Джек вздохнул с облегчением. Выражение полустраха-полуотвращения появилось на большом потном лице Эмори Лайта. Он вернулся к машине, сел в нее и так резко дал задний ход, что едва не врезался в проезжающий мимо грузовик. (Раздался громкий рев клаксона, водитель грузовика, высовываясь из кабины, погрозил Лайту.)
Теперь оставалось только стоять на дороге, голосуя появляющимся из-за поворота машинам и надеясь, что кто-нибудь подберет его, прежде чем пойдет дождь.
Джек снова оглянулся по сторонам. Скверно, гнусно. Эти слова сами собой пришли в голову, пока он вглядывался в эту запущенную местность. Джек чувствовал здесь смерть — не только в этих пустых лесах или на дороге, соединяющей Огайо и Индиану, а смерть, охватившую всю страну, по которой он путешествовал. Джек подумал, что временами он даже может ВИДЕТЬ ее — ужасную темно-коричневую тень, похожую на газ, вылетающий из выхлопной трубы стремительно несущегося «Дженни Пэта».
Вернулась новая тоска — Джек хотел обратно в Долины, хотел увидеть глубокое темно-синее небо и легкую кривизну горизонта…
Но это повторяет случай с Джерри Бледсо.
…Ничего не понимаю в этом… единственное, что я понимаю, — у тебя навязчивая идея…
Джек чихнул три раза подряд, вздохнул и проглотил плотный комок в горле. «Да, это простуда. Я заболел. Сильно. Десять градусов, собирается дождь, никто не подбирает, и я сейчас…»
Ход мыслей резко прервался. Джек во все глаза смотрел на автостоянку, широко открыв рот. В первую ужасную секунду он едва не намочил штаны. Земля качнулась под ногами. В глазах потемнело. На одной из двух десятков, или около того, площадок автостоянки стоял некогда зеленый, а теперь густо припорошенный дорожной пылью «BMW» дяди Моргана. Ошибки быть не может… Нет, не может. Калифорнийская суетливость сократила Моргана Лютера Слоута до МЛС. Стоящий, он выглядел так, будто стремительно мчался.
Но если он летал в Нью-Хэмпшир, откуда здесь взялась его машина? — вопрошало сознание Джека. Это какое-то совпадение, Джек…
Но увидев человека, стоящего к нему спиной у телефона-автомата, Джек понял, что никакое это не совпадение. Человек был одет в куртку, отороченную мехом, — одежда, больше подходящая для температуры градусов на десять ниже нуля. Что спереди, что сзади, невозможно было ошибиться в этих широких плечах, в этой массивной, просто громадной грудной клетке.
Человек у телефона обернулся, зажав трубку между плечом и ухом.
Джек спрятался за кирпичную стену туалета.
Он видел меня?
Нет, отвечал он сам себе. Я думаю, нет. Но…
Но Капитан Фаррен говорил, что Морган — другой Морган — учует его, как кот чует мышь. И он учуял. Из своего укрытия в том опасном лесу Джек видел белое лицо в черном окне дилижанса.
Этот Морган тоже учует его, если хватит времени. За углом послышались приближающиеся шаги. С лицом, перекошенным от страха, Джек выскользнул из своего рюкзака и сбросил его, понимая, что опоздал, что Морган сейчас завернет за угол и вцепится ему в горло, улыбаясь: Привет, Джеки. Игра окончена, не так ли, маленький негодяй?
Длинный человек в куртке с высоким жестким воротником вышел из-за угла уборной, взглянул на Джека и направился к питьевому фонтанчику.
Обратно. Он возвращается обратно. Никакого чувства вины, по крайней мере сейчас, только этот ужасный цепкий страх. Страх, странным образом смешанный с чувством облегчения и удовлетворения. Джек откинул крышку рюкзака. Вот она — бутылка Спиди, в которой осталось уже не больше дюйма пурпурной жидкости,
(ни один мальчик не нуждается в этом яде, чтобы путешествовать… Но я нуждаюсь, Спиди, я нуждаюсь!)
болтающейся на дне. Не имеет значения. Он возвращается. Его сердце заколотилось при этой мысли. Широкая праздничная улыбка сияла на лице, несмотря на серый день и сковавший его страх.
Обратно. Он возвращается обратно. Вот так.
Снова послышались шаги — на этот раз шаги дяди Моргана — не тяжелые — семенящие шаги. Страха не было. Дядя Морган его учуял, но когда он повернет за угол, то не увидит ничего, кроме разбитых бутылок и пустых пивных банок.
Джек сделал глубокий вдох — вдохнул жуткую вонь дизельного топлива и холод осеннего воздуха. Поднес бутылку к губам. Один глоток из оставшихся двух. И даже с закрытыми глазами он почувствовал, как…
Глава 16Волк
…Яркий солнечный свет ударил в закрытые веки. Через приторный аромат зелья Спиди Джек ощущал что-то еще… теплый запах животных. Еще он их слышал. Слышал, как они обходят его с обеих сторон.
Джек открыл глаза, но сначала ничего не увидел — разница в освещении была настолько разительной, будто кто-то щелкнул выключателем двухсотваттной лампы в темной комнате.
Что-то живое стремительно пролетело мимо, но оно не пугало его, как сначала решил Джек, а просто куда-то спешило.
— Эй! Эй! А ну, отойди! Отойди, сказал! Сейчас же! — Громкий, сильный удар сопровождался рассерженным ревом, что-то среднее между «БЭЭ!» и «МУУ!». — Ах, черт бы тебя побрал! Никаких сил нет на тебя! Отойди или я вышибу твои проклятые мозги!
Теперь его глаза достаточно привыкли к яркости этого почти безупречного дня Долин, и он увидел молодого великана, стоящего посреди стада животных, трущихся боками и шлепающих себя хвостами по спине, что, похоже, доставляло им огромное удовольствие. Джек поднялся, посмотрел на бутылку Спиди, в которой остался теперь лишь один глоток, и положил ее в карман. Все это время он не сводил глаз с молодого человека, стоящего к нему спиной.
Он был высок — раза в два выше Джека — и настолько широк в плечах, что те казались непропорциональными его высоте. Длинные засаленные черные волосы свисали по спине до лопаток. Его мышцы перекатывались, когда он пробирался между животными, похожими на карликовых коров. Он гнал их прочь от Джека, в сторону Западной дороги.
Даже сзади было видно, какой он жилистый человек, но что больше всего удивило Джека — это его одежда. Все, кого он встречал в Долинах (включая самого себя), носили туники, камзолы и грубые бриджи.
Этот человек был одет в брезентовый рабочий комбинезон.
Он обернулся, и Джек почувствовал, как страх сковывает все его тело, а в горле растет комок, перекрывая дыхание.
Это был Элрой-оборотень.
Погонщик скота — Элрой-оборотень.
А может, и нет.
Возможно, если бы Джек не обратил на него внимания или сразу убежал, тогда то, что случилось вслед за этим — кинотеатр, сарай, ад «Дома Солнечного Света», — никогда бы не произошло (или, может, все равно произошло, но по другой причине), но он обратил, и ужас приковал его к земле. Он был не более способен двигаться, чем олень, в глаза которому охотник направил луч фонарика.
Когда фигура в комбинезоне приблизилась, Джек подумал: Нет, Элрой не такой высокий, и плечи у него не такие широкие, и глаза у него желтые. Глаза этого человека были яркие, неправдоподобно оранжевые. И если ухмылка Элроя могла вызвать сумасшествие или смерть, то улыбка на лице этого парня была чистой, яркой и совершенно беззлобной.
Голые ступни. Большие и почти плоские пальцы сгруппированы по два и три, но их едва видно сквозь коричневую мохнатую шерсть. «Но это не копыта, как у Элроя, — подумал Джек, — это что-то среднее между заячьей и медвежьей лапой».
Когда расстояние между ним и Джеком сократилось, глаза…
(человека? чудовища?)
…сверкнули еще ярче, словно глаза затравленного охотниками волка, налетевшего на флажки. Цвет их изменился на красновато-коричневый. Но тут Джек заметил, что улыбка на его лице остается такой же доброй и дружелюбной, и понял сразу две вещи.
Первое — в этом существе нет никакой злобы, просто ни капельки.
И второе — оно медлительное. Не слабое (возможно!), но медлительное.
— Волк! — крикнул большой волосатый парень, улыбаясь во весь рот.
У него был длинный розовый язык, покрытый темными пятнами, и Джек понял, что волк — именно тот зверь, на которого похож этот парень. Не козел, а волк. Он надеялся, что не ошибся в дружелюбности существа. Если я ошибся в этом, то мне уже не придется волноваться насчет следующих ошибок… никогда больше.
— Волк! Волк! — Существо протянуло руку, и Джек увидел, что его руки тоже покрыты шерстью, только светлее и пышнее — можно даже сказать, симпатичнее. Особенно буйно она росла на пальцах, где была уже совсем белой — как пятно на лбу у лошади.
Боже мой, по-моему, оно хочет пожать мне руку!
Вспомнив слова дяди Томми, что нельзя отводить протянутую руку даже своего злейшего врага («Ты можешь убить его потом, если будет нужно, но сначала ты должен пожать ему руку», — говорил дядя Томми), Джек осторожно протянул руку в ответ, думая, что не удивится, если она тут же будет сломана… или откушена.
— Волк! Волк! Давай познакомимся! Пожмем друг другу руки! Прямо здесь и прямо сейчас! — кричал человек в комбинезоне. — Прямо здесь и прямо сейчас! Старый добрый Волк, черт бы его побрал! Прямо здесь и прямо сейчас! Волк!
Несмотря на эту взбалмошность, рукопожатие Волка было достаточно аккуратным, к тому же смягченным пышной растительностью.
Приветствие от существа в рабочем комбинезоне, которое выглядит как эскимос-переросток, а пахнет как сеновал после проливного дождя, думал Джек. Что дальше — приглашение в церковь в это воскресенье?
— Старый добрый Волк! Привет! Старый добрый Волк прямо здесь и прямо сейчас! — Волк схватил себя за длинные, торчащие почти из макушки уши и захохотал, очень довольный собой. Затем снова сгреб в свои лапы руку Джека.
На этот раз он тряс ее намного энергичнее. Вверх-вниз! Вверх-вниз. Он, казалось, нуждался в этом. Но Джек подумал, что этот чудаковатый, а возможно, просто сумасшедший молодой человек вполне может обмениваться с ним рукопожатиями до захода солнца.