говорить больше ни слова до тех пор, пока его не спросят. На мгновение мир завертелся и поплыл перед его глазами: он почувствовал, что снова переносится в Долины, только теперь Долины злые и угрожающие, их воздух наполняли облака дыма, языки огня и крики раненых животных.
Сильная, властная рука взяла его за локоть и толкнула вперед. Вместо грязи и дыма Джек ощутил тяжелый запах одеколона. Печальные серые глаза смотрели прямо ему в лицо.
— Ты был дрянным мальчишкой, Джек? Ты был очень дрянным мальчишкой?
— Нет, мы только голосовали…
— Мне кажется, ты немного заторможен, — сказал Преподобный Гарднер. — Мы уделим тебе особое внимание.
Рука отпустила его локоть, Гарднер отступил в сторону и вернул очки на глаза.
— У тебя есть фамилия?
— Паркер, — сказал Джек.
— М-да. — Гарднер сдвинул очки на лоб, сделал танцевальный полуоборот и принялся внимательно изучать Волка. Было не понятно, поверил он Джеку или нет. — По-моему, — сказал он, — ты сильный и здоровый, по крайней мере физически. Довольно крепкий. Мы здесь, конечно, найдем работу такому большому, сильному мальчику, как ты. Во служение Богу. Могу я попросить тебя последовать примеру Джека Паркера и назвать свое имя?
Джек с беспокойством посмотрел на Волка. Он тяжело дышал. Блестящая струйка слюны появилась из угла его рта и стекала по подбородку. На университетской рубашке расплывалось пятно. Волк мотнул головой, но это движение не означало отказ говорить — Волк просто отогнал муху.
— Имя, сынок? Имя? Может, тебя зовут Билл? Или Поль? Арт? Сэмми? Нет, должно быть, что-нибудь посложнее, я уверен. Возможно, Джордж?
— Волк, — сказал Волк.
— Ах, как это красиво! — Гарднер улыбнулся им обоим. — Мистер Паркер и мистер Волк. Может быть, вы проводите их внутрь, офицер Уильямс? Разве мы не рады тому, что мистер Баст уже здесь? Присутствие мистера Гектора Баста — он, кстати говоря, один из управляющих — означает, что нам, возможно, удастся снабдить обмундированием мистера Волка.
Он снова посмотрел на мальчиков поверх очков.
— Одно из правил в нашем священном «Доме» — солдаты Господа маршируют лучше, если они маршируют в форме. А Гек Баст почти такой же большой, как твой друг, Джек Паркер. Так что с точки зрения одежды и дисциплины вы обеспечены. Хорошо я придумал?
— Джек, — тихо сказал Волк.
— Что?
— У меня болит голова, Джек. Очень болит!
— Вас беспокоят головные боли, мистер Волк? — Преподобный Гарднер подплыл к Волку и нежно взял его за руку. Волк выдернул руку назад; его лицо инстинктивно скривилось от отвращения. Одеколон, понял Джек. Тяжелый, удушливый запах, должно быть, казался хуже аммиака чувствительному носу Волка. — Не обращай внимания, сын мой, — сказал Гарднер, казалось, задетый поведением Волка. — Мистер Баст и мистер Зингер, второй управляющий, посмотрят, что у тебя с головой. Фрэнк, по-моему, я просил вас проводить их в «Дом».
Офицер Уильямс отреагировал на это так, словно его кольнули булавкой пониже спины. Его лицо еще больше покраснело, и он поволок свое грузное тело к двери.
Гарднер снова перевел взгляд на Джека, и мальчик понял, что щегольская внешность и манерное поведение — всего лишь результат самолюбования; человек в белом был холодным и сумасшедшим внутри. Тяжелая золотая цепочка свисала с его рукава, обвивая большой палец. Джек услышал свист плетки, разрезающей воздух, и в этот момент узнал эти темные серые глаза.
Гарднер был двойником Осмонда.
— Входите, дети мои, — сказал Гарднер и с легким поклоном открыл перед ними дверь.
— Кстати, мистер Паркер, — сказал Гарднер, как только они вошли, — мы не могли с вами встречаться раньше? Ваше лицо мне очень знакомо.
— Не знаю, — сказал Джек, со странным интересом оглядывая интерьер «Дома».
Длинные диваны, покрытые темно-синей материей, стояли около стены на зеленом ковре. У стены напротив располагались два массивных, с кожаным верхом стола. Прыщавый подросток сидел за одним из них, тупо уставившись в экран телевизора, где телевизионный священник проклинал рок-н-ролл. Мальчик, сидевший за соседним столом, резко выпрямился и агрессивно посмотрел в сторону Джека. Он был худощав и темноволос, его узкое лицо говорило об уме и скверном характере. К карману его белого, под горло, свитера была прикреплена табличка с именем: «ЗИНГЕР».
— Но мне все-таки кажется, что мы с тобой где-то уже встречались. Я уверяю тебя, я помню — я никогда ничего не забываю — лицо любого мальчика, с которым я хоть раз встречался. Ты раньше был здесь, Джек?
— Я никогда вас раньше не видел.
В другой стороне комнаты с синего дивана поднялся здоровый парень. Он внимательно наблюдал за происходящим. Его руки нервно блуждали с пояса в карманы джинсов и обратно. Он был ненамного ниже Волка, а веса в нем было, пожалуй, не менее трехсот фунтов. На щеках и на лбу горел яркий румянец. По всей видимости, это и был Баст.
— Ладно, может быть, я вспомню позже, — сказал Гарднер. — Гек, подойди сюда и помоги нашим новичкам разобраться, что к чему.
Баст, отдуваясь, шагнул к ним. Он едва не врезался в Волка, но прямо перед его носом сделал шаг в сторону, пыхтя при этом еще сильнее; если бы Волк открыл глаза, чего он не сделал, то увидел бы похожий на лунную поверхность лоб Баста и маленькие медвежьи глазки, смотрящие на него из-под густых бровей; Баст повернулся к Джеку, сказал «привет» и протянул ему руку. Затем указал в сторону стола.
— Регистрация. Ее проходят для стирки белья, — объяснил Гарднер. И с лучезарной улыбкой обратился к Джеку. — Джек Паркер, — сказал он спокойно, — мне интересно, кто ты на самом деле, Джек Паркер. Баст, выверни ему карманы!
Баст ухмыльнулся.
Гарднер повернулся и зашагал к притихшему Фрэнку Уильямсу, резким движением вытащил из кармана длинный кожаный бумажник. Джек увидел, как он отсчитал деньги и вложил их в руку полицейского.
— Эй, сопляк! — сказал мальчик за столом, и Джек обернулся. Мальчик играл карандашом. Улыбка на его лице скрывала то, что показалось Джеку настоящей злостью — врожденной яростью. — Он умеет писать?
— Сомневаюсь, — сказал Джек.
— Тогда распишись за него. — Зингер придвинул к нему два бланка. — Вверху печатными, внизу прописными. Там, где галочки.
Он откинулся на спинку кресла, сунул карандаш в зубы и уставился в угол. Джек предположил, что эту позу он перенял у Преподобного Гарднера.
«ДЖЕК ПАРКЕР», — изобразил он, затем нацарапал что-то подобное внизу. «ФИЛИПП ДЖЕК ВОЛК». Закорючка, еще меньше похожая на его настоящую роспись.
— Теперь вы находитесь под опекой штата Индиана и будете в таком положении ближайшие тридцать дней… Если не решите остаться здесь подольше. — Зингер убрал бумаги. — Вы…
— Решим? Что ты имеешь в виду — решим?
На щеках Зингера выступил румянец. Он наклонил голову и попытался улыбнуться.
— Вы, наверное, не знаете, что около шестидесяти процентов детей находятся здесь по собственному желанию. И вы сможете остаться здесь, если захотите.
Джек пытался не придавать своему лицу никакого выражения.
Зингер слишком широко открыл рот и заглотнул крючок. Теперь нужно осторожно тянуть.
— Это очень хорошее место, и, если я от кого-нибудь услышу хоть одно плохое слово о нем, я опрокину ему на голову ведро с дерьмом. Это — лучшее место на свете! И еще я тебе скажу: у тебя нет выбора. Ты должен полюбить «Дом Солнечного Света». Ты меня понимаешь?
Джек кивнул.
— А он? Он понимает?
Джек посмотрел на Волка, который только моргал и шумно дышал ртом.
— Думаю, да.
— Вот и хорошо. Вы будете спать на соседних койках. Подъем в пять утра, в это время у нас молитва. Работа в поле до семи, затем завтрак в столовой. Потом снова в поле до полудня, в полдень — чтение Библии. Каждый потом должен все пересказать, так что получше вдумывайся в то, что читаешь. Никаких развлечений до тех пор, пока все не усвоишь. И побольше работай после завтрака. — Он строго посмотрел на Джека. — Ты не думай, что сможешь бездельничать в «Доме Солнечного Света». Пребывание здесь одного человека стоит государству пятьдесят центов в час. Это значит, что ты должен отрабатывать пять долларов в день — тридцать долларов в неделю. Воскресенье мы проводим в молитвах, кроме одного часа — когда Преподобный Гарднер читает проповедь.
Краска снова вспыхнула под кожей его лица, и Джек кивнул, чувствуя, что должен это сделать.
— Если ты встанешь на путь истинный и будешь разговаривать как разумный человек, чего не могут большинство людей, получишь категорию «С» — свободный. У нас уже есть двое таких — один продает на улице цветы и книги с проповедями Преподобного Гарднера, другой работает в аэропорту. В любом случае у вас есть тридцать дней, чтобы повернуть свои мысли в правильном направлении и осознать, какой грязной, пустой и бессмысленной была ваша жизнь до тех пор, пока вы не пришли сюда. — Зингер встал, его лицо стало багровым, как осенний лист. Пальцами он упирался в крышку стола. — Выверни карманы. Прямо сейчас.
— Прямо сейчас и прямо здесь, — пробормотал Волк, как будто заучивая наизусть.
— Выверни карманы! — крикнул Зингер. — Я хочу видеть, что в них лежит!
Баст подошел к Волку. Преподобный Гарднер, проводив взглядом машину Фрэнки Уильямса, направился к ним.
— Личные сбережения тянут наших мальчиков назад, — объяснил Гарднер Джеку. — Разрушают душу. Но мы нашли одно действенное средство.
— Выверни свои карманы! — заорал Зингер теперь в самой настоящей ярости.
Джек вынул все, что приобрел за время пребывания на дороге. Красный носовой платок жены Элберта Паламаунтина, который она дала ему, увидев, что он вытирает нос рукавом, две коробки спичек, все деньги, которые были у него, шесть долларов и сорок два цента, ключ от номера в «Альгамбре». Еще в кармане осталось три предмета, которые он надеялся сохранить.
— Рюкзак вас тоже интересует?