? — озадачила на этот раз правая голова.
— Это то, чего не видел ни один мужчина! — выкрутилась левая.
Джек не понимал, о чем идет речь, но дети вокруг просто падали со смеху.
Попугай торжественно вонзил когти в перекладину и несколько раз ляпнул в солому клетки.
— А что до смерти напугало среди ночи Алана Дестри?
— Он увидел свою жену, гроок, выходящую из бани!
Фермер уходил, оставляя в руках одноглазого продавца его хваленого петуха. Продавец с ненавистью уставился на детей и на своего одноглазого, но не столь сильного соседа:
— Пошли все вон отсюда! Пошли вон, пока я не поотбивал ваши задницы!
Толпа разбежалась. Джек тоже побрел дальше, провожая прощальным взглядом через плечо исчезающего в толпе замечательного попугая.
У следующего прилавка он отломил еще две насечки за яблоко и кружку молока — сладчайшего молока, лучше которого он никогда не пробовал. Джек подумал, что если бы такое молоко появилось в его мире, то компании «Нестле» и «Херши» обанкротились бы в течение недели.
Он уже допивал свою кружку, когда увидел семью Генри, которая медленно двигалась в его направлении. Он отдал кружку женщине за прилавком, и она тут же выплеснула остатки в большую деревянную бочку за спиной. Джек заспешил прочь, облизывая мокрые губы и надеясь, что ни у кого, кто пил из этой кружки до него, не было сифилиса, проказы, холеры или чего-нибудь в этом роде. Потом он немного успокоился, решив, что такие ужасные болезни вряд ли распространены здесь, в этом мире.
Он пошел дальше по главному ряду базара, миновал клоунов, миновал двух толстых женщин, продававших горшки и кастрюли (долинный вариант фарфора, подумал Джек и улыбнулся), миновал удивительного двухголового попугая (его хозяин отошел лишь на несколько шагов от того места, с которого был выдворен), прошел мимо одноглазого продавца (он сейчас пил из бутылки с едва очищенным от сургуча горлышком, раскачиваясь от одного края прилавка к другому, держа своего любимого петуха за шею, отчего на тупом… лице?.. птицы появилось удивленно-печальное выражение, и свирепо кричал на прохожих в перерывах между глотками — Джек заметил, что его костлявая правая рука украшена желтовато-белыми пятнами гуано, — и строил страшные рожи), перешел через открытое пространство вроде площади, где собирались фермеры. Здесь он любопытства ради остановился на минутку. Многие фермеры курили глиняные труб